Чи-Ну

Средний танк Тип 3, «Чи-Ну»
Классификация	средний танк
Боевая масса, т	18,8
Компоновочная схема	трансмиссионное отделение спереди, моторное сзади
Экипаж, чел.	5
История
Годы производства	1943—1945
Годы эксплуатации	1943 — 1960-е
Количество выпущенных, шт.	от 60 до 166, по различным источникам
Основные операторы
Размеры
Длина корпуса, мм	5730
Длина с пушкой вперёд, мм	6500
Ширина корпуса, мм	2330
Высота, мм	2610
Клиренс, мм	400
Бронирование
Тип брони	стальная катаная гомогенная
Лоб корпуса (верх), мм/град.	50 / 15°
Лоб корпуса (середина), мм/град.	12 / 79°
Лоб корпуса (низ), мм/град.	50 / 20°
Борт корпуса (верх), мм/град.	20 / 30°
Борт корпуса (низ), мм/град.	25 / 0°
Корма корпуса (верх), мм/град.	20 / 0°
Корма корпуса (низ), мм/град.	20 / 20°
Днище, мм	8,5 / 60—90°
Крыша корпуса, мм	12 / 79—90°
Лоб башни, мм/град.	50 / 12°
Маска орудия, мм/град.	50
Борт башни, мм/град.	25 / 10°
Корма рубки, мм/град.	25 / 0°
Крыша башни, мм	12 / 79—90°
Вооружение
Калибр и марка пушки	75-мм Тип 3
Тип пушки	нарезная
Длина ствола, калибров	38,44
Боекомплект пушки	55
Углы ВН, град.	−10…+15°
Прицелы	телескопический
Пулемёты	1—2 × 7,7-мм Тип 97
Подвижность
Тип двигателя	V‑образный 12‑цилиндровый четырёхтактный дизельный воздушного охлаждения
Мощность двигателя, л. с.	240
Скорость по шоссе, км/ч	39
Запас хода по шоссе, км	210
Удельная мощность, л. с./т	12,58
Тип подвески	подвеска Хара
Удельное давление на грунт, кг/см²	0,77
Преодолеваемый подъём, град.	30—35°
Преодолеваемый ров, м	2,5
Преодолеваемый брод, м	1,0

Средний танк 3 Типа «Чи-Ну» (яп. 三式中戦車) — японский средний танк времён Второй мировой войны. Был создан в 1943 году как дальнейшее развитие танка «Чи-Хе», отличаясь от него новым, более мощным, 75-мм орудием в новой башне. Наиболее совершенный серийный японский танк Второй мировой. Всего за время серийного выпуска было произведено, по разным данным, от 60 до 166 танков «Чи-Ну». В боевых действиях они участия не принимали, поскольку поступали в части, предназначенные для обороны Японских островов от так и не состоявшейся высадки войск США. После войны «Чи-Ну» состояли на вооружении Сил самообороны Японии до смены более совершенной техникой в 1960-х годах.

История создания и производства

Средний танк Тип 1 «Чи-Хе», запущенный в производство в 1943 году, явился значительным шагом вперёд по сравнению с более ранними Тип 97 «Шинхото Чи-Ха», получив противоснарядное бронирование, более совершенную конструкцию корпуса, более современные средства связи и лучшее распределение функций экипажа за счёт трёхместной башни. Однако и он стал лишь частичным решением проблемы, поскольку был по-прежнему вооружён лишь 47-мм пушкой Тип 1, которая устарела с появлением у США на Тихоокеанском ТВД к 1943 году в значительных количествах танков M4 «Шерман», против лобовой брони которых она была почти бесполезна. Вдобавок её осколочный снаряд обладал сравнительно невысокой эффективностью.

В качестве средства повысить огневую мощь японских танков была выбрана 75-мм полевая пушка Тип 90, являвшаяся модернизированным вариантом производившейся по лицензии французской пушки фирмы «Шнейдер». Для её размещения на «Чи-Хе» была разработана новая, увеличенная башня изменённой формы, без кормового пулемёта, бывшего стандартным для всех более ранних японских танков. Модернизированный таким образом «Чи-Хе» получил по японской системе классификации бронетехники обозначение Средний танк Тип 3 (2603) или «Чи-Ну» («средний десятый»).

Однозначных данных о серийном выпуске «Чи-Ну», как и о большинстве японской бронетехники, нет, в связи с тем, что значительное количество документации было уничтожено в конце войны. По одним источникам, серийный выпуск «Чи-Ну» начался в середине 1943 года, по другим же — лишь в сентябре 1944 года, и продолжался вплоть до конца войны. Объёмы выпуска были сравнительно невелики, вследствие сложностей с поставками сырья и разрушения японской промышленности, вызванного воздушными бомбардировками США. Часть источников, базирующихся на данных США, полученных после войны, приводит цифру в 60 произведённых танков. Другие источники, основывающиеся на более поздних исследованиях японских архивных данных, приводят бо́льшие цифры, такие как 144 и даже в 166 выпущенных к окончанию войны «Чи-Ну».

С запуском «Чи-Ну» в производство, его развитие не закончилось. Строились планы по его перевооружению более мощной 75-мм пушкой Тип 5 с длиной ствола в 56,4 калибра, аналогичной устанавливавшейся на так и не запущенном в серийное производство среднем танке «Чи-То». Орудие должно было устанавливаться либо в незначительно переработанной старой, сварной башне, либо в новой, литой, по форме аналогичной сварной, однако за стадию проекта перевооружение «Чи-Ну» так и не вышло.

• Chi-Nu production line.jpg

  «Чи-Ну» на сборочной линии

• Chi-Nu assembly 2.jpg

  Установка трансмиссии в корпус «Чи-Ну»

• Chi-Nu assembly 1.jpg

  «Чи-Ну» на завершающем этапе сборки

Описание конструкции

«Чи-Ну» отличался от своего предшественника, «Чи-Хе», в основном лишь новой башней с более мощным орудием, остальные системы танка существенным переработкам не подверглись. При этом «Чи-Ну», как и «Чи-Хе», унаследовал от «Чи-Ха» и «Шинхото Чи-Ха» без серьёзных изменений значительную часть узлов и применённых на них конструктивных решений.

Танк имел стандартную для японских танков того периода компоновку, с размещением двигательной установки в корме, а трансмиссионного отделения — в лобовой части машины. Экипаж танка состоял из пяти человек — водителя и стрелка-радиста, располагавшихся в отделении управления, и наводчика, заряжающего и командира, находившихся в трёхместной башне.

Броневой корпус и башня

Броневой корпус «Чи-Ну» существенным изменениям по сравнению с «Чи-Хе» не подвергся и по-прежнему представлял собой усовершенствованный корпус «Чи-Ха» с упрощённой для производства конструкцией и усиленным лобовым бронированием. Незначительно доработано было лишь боевое отделение, на которое теперь устанавливалась новая, более крупная башня.

Броневой корпус и башня «Чи-Ну» собирались из плоских катаных плит и листов гомогенной стали, толщиной от 8,5 до 50 мм. Детали собирались в основном при помощи сварки, однако всё ещё широко применялось также болтовое и заклёпочное соединение. С внутренней стороны корпус «Чи-Ну» снабжался подбоем из асбестовых листов, служившим как для повышения пожарной безопасности, так и для смягчения ударов экипажа о броню при движении танка.

Бронирование «Чи-Ну» — дифференцированное, противопульно-противоснарядное. Лобовая часть корпуса — ступенчатая, образованная верхней и нижней броневыми плитами толщиной 50 мм, расположенными под углом 15 и 20 градусов к вертикали, соответственно, и средним листом толщиной 12 мм, расположенным под углом в 79 градусов к вертикали. Нижняя часть бортов, а в кормовой части корпуса — весь борт — вертикальные бронеплиты толщиной 25 мм, в верхней части бортов имелись надгусеничные полки, борта которых состояли из 20-мм бронеплит, расположенных под углом до 30°. Корма корпуса собиралась из бронеплит толщиной, по разным данным, 20 или 30 мм), вертикальной верхней и расположенной под углом в 20 градусов нижней. Крыша корпуса состояла из 12-мм, а днище корпуса — из 8,5-мм броневых листов.

Башня «Чи-Ну» — трёхместная, выраженной шестигранной в плане формы, с развитой кормовой нишей. По конструкции башня была аналогична корпусу. Лобовая броневая плита башни, толщиной 50 мм, была расположена под углом в 12° к вертикали. Расположенные под углом в 10° борта башни и вертикальная корма собирались из 25-мм броневых плит, броневые листы крыши башни имели толщину в 12 мм.

Для посадки и высадки экипажа служили два люка в крыше башни и один — в её левом борту, механик-водитель и стрелок-радист собственных посадочных люков не имели. Кроме того, в правом борту башни имелся пистолетный порт, а в её корме — ещё один люк, служивший для демонтажа орудия. Для доступа к двигателю служили несколько люков в крыше моторного отделения, а для доступа к агрегатам трансмиссии — два люка в средней лобовой детали.

Вооружение

Основным вооружением «Чи-Ну» являлась 75-мм танковая пушка Тип 3, созданная на основе полевой пушки Тип 90. Пушка Тип 3 имела длину ствола 38,44 калибра / 2883 мм, а начальная скорость её бронебойного снаряда составляла 680 м/с. Противооткатные устройства пушки Тип 3 были без изменений заимствованы от полевого орудия и размещались под стволом, будучи вынесены за пределы башни и прикрыты броневым кожухом. В отличие от более ранних моделей, на «Чи-Ну» пушка размещалась в установке, позволявшей её наведение без поворота башни только в вертикальной плоскости, в пределах −10…+15°, при помощи винтового механизма. Боекомплект орудия состоял из 55 унитарных выстрелов, размещённых в укладках в кормовой нише башни и на полу боевого отделения.

Боеприпасы 75-мм танковой пушки Тип 3
Тип снаряда	Марка	Масса выстрела, кг	Масса снаряда, кг	Масса ВВ, г	Дульная скорость, м/с
бронебойный остроголовый	Тип 95		6,60	65	680
осколочно-фугасный	Тип 90		6,34	540	523

Таблица бронепробиваемости для 75-мм танковой пушки Тип 3, в мм
Снаряд \ Расстояние, м	25	100	250	500	1000	1500	2000
Бронебойный (угол встречи 0°)	95	91; 90	88	82	70; 65	58	48
Следует помнить, что в разное время и в разных странах использовались различные методики определения бронепробиваемости. Как следствие, прямое сравнение с аналогичными данными других орудий часто оказывается невозможным.

Вспомогательное вооружение «Чи-Ну» состояло из 7,7-мм пулемёта Тип 97, размещённого слева в верхней лобовой детали корпуса. Пулемёт располагался в стандартной для японских танков установке, на вертикальных и горизонтальных цапфах, прикрытой полусферическим броневым щитком, порой в литературе ошибочно именуемой шаровой. Боекомплект пулемёта составлял 3680 патронов. Башенный пулемёт отсутствовал, однако на зенитной турельной установке на крыше башни мог размещаться ещё один пулемёт Тип 97.

Средства наблюдения и связи

Средства наблюдения «Чи-Ну» не претерпели принципиальных изменений по сравнению с «Чи-Ха». Основным средством наблюдения за местностью служили простые смотровые щели, закрытые многослойным защитным стеклом. Две из смотровых щелей размещались в верхнем лобовом листе, напротив мест механика-водителя и стрелка, ещё две — в лобовых скулах верхней части корпуса. По одной смотровой щели находилось в бортовом башенном люке и крышке пистолетного порта, кроме того, четыре смотровых щели имелись в командирской башенке. Конструкция смотровых приборов позволяла быструю смену защитных стёкол в случае их повреждения. В небоевой обстановке механик-водитель мог также использовать для наблюдения смотровой люк в верхней лобовой детали корпуса. Командир танка также имел в своём распоряжении перископический панорамный наблюдательный прибор, а водителю в небоевой обстановке для лучшего обзора мог служить смотровой люк в верхнем лобовом листе.

Как и «Чи-Хе», все «Чи-Ну» оборудовались радиостанцией.

Двигатель и трансмиссия

На «Чи-Ну» устанавливался V-образный 12-цилиндровый четырёхтактный дизельный двигатель воздушного охлаждения «Мицубиси» Тип 100 (яп. 一〇〇式発動機), мощностью 240 л. с. при 2000 об/мин. Два топливных бака располагались в моторном отделении, под двигателем.

Трансмиссия «Чи-Ну», как и «Чи-Хе», по сравнению с «Чи-Ха» заметных изменений не претерпела. В её состав входили:

• Многодисковый главный фрикцион сухого трения, установленный на двигателе.
• Первичный редуктор, служивший для возможности более низкого размещения карданной передачи.
• Карданный вал.
• Четырёхступенчатая (восьмискоростная) механическая коробка передач с демультипликатором, расположенная в лобовой части танка, в отделении управления.
• Два двухступенчатых механизма поворота, каждый из которых состоял из планетарного редуктора, блокировочного фрикциона, опорного и остановочного тормозов. Механизмы поворота располагались по обе стороны от коробки передач, частично в вынесенных за пределы корпуса броневых кожухах.

Ходовая часть

Ходовая часть «Чи-Ну» была унаследована им от «Чи-Ха» без существенных изменений. С каждого борта она состояла из шести опорных катков, трёх поддерживающих катков, ведущего колеса и ленивца. Все катки — литые. Подвеска опорных катков смешанная, первый и последний катки имели индивидуальную подвеску, в то время как средние были сблокированы попарно. Подвеска всех опорных катков — системы Хара. Балансиры крайних и тележки средних катков были при помощи рычагов соединены с цилиндрическими пружинами, закреплёнными горизонтально на бортах корпуса снаружи. Пружины подвески тележек при этом укрывались броневыми кожухами. Опорные катки обрезиненные; крайние катки — цельные одинарные, хотя и имели сдвоенный профиль, средние катки — сдвоенные. Крайние поддерживающие катки — сдвоенные, центральные — одиночные, расположенные только с внутренней половины гусеницы.

Гусеницы «Чи-Ну» — стальные, одногребневые, цевочного зацепления, каждая из 96 литых траков шириной 330 мм.

Использовался

• Япония Япония
  • Императорская армия Японии
  • Наземные силы самообороны Японии

Эксплуатация и боевое применение

Выпущенные «Чи-Ну» поступали, вместе с «Чи-Хе» и другими новыми образцами бронетехники, в 4-ю танковую дивизию. Эта часть, сформированная в 1943 году, до окончания войны находилась в Японии и в боевых действиях участия не принимала. В некоторых источниках содержатся упоминания о применении «Чи-Ну» в боях за Окинаву в марте — июне 1945 года, однако в большинстве современной литературы эта версия не поддерживается. Отсутствие какой бы то ни было информации об этом, как и о «Чи-Ну» в целом, в рапортах военной разведки США, полученных уже после битвы за Окинаву, в июле — августе того же года, говорит также не в пользу этой версии, поскольку появление нового, настолько сильно отличавшегося от привычных «Шинхото Чи-Ха», танка едва ли прошло бы незамеченным. Так или иначе, сколько-нибудь заметного влияния на ход боевых действий «Чи-Ну» не оказал.

После капитуляции Японии «Чи-Ну» были частично пущены на слом, но большая их часть поступила впоследствии на вооружение Сил самообороны Японии и длительное время использовалась ими, наряду с более старыми машинами, такими как «Шинхото Чи-Ха» и «Чи-Хе», а также американскими M24 «Чаффи». Сняты они с вооружения были только к 1960-м годам, с началом массового производства более современных танков Тип 61.

Оценка машины

Конструкция и потенциал развития

«Чи-Ну», ставший результатом длительного развития спроектированного ещё в конце 1930-х годов «Чи-Ха», отличался вполне традиционной для японских танков того периода конструкцией, сочетавшей в себе как сравнительно прогрессивные, так и устаревшие или неудачные решения.

Компоновка «Чи-Ну», с расположением моторного отделения в кормовой части корпуса, а трансмиссионного — в лобовой, обеспечивала ему значительный для сравнительно компактной машины объём боевого отделения, лучшее распределение нагрузки на подвеску и более простое по сравнению с танками классической компоновки переключение передач. При этом благодаря применению редуктора, пускавшего карданный вал параллельно днищу корпуса, общую высоту последнего удалось сохранить сравнительно небольшой, особенно по сравнению с танками США аналогичной компоновки. В то же время размещение трансмиссии и ведущих в лобовой, более подверженной обстрелу противника, части корпуса повышало их уязвимость, а расположенные в средней лобовой детали люки доступа к трансмиссии ещё более снижали защищённость танка. При этом, несмотря на значительную длину боевого отделения, его полезный объём снижался небольшой шириной корпуса, затруднявшей установку на него башни достаточных размеров. Всё это, в сочетании с перегруженностью шасси, изначально рассчитанного на 15-тонный «Чи-Ха», привело к тому, что хотя «Чи-Ну» и стал полноценным средним танком, резервов для превращения его в соответствующую требованиям времени к защищённости и вооружению машину уже не осталось. Для этого японским конструкторам пришлось разработать «Чи-То», который, хотя и сохранял в себе многие из применённых на предшественнике конструкторских решений, был создан фактически заново и по своей массе относился уже совершенно к другой категории.

Несмотря на довольно удачную конструкцию моторно-трансмиссионной группы и отдельные удачные решения, «Чи-Ну» отличался общей устарелостью конструкции. Так, корпус и башня, несмотря на частичное применение сварки, всё ещё в значительной степени собирались при помощи клёпки. Приборы наблюдения и прицеливания отличались примитивностью и низким качеством. Традиционная для японских танков того периода подвеска системы Хара отличалась плавностью хода и хорошей ремонтопригодностью, однако имела и ряд недостатков, таких как недостаточная защищённость узлов подвески, значительная масса неподрессоренных элементов и медленное гашение продольных колебаний корпуса. Столь же традиционный отказ от спаренной с пушкой установки башенного пулемёта привёл к тому, что «Чи-Ну» оказался вовсе его лишён, поскольку разместить его в корме башни, как на более ранних машинах, стало невозможно.

Вооружение и защищённость

По уровню броневой защиты «Чи-Ну» в целом не уступал танкам своей весовой категории, но по меркам 1943 года, для среднего танка оно являлось явно недостаточным.

Бронирование «Чи-Ну» было противоснарядным лишь в лобовой проекции; при этом даже там его толщина не превышала 50 мм и расположено оно было без рациональных углов наклона. Это обеспечивало сколько-нибудь надёжную защиту лишь от снарядов калибром не более 45 мм, тогда как даже 75-мм пушка «Шермана» или 76-мм пушка Т-34, не говоря уже о более мощных орудиях, обеспечивали уверенное пробитие лобовой брони «Чи-Ну» на дистанции в 1 км, а при удачном попадании — и большей. Впрочем, лёгкие противотанковые орудия, например, 37-мм M3, использовались на Тихоокеанском театре военных действий вплоть до самого конца войны, так что полностью актуальности бронирование «Чи-Ну» не утратило.

Бортовое и кормовое же бронирование «Чи-Ну» обеспечивало полную защиту лишь от огня крупнокалиберного пулемёта, на некоторых дистанциях также — крупнокалиберных противотанковых ружей и малокалиберных автоматических пушек. Уже пушки калибром 37 мм, такие как M3, обеспечивали уверенное поражение бортов и кормы «Чи-Ну» практически на всех дистанциях прицельной стрельбы. Вдобавок 8,5-мм бронелисты днища, в лобовой и кормовой оконечностях расположенные под углом в 60° к вертикали, хотя и были в условиях поля боя в значительной степени укрыты складками местности, при определённых условиях могли становиться уязвимыми местами, пробивавшимися даже крупнокалиберным пулемётом.

И без того невысокая броневая защита дополнительно снижалась рядом факторов. Смотровой люк водителя, люки доступа к агрегатам трансмиссии и пулемётная установка существенно снижали и без того невысокую снарядостойкость лобовой части корпуса. Дополнительно снижало защищённость и невысокое качество японской брони в сочетании с клёпаным соединением части деталей корпуса и башни. При снарядном, а порой и при пулевом обстреле, деформация броневых плит могла приводить к тому, что заклёпки отскакивали внутрь корпуса, становясь опасными поражающими элементами даже в том случае, если броня успешно отражала попавшую в неё пулю или снаряд.

75-мм орудие «Чи-Ну» по баллистике было примерно аналогично 76-мм пушке Т-34 или 75-мм пушке «Шермана». В то же время её эффективность существенно снижалась низким качеством приборов прицеливания, а орудие «Шермана», вдобавок, оборудовалось стабилизатором в вертикальной плоскости, многократно повышавшим точность стрельбы с ходу. Ограниченным был и ассортимент боеприпасов японской пушки, в котором отсутствовали подкалиберные или кумулятивные снаряды; обычно в боекомплект «Чи-Ну» входили только бронебойные и осколочно-фугасные снаряды.

75-мм пушка «Чи-Ну» в 1944 году позволяла ему бороться с современными ему средними танками, такими как Т-34 или «Шерман», но обеспечивала пробитие их лобовой брони лишь на сравнительно близких дистанциях, что ставило «Чи-Ну» с его более тонкой лобовой бронёй в невыгодное положение в случае реального боевого столкновения. При этом против лобового бронирования танков нового поколения, появившихся к 1945 году, таких как Т-44 или M26, пушка «Чи-Ну» была практически бессильна.

Надёжность и технологичность

«Чи-Ну» был создан на базе отработанного в производстве «Чи-Ха», почти все его системы были отработаны на других образцах вооружения и длительное время находились в серийном производстве. При этом ещё на «Чи-Хе» часть узлов танка, в частности, чрезмерно сложная форма корпуса «Чи-Ха», были ещё более упрощены и приспособлены к условиям массового производства. Всё это обеспечивало «Чи-Ну» сравнительно высокую технологичность, хотя ряд применённых на нём конструкторских решений и признавался специалистами неудачным в этом отношении.

Характерное для японских танков того периода предельное упрощение конструкции повышало надёжность «Чи-Ну» и удешевляло его производство, однако порой это упрощение переходило в примитивизм, что отрицательно сказывалось на боевых качествах танка. При этом японским конструкторам удалось обеспечить «Чи-Ну» надёжную работу моторно-трансмиссионной группы — одной из наиболее часто становящихся проблемными систем танка. В то же время повышенная нагрузка на отдельные узлы, в частности на двигатель и подвеску, снижала их ресурс и в конечном счёте надёжность машины.

Аналоги

По своим массе и боевым характеристикам, «Чи-Ну» находился на нижней границе категории средних танков. Условными его аналогами можно считать поздние модификации германского PzKpfw III, шведский Strv m/42 и венгерский 40M «Туран». PzKpfw III, вооружённый 50-мм пушкой KwK 39 или короткоствольной 75-мм пушкой KwK 37, уступал «Чи-Ну» в огневой мощи, но несколько превосходил в бронировании. Кроме того, германский танк имел преимущество за счёт значительно более совершенных приборов наблюдения и прицеливания, а также лучших условий работы экипажа по сравнению с ужатой японской машиной. Strv m/42 также несколько уступал «Чи-Ну» в огневой мощи, но превосходил в бронировании, однако имел серьёзный недостаток в виде двухместной башни. «Туран» был наиболее близок к «Чи-Ну» по большинству показателей, но имел намного более слабое вооружение, состоявшее из 40-мм пушки.

Аналогичную «Чи-Ну» массу имел и американский M24 «Чаффи», хотя он и относился к лёгким танкам по своему назначению. Будучи примерно равноценен японскому танку по вооружению и бронированию, «Чаффи» отличался лучшей подвижностью и маневренностью, имел лучшие условия работы экипажа и более совершенные приборы наблюдения, прицеливания и связи.

Другие средние танки того периода, такие как M4 «Шерман», существенно превосходили «Чи-Ну» как по массе, так и по своим боевым характеристикам. Хотя «Чи-Ну» и мог противостоять «Шерману» на равных, последний имел над ним явное преимущество за счёт более мощного бронирования и общего совершенства конструкции. Вместе с тем, «Чи-Ну» имел несколько лучшую подвижность и значительно лучшую проходимость, чем 30-тонный «Шерман», что в условиях Тихоокеанского театра военных действий играло значительную роль.

Где можно увидеть

До нашего времени сохранился по меньшей мере один танк «Чи-Ну», находящийся в музее Сил самообороны Японии в Цутиуре.

«Чи-Ну» в сувенирной и игровой индустрии

По причине относительно малой известности и полного или почти полного отсутствия боевого применения, «Чи-Ну» слабо отражён в компьютерных играх, однако встречается, в частности, в игре Sudden Strike 2, а также с 2013 года представлен в игре World of Tanks в двух вариантах — базовый «Чи-Ну» и усовершенствованный «Чи-Ну Кай», укомплектованный башней от танка «Чи-То» с 75-мм орудием Type 5. В модельной индустрии он представлен также сравнительно слабо. Масштабные модели «Чи-Ну» в масштабе 1:35 выпускаются японской фирмой Fine Molds, в масштабе 1:76 его смоляные модели выпускаются также фирмой Ostmodels. В России модель «Чи-Ну» в масштабе 1/72 была выпущена в серии «Танки мира. Коллекция» от издательства «Мир моделей» в конце декабря 2014 года под № 8.

Литература

• С. Федосеев. Средний танк «Чи-Ха». — М.: Моделист-конструктор, 1998. — 32 с. — (Бронеколлекция № 5 (20) / 1998).
• С. Федосеев. Бронетанковая техника Японии 1939—1945 гг. — М.: Моделист-конструктор, 1995. — 32 с. — (Бронеколлекция № 3 / 1995).
• A. M. Tomczyk. Japońska broń pancerna. — Gdańsk: AJ Press, 2002. — Vol. 2 — Japońska broń pancerna w latach 1939—1942. — 121 p. — (TankPower № 10). — ISBN 8-37237-111-3.
• A. M. Tomczyk. Japońska broń pancerna. — Gdańsk: AJ Press, 2005. — Vol. 4 — Czołgi średnie z lat 1943—1945. — 121 p. — (TankPower № 12). — ISBN 8-37237-167-9.
• Leland Ness. Jane’s World War II Tanks and Fighting Vehicles — The Complete Guide. — London: HarperCollins Publishers, 2002. — 237 p. — (Jane’s Information Group). — ISBN 0-00711-228-9.
• Military Intelligence Division, War Departament. Japanese Tank and Antitank Warfare. — Washington, DC: United States Government Printing Office, 1945. — 215 p. — (Special Series № 34).
• T. Larkum, A. Kelly. Preserved Japanese Tanks. — Northampton: Armour Archive Publications, 2000. — 34 p. — (Preserved Tanks By Nationality Series). — ISBN 0-9523293-.
• S. J. Zaloga. Tank Battles of the Pacific War 1941—1945. — Tsuen Wan: Concord Publications, 1995. — 72 p. — (Armor at War Series № 7004). — ISBN 9-62361-607-4.
• Ю. Спасибухов. Японский танк «Шинхото Чи-Ха» // Танкомастер. — М., 1999. — № 6. — С. 14—24.
• 日本陸軍 一式/三式中戦車 // Ground Power (グランド・パワー). — Tokyo, 1998. — № 11 (54). — P. 83—101.

Ссылки

• [www.bekkoame.ne.jp/~bandaru/deta024a.htm 三式中戦車（チヌ）] (яп.). — подробные ТТХ и история «Чи-Ну». Проверено 29 марта 2008. [www.webcitation.org/5w9Vu9n9f Архивировано из первоисточника 31 января 2011].

Отрывок, характеризующий Чи-Ну

(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.