Чобручи

Село Чобручи Чобручиу Страна Приднестровская Молдавская РеспубликаПриднестровская Молдавская Республика Район Слободзейский Координаты 46°41′00″ с. ш. 29°44′20″ в. д.46.68333° с. ш. 29.73889° в. д. / 46.68333; 29.73889    Площадь 6,4 км² Высота центра 6-10 м Тип климата умеренный Население 7176 человек (2004) Часовой пояс UTC+2 Телефонный код +373 557 ----- Почтовый индекс MD-5715

Чо́бручи (молд. Чо́бручиу, укр. Чо́бручи)  — село в Слободзе́йском районе непризнанной Приднестровской Молдавской Республики на левом берегу Днестра, вблизи города Слободзея.

Название

Существует несколько версий происхождения названия села Чобручи. В частности «...известна легенда о том, как на берегу Днестра поселился ка­зак Михаил Чубурча и основал село Чубурча (Чоб­ручи)». По другой версии, которую приводит в своей монографии венгерский академик Ш. Сатма­ри, название «Чобручи» произошло от славянского слова «обручи» - оно свидетельствует о том, что жители села культивировали виноград и занима­лись бондарным делом. По третьей версии назва­ние села произошло также от слова «обручи», одна­ко смысл его заключается в ином: дело в том, что во время наводнений (если смотреть со стороныСлободзеи) село оказывалось окруженным водой, как будто опоясанное обручем. Существует еще одна версия, по которой не­сколько семей из правобережного села Чобручи, скрываясь от турецких властей, перешли Днестр и обосновались на нынешнем местонахождении лево­бережных Чобруч. Данная версия вполне может быть принята, если учесть, что правобережные Чоб­ручи были основаны раньше и впервые упомина­ются еще в 1484 г., а возникновение сел-дублеров характерно для Поднестровья XVIII в. Таким обра­зом, резонно и вполне очевидно заимствование это­го названия. Опираясь на некоторые документы, мож­но предположить, что в XVI-XVIII вв. село было городом или местечком и носило название «Тубор-ча», «Тубарча», «Чиверча», «Чиберца», «Чебручь», «Чобручи». В основу названия села, вполне воз­можно, положена отуреченная форма молдавского слова «cioburi» (черенки). Данное название означает, что молдаване так называли территорию прежнего поселения, на которой после набегов, пожаров, разложения, со временем сохранились только красные черенки глиняной утвари. Особенно это заметно и впечатляет после вспахивание и боронование земли.

История возникновения села

История возникновения села Чобручи уходит корнями в средневековье. В «Книге большого чер­тежа» е 20 верстах ниже по Днестру расположен град Туборча. На карте Польши Вячеслава Гродец-кого XVI в. на реке Днестр обозначены города Соро­ки, Устья (в низовьях Реута), Тигина, а также пра­вобережный и левобережный грады Туборча. Город Туборча, по-видимому, упоминается в русском ле­тописце Даниловича под 1405 г., где говорится: «И настигли княгиню Александру в татарской земле, на месте называемом Чиверча (иначе Чиберца, со­ответствует Тубарче, Чобурчи, Чобручи - авт.) и тут схватили её у Св. Николая, а ту церковь поста­вил некоторый басурманин, по имени Хачибивая или Хачибаба». В 1535 г. упоминается в молдав­ских документах Петр Томша, паркалаб (комендант крепости) Чобручский. Однако этот факт относится к правобережным Чобручам времен Стефана Вели­кого. Первое косвенное упоминание села Чобручи Слободзейского района в исторических документах датируется 1573 г. - вероятно, оно фигурирует в слявяно-молдавской летописи Азария 1551-1574 гг. Историк-краевед Н.А. Мохов утверждает, что село было основано позднее, в XVII столетии. Таким образом, дата рождения поселения находит­ся в пределах конца XVI - начала XVII в. В любом случае Чобручи - один из древнейших населенных пунктов Приднестровья.В своей монографии «Чобручи» венгерский академик Ш. Сатмари говорит, что это находящееся на левом берегу Днестра село упоминается в доку­ментах конца XVII в. В них оно «...аттестовано как село, основным занятием жителей которого было виноградарство». «К немногим населенным пунк­там, известным еще в конце XVII в. (Жура, Кучурган, Чобручи), к середине XVIII в. прибавляются Глиное, Дубоссары, Слободзея, Карагаш, Малаешты, Молокиш и др.» У. Фрацман указывает, что село Чобручи впервые упоминается в качестве населен­ного пункта в 1753 г., но косвенные свидетельства о существовании здесь довольно крупного поселения относятся еще к середине XVII столетия. На карте Молдавии и Валахии Я.Ф. Шмида 1774 г. в долине речушки Кременной обозначены несколько церквей, однако никаких сколь-нибудь значительных населенных пунктов там нет. По ут­верждению Ш. Сатмари, в этом месте проживали 2-3 тыс. человек. В то время населенный пункт с такой численностью населения мог соответствовать городскому статусу. Е.Е. Ширяев тоже наряду с Бендерами, Белгородом, Хотином и другими горо­дами упоминает левобережные Чобручи, т. е. в качестве города. Тем не менее некоторые исследо­ватели (в том числе П.П. Бырня) считают, что Чоб­ручи не могли быть в полной мере городским посе­лением, скорее, они представляли собой крупное торгово-ремесленное село (местечко). Действитель­но, если учитывать характер хозяйственной дея­тельности селян, то оно быть таковым и не могло, и на самом деле являлось просто крупным приднест­ровским селом. По крайней мере в Ведомостях Черноморского казачьего войска за 1789 и 1791 гг. Чобручи упоминаются как крупный населенный пункт с числом жителей, достигавшим почти ты­сячу человек.

География

Географическое положение Чобруч уникально. Своеобразие этой местности было отмечено ещё ан­тичными географами. В рельефе Южно-Приднест­ровской равнины в долине реки Днестр различают четыре террасы. Село Чобручи расположено на пер­вой и частично на второй (средней) террасе, на ле­вом берегу Днестра в 22 км ниже города Тираспо­ля. В чём заключаются преимущества географичес­кого положения поселения?

Предположительно ещё в I тыс. до н. э. древ­няя удобная переправа через Днестр (Тирас) близ села и благоприятный природный ландшафт (бога­тые пастбища, сенокосы, плодородные целинные черноземы, пойменные леса, обилие зверя, птицы и рыбы) стали причиной возникновения здесь ко­чевнических стойбищ и долговременных поселе­ний, курганных и грунтовых могильников (рис. 1). Существует мнение, что в VI столетии до н. э. армия персидского царя Дария I во время похода на Скифию именно в районе Чобруч переправля­лась через Днестр. Чобручская переправа имела важнейшее военно-стратегическое и торговое зна­чение, поскольку служила связующим звеном для контактов кочевой и землепашеской цивилизаций, для которых река являлась естественным рубежом. В XVII—XVIII вв. через Чобручи проходил глав­ный шлях, идущий из Подолии вдоль Днестра в Гаджибей. На достаточно подробной карте Бесса­рабской области Н. И. Зуева (1855) Чобручи обозначены как крупное село на полпути от Слободзеи до Незавертайловки. При этом ни Глиное, ни Корот­кое на этой карте не показаны.

В XIX столетии Чобручи становятся речной пристанью, к северу от них проходит шоссейная дорога, что существенно улучшает транспортное положение села. Со строительством в 70-е годы XIX в. железной дороги Одесса-Кишинев значительно облегчился вывоз аграрной продукции через торго­вый порт Одессы. Для кратчайшей связи с желез­ной дорогой от Чобруч до станции Кучурган была проложена полевая грунтовая дорога. В конце века село располагалось в 20 верстах от уездного города Тирасполь, в 8 верстах от волостного центра и зем­ской почтовой станции, в 22 верстах от железнодо­рожной станции Кучурган15’16. На карте Тирас-польского уезда 1886 г. (экспонируемой в Тираспольском краеведческом музее) Чобручи распо­ложены между двух речных лиманов: северного -Симонов Лак и южного — Жепши (позднее лима­ны были осушены), у развивающегося раздела реки на собственно Днестр и протоку Турунчук.Река всегда занимала особое место в жизни села. С одной стороны, Днестр был его кормильцем, с другой — представлял для него угрозу. Вблизи Чобруч река разделяется на два рукава: западный — основной, который сохраняет название «Днестр», и восточный — «Турунчук», по нему устремляется примерно третья часть воды. Оба рукава соединя­ются на территории Украины, всего в 20 км от ус­тья реки -Днестровского лимана.Еще в конце XVIII в. инженер генерал-лейте­нант российской армии Франц де Волан начинает регулярные гидрологические исследования русел Днестра и Турунчука в окрестностях их разделе­ния. Он проектирует устройство бечевых путей, отдает распоряжение о ликвидации протоки Днест­ра в районе селения Турунчук (Чобручи) и состав­ляет план сметы для проведения необходимых ра­бот. К 1803 г. смета была закончена, однако в связи с отсутствием средств и рабочей силы этот вопрос долго не решался. В августе 1806 г. секретарь Херсонского губернского правления Гладкий отсылает ордер ти-распольскому землемеру А. С. Шаржинскому, в ко­тором напоминает о том, что «Днестр сделал про­рыв своим стремлением близъ урочища Турунчук и тем знатную часть земли с лесами отрезал во вла­дение Порты». Срочность работы на Турунчуке под­черкивается распоряжением герцога де Ришелье А. С. Шаржинскому, в котором предписывается от­ложить все дела и приступить к сооружению «пе­регородки». Ордер сопровождается планом реки и заграждения на входе в протоку Турунчук, описа­нием необходимых работ, указанием количества требуемых людей и материалов, утвержденных в Департаменте водных коммуникаций. Гладкий указывает на необходимость в вида важности дела привлечения к нему средств, находящихся в рас­поряжении Предводителя дворянства Тирасполь-ского уезда надворного советника кавалера Тумано­ва!.До 70-х годов XIX столетия старое русло Днес­тра проходило «под» правобережными селами Киц-каны, Копанка, Талмазы и далее через низмен­ность Адана. Урочище Адана — это сильно заилен­ное и заросшее камышом, тростником и ивняком русло Старого Днестра, которое выходило к право­бережному селу Чобручи. Пойменные луга Аданы чобручане использовали для огородничества и вы­паса скота. Фактически русло Старого Днестра рас­палось на отдельные озера-старицы. На месте ос­новного русла реки находились узкие и мелковод­ные ручейки, гирлочки, промоины, по которым вода уходила после частых наводнений. Днестр имел исключительно важное хозяй­ственное, транспортное, ирригационное, рекреаци­онное значение. В его пойме жители села содержа­ли фруктовые сады и бахчи, занимались выпасом скота, рыбной ловлей, охотой, а днестровской водой орошали поля, сады и огороды. Во второй половине XIX в. Чобручи превратились в транзитную реч­ную пристань. Однако миграция русла реки и из­менение её фарватера привели к концу столетия к ухудшению условий судоходства. В конце 70-х годов после очередного сильного наводнения Днестр резко изменил своё русло и от­резал село от пойменных садов. Селяне поддержи­вали связь с садами при помощи временных паро­мов. На рубеже XIX—XX вв. с целью улучшения судоходства российскими специалистами было про­ведено тщательное гидрографическое исследование русел Днестра и Турунчука". Весной 1918 г., Днестр стал границей между Румынией и Советской Россией, чобручане когда получили возможность ухаживать за своими сада­ми, переправляясь через реку по пропускам. Одна­ко уже через год они были лишены этого удоволь­ствия вплоть до середины 50-х. За тридцать лет за­пущенные сады почти полностью погибли. В конце 20-х годов для сбора и отвода в Днестр воды лимана Симонов Лак была вручную вырыта гирла Почта­ря, а под селом Глиное — гирла для отвода вод ли­мана Жепши. В 1935—1937 гг. были сооружены шлюзы, позволяющие самотеком спускать воду с лиманов при падении уровня воды в Днестре и Турунчуке. В течение 20-30-х годов здесь развернулось строительство Карагашской открытой оросительной системы, что позволило поливать колхозные земли, расположенные выше плавней — на второй и тре­тьей днестровских террасах. Позже была создана система дренажных каналов, постепенно осушаю­щих лиманные земли. В эти годы румыны преследовали цель напра­вить течение Днестра по Турунчуку так, чтобы от­резать земли острова Турунчук от Молдавской АССР и переподчинить их правобережным селам оккупированной Бессарабии. Они вырубали на правом берегу лес и сбрасывали его в Днестр ниже того места, где берет своё начало Турунчук. Это привело к частичному закрытию и заиливанию ос­новного русла реки. В ответ на эти действия власти левобережья приняли решение загородить начало протоки Турунчук и укрепить дамбами русла обеих рек. Работы продолжались два года — с 1925 по 1927-й. С карьера в селе Бычок, с железнодорож­ных станций и разрушенных объектов сюда подво­дами завозились крупные камни. В апрельском номере газеты «Правда» за 1927 г. было опубликовано сообщение ТАСС: «Сов­нарком Молдавии заслушал доклад профессора Ярошенского, главного руководителя работ на Ту­рунчуке. В этом районе закончилось строитель­ство плотины, которая предотвратит отклонение реки Днестр от её русла. Центральная комиссия примет окончательно все выполненные работы к 1 Мая. Кроме того, крестьяне Приднестровья начали мелиоративные работы. Благодаря построенной плотине (перегородке) создалась возможность ус­тановить фундамент строительства гидроэлектро­станции мощностью 1000—2000 лошадиных сил». Так было предотвращено отторжение сельскохо­зяйственных угодий острова Турунчук площадью 25 тыс. га и сохранено старое русло Днестра. Однако просуществовала плотина недолго -вскоре она была разрушена ледоходом и снесена вниз по течению, в результате чего образовался каскад подводных камней — фактически рукотвор­ный порог. Остался только фундамент этой перего­родки, который сохранился до наших дней, — он и камни каскада хорошо видны, когда уровень воды в реке падает. Это место чобручане называют «водо­падом» и любят здесь рыбачить. Тогда же, в 20-30-е годы, начались работы по обваловкванию русел Турунчука и Днестра. Перво­начально ни велись вручную и на подводах, а после Великой Отечественной войны — с помощью экска­ваторов и бульдозеров. В начале второй половины XX в. дамбы были уже достаточно широки и высо­ки, чтобы сдержать наводнение. Однако в 1969 г. в районе Слободзеи после очередной стихии дамба была прорвана. Воды заполнили ранее осушенный Верхний лиман (Симонов Лак) и разрушили не­сколько десятков домов северной окраины села. Нижний лиман (Жепши) не пострадал, вероятно, потому, что под водой оказался остров Турунчук. Возникла угроза затопления всей «русской» части села. В спешном порядке была насыпана пятиметро­вая дамба. Со временем покрывавшие дамбу деревья и кустарники были съедены скотом, смыты рекой, уничтожены строительной техникой, вырублены. Таким образом, к концу XX в. дамба оказалась без­защитной перед паводками и наводнениями, кото­рые периодически её подмывали. На протяжении всей второй половины XX в. вопрос о принадлежности сельскохозяйственных угодий острова Турунчук оставался открытым. В 1947 г. исконно чобручские земли за Днестром ре­шением Совета Министров Молдавской ССР были переданы Талмазскому лесничеству. Через семь лет, в 1954 г., председатель объединенного колхоза им. В. И. Ленина И. Д. Василатий, будучи членом ЦК компартии Молдавской ССР и депутатом Вер­ховного Совета МССР, добился передачи в аренду колхозу 60 га пойменной земли за Днестром сро­ком на тридцать лет. Получив заднестровские сады, чобручане выкорчевали дикие деревья и кус­тарники, произвели плантажную вспашку и поса­дили сады и виноградники, впоследствии давав­шие богатые урожаи. На реке была налажена по­стоянно действующая паромная переправа, к кото­рой вела гравийная дорога, являвшаяся продолже­нием улицы Фрунзе. Прошло тридцать лет. За эти годы лес за Днес­тром выкорчевали, паромную переправу снесли, сады забросили — село осталось без зоны отдыха и ценных сельскохозяйственных угодий. По словам главного землеустроителя Слободзейского района И. И. Гицмана, в 1984 г. по решению Слободзейско­го райисполкома эти земли были отданы совхозу села Талмазы в обмен на землю, переданную этим совхозом совхозу «Молдавия» села Кременчуг. Если Глиному, Коротному и Незавертайловке уда­лось отстоять свои сельхозугодья на острове Турун­чук, то Чобручи утратили свои земли в урочище Адана.

Историко-демографический и этнографический очерк села

Документов, свидетельствующих об этническом составе населения села Чобручи в период до XVII в., не найдено. В 1656-1658 гг. и позднее, в 1660-м, в Бендерах побывал знаменитый турецкий путеше­ственник Эвлия Челеби - автор уникального геогра­фического и исторического десятитомного издания «Книга путешествий». В нем он подробно описыва­ет Бендерскую крепость, её турецко-молдавский по­сад и близлежащие правобережные села. На левом берегу, по его словам, селились казаки".Можно предположить, что в XVII столетии в Чобручах проживали молдаване, малороссы, поля­ки, евреи. Однако в конце этого века село было разграблено и сожжено турками, а его население на баржах и плотах угнано по Черному морю в раб­ство. Часть этих плотов с людьми застряла в Кры­му, так и не доплыв до Турции. Здесь чобручане основали собственное поселение. Спустя десятиле­тия некоторые жители вернулись в уничтоженное село и возродили его. Приднестровская полоса рас­селения Очаковской земли уже в начале XVIII в. была заселена полуоседлыми татарами, ногайцами, молдавскими крестьянами с правого берега Днест­ра, украинцами из Подолии и Малороссии, южных губерний России.С присоединением междуречья Южного Буга и Днестра (Едиссан, Очаковская область) к Россий­ской империи началось их активное историческое, этнографическое и картографическое изучение. В Молдавском лингвистическом атласе издания 1789 г. указывается, что в Чобручах насчитывалось 1840 семей, из них 1600 - молдавские, остальные -польские, сербские, украинские, русские. Однако в этих цифрах, скорее всего, добавлены лишние нули, иначе Чобручи бы были крупнейшим насе­ленным пунктом региона, а это маловероятно. По утверждению венгерского ученого Ш. Сатмари, в селе с XVII по XX в. проживали венгры. Доказа­тельство этого факта он видел в том, что даже в XX столетии в Чобручах одежда и обувь, старинные песни и танцы, причитания на похоронах и прочие традиции оставались схожими с венгерскими.На карте 1791 г., составленной военным инже­нером Ф. де Воланом, обозначено село Чобручи Исследователь М.С. Сергиевский в книге «Молда-во-славянские этюды» отмечает, что в 1791 г. в селе насчитывалось 184 двора и 940 жителей. В Ведомости приходов 2-го благочиния, учрежденно­го по указу архиепископа Екатеринославского Ам­вросия в 1793 г., отмечается что «...в селе Чобручи - 170 польских, сербских, украинских и рус­ских...» дворов.После Ясского мира 1791 г. Очаковская земля отошла к России. Крестьяне, возвратившись домой, начали возрождать свои селения. Они изначально строились больших размеров, что объяснялось необ­ходимостью выжить в сложных условиях заселе­ния и хозяйственного освоения края. Приднестро­вье более интенсивно стало заселяться выходцами из Молдавского княжества, которые бежали от ту­рецкого и боярского гнета. Здесь, на левобережье Днестра, формировалась так называемая «Новая Молдавия». С Украины сюда переселялись крес­тьяне-молдаване из Бугского казачьего войска.Одними из первых в Левобережное Приднест­ровье перебрались староверы. За почти полутораве-ковое пребывание в этом крае они оставили замет­ный след в истории села Чобручи. С начала XVIII в. старообрядцы сохраняли здесь свои патриархаль­ные обычаи, одежду. В основном они занимались рыболовством, охотой, совершали обменные опера­ции. Сельскохозяйственное производство в их сре­де было непопулярно. В период русско-турецкой войны 1787-1791 гг. в старообрядческих Чобручах расположился казацкий полк Тиховского. И хотя некрасовцы вынужденно мирились с квартирант-ством черноморцев, казаки не только не притесня­ли их, но и выступали в качестве защитников. Правда, староверы, составляя достаточно многочис­ленную и организованную группу, вполне могли постоять за себя сами и играли заметную роль в боевых действиях 1787-1791 гг. В 1795 г. село по­полняют 634 российских крепостных крестьянина, что кардинально меняет этнический состав населе­ния Чобруч".В конце XVIII в. под давлением русской адми­нистрации и местного населения значительная часть старообрядцев переселилась за Дунай. Неко­торые из них, спустившись вниз по Днестру, осно­вали самостоятельную слободу Маяки (ныне Одес­ская область). В середине XIX в., по данным цер­ковного учета, в селе осталось всего 17 некрасов-цев. Возможно, они появились в Чобручах в ре­зультате реэмиграции из-за Дуная в первые деся­тилетия XIX столетия. К концу века староверы полностью ассимилировались пришлыми молдава­нами, малороссами, русскими, исповедовавшими официальное православие.На место эмигрирующих казаков-некрасовцев в середине XVIII в. переселяются беженцы из-за Днестра и Прута, а также сербы («служивые пике-неры») — потомки военных поселенцев. По дан­ным церковного учета, в конце XVIII столетия в Чобручах проживали 600-700 человек (170 дво­ров). По числу жителей из всех левобережных нижнеднестровских сел Чобручи были равны Сло-бодзее и в два-три раза превосходили Глиное, Ко-ротное, Незавертайловку, Карагаш, Суклею.В середине XIX столетия в селе проживало свыше 2 тыс. человек, из них украинцы составля­ли более 50%, молдаване - 45%. В это время сло­жилось традиционное для многих приднестров­ских сел разделение на «молдавскую» (западную) и «русскую» (восточную) части. В Чобручах «мол­давская» часть в два раза превышает «русскую» и по площади и по количеству жителей. Этот услов­ный раздел проходит по современной улице Лени­на. Существенно изменился этнический состав на­селения Чобруч - к традиционно проживавшим здесь молдаванам, украинцам, русским добавились немцы, болгары, цыгане. Особенно много сюда прибыло евреев - около двух десятков семей.

В 1859 г. в селе насчитывалось 2123 жителя, которые проживали в 457 дворах. В 1866 г. числен­ность населения не изменилась, но дворов стало значительно меньше - 284. Во второй половине XIX в. число жителей удваивается. Так, в 1896 г. в селе Чобручи Слободзейской волости Тираспольско-го уезда Херсонской губернии было 880 дворов, 4989 жителей (2432 мужского и 2557 женского пола). Здесь действовала православная церковь, ра­ботала школа на 105 учащихся. Чобручан обслужи­вали 4 винные лавки, в году насчитывалось 26 ба­зарных дней. По данным переписи 1897 г., т. е. спустя год, в селе проживали уже 5122 человека.

Экономическая жизнь села в XVIII-XIXвв.

К сожалению, о жизни села в период с 1573 по 1773 г. имеется очень мало фактов. Известно, что в XVII-XVIII вв. чобручане занимались преимуще­ственно охотой, рыболовством, землепашеством, скотоводством. Наиболее распространенными вида­ми ремесел были гончарное, скорняжное и ткац­кое, а также плетение корзин и вязка веников. Тем не менее в этот период левобережные села «...были так бедны, что даже существовавшие в них церкви были плетнЗвые».

К началу XIX в. сложилась крепкая крестьян­ская община. В 1820 г. в селе насчитывалось 197 дворов, жители которых содержали 205 лошадей и 442 коровы. Чобручане выращивали зерновые, овощи и бахчезые культуры, занимались садовод­ством, разведением птицы и скота, по-прежнему увлекались охотой, рыболовством, в почете были различные ремесла. Разнообразие хозяйственной деятельности было обусловлено исключительно бла­гоприятными природными ресурсами - равнинно-стью ландшафтов, плодородием почв, близостью источников орошения и богатством днестровских плавней птицей, зверем и рыбой.

Землепашество — главная сфера хозяйственной деятельности чобручан - изначально носило экстен­сивный характер. Аграрное освоение трудных в об­работке целинных черноземов протекало достаточно тяжело, поскольку состояние агротехники не позво­ляло эффективно использовать весь потенциал пло­дородия местных почв. С одной стороны, нужно было осушать близлежащие лиманы, а с другой -всего в 3-4 верстах от Днестра располагались целин­ные черноземы, которые нуждались в хорошем оро­шении, но были недоступны для полива. Чобручане выращивали просо, пшеницу-арнаутку, рожь, куку­рузу, ячмень, овес. Возделыванию зерновых угро­жали периодические засухи и нашествия саранчи. Основной тягловой силой были волы и лошади.

До середины XIX в. землю пахали преимуще­ственно сохой, затем постепенно её вытеснил плуг.В 1866 г. в распоряжении села находилось 8511 десятин земли, в том числе под усадьбой - 663 де­сятины, под пашней - 4468, под пастбищами -1579, под сенокосами - 457 десятин. В 60-70-е гг. с целью обработки удаленных залежных зе­мель часть чобручан отселили на хутор Ново-Чоб-ручский (часть современного поселка Первомайск). Во второй половине XIX в. выходцы из Чобруч ос­новали аграрную колонию Новые Чобручи к северу от железнодорожной станции Раздельная (Одесская область Украины).

В последнем десятилетии XIX в. регион охвати­ли частые засухи, которые привели к неурожаям, падежу скота, голоду и эпидемиям. Сельская общи­на была вынуждена взять в долг зерно у Тирасполь-ского земства. Земская помощь, составившая 2607 пудов яровой пшеницы, 3881 пуд ржи, 2646 овса, 6208 кукурузы, позволила не только спасти чобру­чан от голодной смерти, но и создать семенной фонд для будущих севооборотов. И все же с долгами при­шлось расплачиваться тяжело и долго.

Основной статьей доходов чобручан являлась торговля фруктами. В личных и общественных са­дах плодоносили яблони, груши, айва, абрикосы, сливы, вишни, черешни, шелковицы. Главной текстильной культурой была конопля - ведущее сырье для производства полотна. Выделялось село процветающими виноградарством и виноделием.

Пойменные земли между Турунчуком и Днес­тром не распахивались и сохраняли значение сель­ских промысловых угодий. Пойменные леса в 1866 г. занимали 461 десятину сельских угодий. В плав­нях Турунчука и Днестра в пойменных лесах и за­рослях камыша чобручане охотились на кабанов, косуль, оленей, зайцев, ондатр, фазанов, куропа­ток, перепелов, уток, гусей, цапель и на другие промысловые виды зверей и птиц. В Днестре и его многочисленных протоках ловили белугу, осетра, стерлядь, сазана, сома, угря, леща, жереха, карпа, чехонь, сельдь, плотву, карася, тарань.

Развивались в селе и ремесленные промыслы, особенно плетение корзин из лозы и ивняка; рас­пространены были ткачество, изготовление вени­ков и бочек. Здесь работали семь ветряных мель­ниц, маслобойки, салотопни, коптильни, шерсто­бойни, винокурни.

Село вело торговлю и обмен продукцией сельс­кого хозяйства и ремесел с правобережными села­ми Чобручи, Талмазы, Раскаецы, Пуркары, Грэди-ница, Копанка, а также с Тирасполем и с соседни­ми селами Глиное, Незавертайловка, Слободзея, Карагаш, Суклея. Чобручане торговали маслом, сы­ром, брынзой, салом, шкурами, осетровой и белужьей икрой, зерном, вином, волами, овцами, лошадьми. Так Чобручи, расположенные возле удобной через Днестр переправы, превратились в XVIII столетии в важный пункт транзитной тор­говли. Чобручский паром интенсивно использовал­ся как самими селянами, так и жителями соседних сел. Его владельцы Г. Кузенко и А. Куперман получали с него до 60 рублей серебром ежегодно. Особое место в чобручской торговле занимали немецкие поселения в долине реки Кучурган - так называемый «Тырг-ла-Нямц». Туда поставлялись преимущественно продукты питания, а закупались черепица, горшки, полотно и другие ремесленные изделия.

Демографические и этнические измененияв селе на протяжении XX в

В XX столетии этнический состав населения существенных изменений не претерпел. Правда, следует отметить некоторую интернационализацию и этническую консолидацию жителей села, кото­рая проявлялась во взаимопроникновении фольклоров, обычаев, быта различных народов. Многовековой процесс этнической миксации привел к тому, что в молдавских семьях по сей день встреча­ются русские и украинские фамилии, и наоборот, а молдавский и русский языки стали обиходными. Раздел села на «русскую» и «молдавскую» части стал более чем условным анахронизмом.

На протяжении XX в. периодически менялась численность населения села. Если в 20-30-е годы здесь проживали 6,0-6,3 тыс. человек, то в 1940 г. количество чобручан достигло уже 6,6 тыс. После Великой Отечественной войны в селе осталось ме­неё 2 тыс. жителей. Около 320 селян погибли на фронтах войны, в оккупации, от голода и болезней (в материалах Музея боевой и трудовой славы упо­минается только 213 фамилий как погибших чоб­ручан, так и освободителей села). Сотни семей, бе­жавших от наступающих немецко-румынских войск, рассеялись в южных областях Украины.

В середине 40-х годов чобручане возвращаются в родное село. Постепенно растет рождаемость и продолжительность жизни, сокращается смерт­ность. По состоянию на 1 августа 1949 г., в Чобру-чах насчитывалось 5496 жителей, из них 4545 мол­даван (83%), 742 украинца, 151 русский?. В 1953 г. в Чобручах проживали уже 5,7 тыс. человек, в 1970 г. - 8,5 тыс., в 1979 г. - 8,2, в 1989 г. - 7,9, в 1995 г. - 8,1, в 2000 г. - 8,0, в 2005 г. - около 7,9 тыс. жителей38. На протяжении второй полови­ны XX в. село все более интернационализирова­лось. Сегодня молдаване составляют здесь 64% на­селения, украинцы - около 20%, русские - 13%. Живут в селе также болгары, немцы, грузины и представители других национальностей.

Последняя перепись населения проходила в 2004 г. По её данным население села составила 7176 человека.

Национальный состав:

Молдаване - 6214 чел.

Русские - 436 чел.

Украинцы -457 чел.

Болгары - 16 чел.

Белоруссы -11 чел.

Гагаузы - 9 чел.

Немцы - 4 чел.

Бережно сохраняют чобручане свои традиции, в которых переплелись молдавские, украинские и русские мотивы. Среди наиболее важных сельских праздников выделяются венчания, свадьбы, куматрии, проводы в армию, крестины, Храм села. Неко­торые сельские обычаи уходят своими корнями в далекий XVIII век. Особенно любопытен обычай с чисткой колодца: мастера опускают в него бутылку с вином, которую извлекают при очередной чистке.

Исторический очерк сельского народного образования

Интересна и сложна история народного образо­вания в селе Чобручи. В 1877 г. здесь открылась министерская школа с одним классом39. По дан­ным школьного учета, в 1892/93 учебном году в ней занимались 66 мальчиков и 10 девочек. В этом же году открылась начальная школа, кото­рую посещали 30 детей, а через два года - епархи­альная - в ней учился 41 ребенок. В 1903 г. на­чальная школа была преобразована в еще одну при­ходскую школу. Таким образом, в начале XX столе­тия в селе действовали две церковно-приходские школы - молдавская и русская. С ростом числен­ности населения села увеличивалось и количество учащихся. Так, в 1913 г. в министерской школе учились 137 детей, а в 1914 г. в епархиальной -145. Всего в Чобручах в 1915 г. насчитывалось 690 детей школьного возраста, однако лишь 234 из них посещали школу.

В 20-30-е годы XX столетия, в период ликви­дации безграмотности населения, в селе работали несколько молдавских, русских, украинских не­полно-средних школ, в которых обучались элемен­тарным навыкам чтения, счета, письма почти 90% безграмотных селян. Школьные классы размеща­лись зачастую в ветхих, расположенных в разных частях села строениях.

До 1953 г. чобручане, желавшие получить полное среднее образование, вынуждены были учиться в школах сел Глиное и Слободзея. Но пос­ле открытия в бывшем здании конторы объеди­ненного колхоза им. СМ. Буденного средней шко­лы № 2 селяне больше не ездили в соседние села. Сельские власти придавали огромное значение об­разованию, недаром одна из центральных улиц Чобруч носит название «Школьная». В 1969 г. средняя школа № 2 переехала в новое типовое зда­ние и стала молдавско-русской - в ней завершали обучение ученики неполно-средних русской и молдавской школ.

В новой школе был открыт краеведческий музей села, который хранит экспонаты, отражаю­щие крестьянский быт XIX в., документы перио­да коллективизации, фотоматериалы, личные вещи и бюсты участников Великой Отечествен­ной войны, книги Памяти. Инициатором созда­ния музея был учитель и краевед И.А. Чернов41. (Сегодня музей запущен, посколь­ку нуждается в финансировании и отдельном зда­нии.) В 1974 г. открыт филиал Слободзейской му­зыкальной школы. В настоящее время в селе дей­ствуют три средние школы - одна русская и две молдавские.

Церковное строительство

Исторически духовная и культурная жизнь села сосредоточивалась в храме. Построенная в нача­ле XIX столетия и освященная на Покрова Божьей Матери церковь была небольшой, но красивой. Рас­полагалась она в центре старинной части села на пересечении современных улиц С. Лазо и Комсо­мольская. Чобручане дали ей название «Старая». Храм играл не только культовую, но и хозяйствен­ную роль в жизни села. Приходские священники владели лошадьми, скотом, птицей, пашней (в Крас­ной балке), фруктовыми садами. В их домах разме­щалась церковная библиотека. В церкви велся учет рождений, крещений, венчаний, смертей и других важных событий сельской жизни. Фактически именно здесь писалась история села Чобручи.

В 10-20-е годы XX в. шло строительство ново­го сельского храма Казанской Божьей Матери, од­нако в 1931-1932 гг. церковь была разрушена. В конце 1935 г. была закрыта и Старая церковь. На Рождество Христово с неё сняли крест и колокола, а в марте начали ломать стены. Все церковные книги и храмовое имущество было сожжено - так в огне погибла история села. Жителям некоторых других сел - Суклеи, Карагаша, Паркан Слободзей-ского района удалось в те страшные годы каким-то образом защитить свои храмы от поругания и раз­рушения. Во время немецко-румынской оккупа­ции церковь временно размещалась в здании кол­хозного клуба. После войны, в 1945-м, под церковь был переоборудован обычный жилой дом по улице Набережной. Но в 1957 г. импровизированная цер­ковь была закрыта, и до середины 90-х годов Чоб­ручи оставались без храма.

В 1990 г. по инициативе селян создается при­ходской совет Русской Православной Церкви, кото­рый занялся установлением православного креста на въезде в Чобручи, подготовкой территории сель­ского кладбища под строительство колокольни и церкви. За семь лет на пересечении улиц Мира и Дружбы было возведено величественное здание церкви Покрова Пресвятой Богородицы, которую чобручане назвали «Новой». Отделка и роспись внутренних помещений храма продолжается по сей день.

Социально-экономическое развитие села в XX столетии

Предвоенные 1911-1913 гг. были урожайны­ми. Село богатело на торговле зерном, фруктами, овощами, скотом, лошадьми. В первые годы войны климатические условия в целом благоприятствова­ли сбору высоких урожаев. В 1917-1919 гг. в пе­риод безвластия и экономической разрухи чобручане активно вырубали пойменные леса. Революци­онные потрясения, бандитизм, конфискации, час­тая смена власти, гражданская междоусобица, реп­рессии привели страну, а вместе с ней и село к экономическому упадку.

В 20-е годы XX в. социально-экономическая жизнь Чобручей круто меняется. Начинают созда­ваться коллективные хозяйства, артели, коммуны, товарищества по совместной обработке земли. Пер­вым колхозом, образованным в селе, стал «Свобод­ный Молдаванин». Как и другие, созданные в это время совместные хозяйства, он был крайне беден. Коллективизация проходила вместе с раскулачива­нием, которое часто носило необоснованный харак­тер. В середине 30-х годов десятки зажиточных чоб-ручских семей бежали от репрессий в Бессарабию.

В 1941 г. успешное экономическое развитие села было прервано войной и немецко-румынской оккупацией. Чобручские колхозы попали в сферу хищнических интересов румынско-немецкого ак­ционерного общества «Хартикола», румынского картеля «Офаул», немецкого акционерного обще­ства «Солагра». Они занимались массовыми кон­фискациями зерна и скота, а также пытались реор­ганизовать аграрное производство для нужд армии. В этот период чобручане платили более 30 различ­ных налогов. Их привлекали на строительство и ремонт дорог, заготовку дров, перевозку продоволь­ствия и военных грузов. В конце концов сельско­хозяйственное производство пришло в полный упа­док. Сразу же после освобождения Чобруч в апреле 1944 г. началось его восстановление. В 1946-1947 гг. на край обрушился страшный голод. Люди питались падшим скотом, речными моллюсками, корнями папоротника. Преодоление последствий послевоенной разрухи и голода шло медленно. Лишь к началу 50-х годов колхозы суме­ли превысить довоенные производственные пока­затели. К этому времени в селе насчитывалось шесть колхозов: четыре богатых - «Молдова Сочиа-листэ», «Красный Партизан», им, В.И. Ленина, им. К. Ворошилова - и два бедных - им. Петров­ского и «10 лет Советской Молдавии», которые в 1953 г. были объединены в один колхоз им. В.И. Ленина. Образованное хозяйство специализирова­лось на производстве овощей, фруктов, зерна, под­солнечника, винограда, молока, мяса. Колхоз имел почти 8 тыс. га посевных угодий. Более 40% сель­скохозяйственных угодий занимали фруктовые сады, 50% - пашня, менее 10% - сенокосы и пастбища. В 70-80-е годы колхоз освоил под фрук­товые сады 650-700 га земельного фонда, еще 450-500 га было отведено под виноградники. Более 300 га было занято под томатами и другими овощ­ными культурами, почти 1500 га - под пшеницей, кукурузой, другими зерновыми, еще 500 га отведе­ны под подсолнечник.

В середине 60-х годов колхоз им. В.И. Ленина становится миллионером. Спустя десять лет его валовая продукция составила более 5 млн руб., товар­ная - свыше 4 млн руб., а к началу 80-х годов она превысила соответственно 15 млн и 13,5 млн руб. Более 3/4 стоимости реализованной продукции приходилось на фрукты и овощи. Колхоз вошел в десятку богатейших хозяйств Молдавской ССР. Его правление грамотно и эффективно распоряжалось полученной прибылью, вкладывая её в аграрное производство и социально-бытовую инфраструкту­ру села.

В 60-80-е годы укрепляется материально-тех­ническая база колхоза. Строятся мастерские, скла­ды, гаражи, теплицы, мелиоративные системы (в середине 70-х колхоз орошает более 3 тыс. га уго­дий, а в середине 80-х - почти 5 тыс. га), коровни­ки, свинарники, конюшни, полевые станы, грун­товые дороги, понтонный мост через Турунчук, па­ромные переправы через Днестр и Турунчук, цеха по переработке овощей и фруктов, асфальтовый и хлебный заводы, тарная база. Велись работы по до­быче песка, щебня, гравия к северу от села, в балке Красной.

После катастрофического наводнения, произо­шедшего в 1969 г., часть земель чобручского колхо­за была передана межколхозсаду «Память Ильи­чу».

Территориальное развитие села

Старые, узкие, кривые и запутанные улицы села - Матросова, Комсомольская, начала улиц Лазо, Кирова, Победы, 1 Мая, Садовая - образуют исторический центр Чобруч. В XVII-XVIII вв. они были застроены мазанками или саманны­ми домами с крытыми камышом крышами. По сей день в селе сохранились мазанки, стены которых возводились из ивовых или тополиных плетеных жердей, замазанных сверху глиной и беленых из­вестью. Здесь работали корчмы и почта, действова­ли Старая церковь, Нижнее (Старое), или Русское, кладбище (между улицами Лазо и Победы), кото­рое чобручане в XVIII-XIX вв. называли «Сто мо­гил». В конце XVIII столетия было открыто Верх­неё (Старое), или Молдавское, кладбище. Сегодня на месте бывшего Нижнего кладбища построен ста­дион, а на месте Верхнего - универмаг.

С Тирасполем село связывали три шляха: пер­вый проходил по улицам Набережная-Пушкина в сторону Слободзеи; второй - с улицы Пионерской на улицу Ленина в Слободзее; третий включал в себя выезд из села на трассу Тирасполь-Незавер-тайловка. Первый шлях является сейчас кратчай­шей полевой дорогой в «русскую» часть Слободзеи, второй стал главным выходом на трассу Тирас­поль- Днестровск в сторону Слободзеи, а третий -так называемая «Белая дорога» - выходит вдоль урочища Жепши на трассу Тирасполь-Днестровск в сторону села Глиное.

В XVIII в. село расширяется на север и запад, в XIX - на северо-восток вдоль «Белой дороги* и продолжает расти в северном и западном направле­ниях. Главными планировочными осями, вдоль которых велось строительство домов, стали бывшие шляхи. В 60-70-е годы территория Чобруч выросла вдвое по сравнению с концом XVIII столетия. В последнее десятилетие XIX в. сельские кварталы вышли к современным улицам Чапаева и 25 Ок­тября, а вскоре западная окраина села вплотную подошла к лиману Симонов Лак. Зажатые с трех сторон лиманами и Днестром Чобручи приобрели компактную конфигурацию и дальше стали расши­ряться преимущественно в северном направлении.

В 20-30-е годы XX в. начинается застройка берегов осушенных лиманов. Продолжается строи­тельство в северном и западном направлениях. Се­верная окраина села в конце 20-х годов доходила до сохранившегося по сей день дома № 109 по улице Фрунзе. Сюда же в 1929 г. было перенесено сельс­кое кладбище, которое стало молдавско-русским и получило название * Северное».

Спустя десять лет власти Молдавской АССР решили провести перепланировку крупнейших сел. Так Чобручи получили регулярную прямо­угольную поквартальную планировку. Были по­строены новые широкие и прямые улицы - Ле­нина, Победы, 1 Мая, Котовского, Дружбы, Га­гарина, Фрунзе. Главная улица (ул. Ленина) пе­ресекает село с севера на юг и спускается к Дне­стру.

В послевоенный период был разработан гене­ральный план реконструкции села с целью пре­вратить его в агрогород. Основы общественного центра Чобручеи были заложены архитекторами В. П. Александровым и И. С. Эльтманом. В даль­нейшем в этом проекте принял решающее участие скульптор Д.К. Родин. Важные предложения по реконструкции и застройке общественного центра села внесли К.А. Баранов, И.Д. Василатий, М.А. Осипов. Их совместными усилиями был создан гармоничный архитектурный ансамбль, доминан­тами которого являются величественное здание Дворца культуры с красивейшими рельефами, а также памятник В.И. Ленину и здание сельского Совета.

В 1958 г. на левой стороне улицы Ленина по инициативе Д.К. Родина был заложен парк - гор­дость чобручан. На небольшом участке земли раз­местились скалы, пруды с днестровскими лилия­ми и лебедями, гроты, мостики, скульптурные композиции, беседка-ротонда, аллеи и клумбы, засаженные декоративными деревьями, кустарни­ками, цветами. В 1982 г. ВДНХ СССР объявила всесоюзный конкурс на лучший парк культуры и отдыха. На выставке были представлены 1650 парков страны, из них победителями стали четы­ре: парк культуры и отдыха им. Горького (Моск­ва), парк города Домодедово (Подмосковье), Ял­тинский парк и парк села Чобручи. Победители получили дипломы Первой степени и золотые ме­дали. Д.К. Родин был удостоен почетного звания «Заслуженный деятель культуры Молдавской ССР», награждён двумя медалями ВДНХ и прави­тельственной наградой. Недаром сельский парк культуры и отдыха носит имя этого замечательно­го скульптора. И несмотря на нынешнее пла­чевное состояние парка, молодожены из окрест­ных сел, как и в прежние времена, приезжают сегодня сфотографироваться на фоне этого пре­красного уголка Чобруч.

В 60-80-е годы з селе были построены жи­лые здания для колхозных специалистов, врачей и учителей, а также школы, продовольственные склады, магазины, аптеки, бани, больница, гости­ница, мастерские бытового обслуживания, теле­фонная станция. Открылись двери сельского Сове­та, библиотек, Музея боевой и трудовой славы, детских яслей и сада, Дома быта, Дома науки, правления колхоза, построены стадион (на 2 тыс. мест), спорткомплекс (не имеющий в те годы ана­логов в селах не только МССР, но и всего СССР), одна из лучших в Молдавии дискотек, летняя эст­рада и Зеленый театр, оборудована зона отдыха на берегу Днестра. В 70-е годы проложены водопро­воды, оборудованы шахтные колодцы, пробурены артезианские скважины. Чобручане помнят день открытия памятника воинам, освободившим село от немецко-фашистских захватчиков, и односель­чанам, погибшим в годы Великой Отечественной войны.

До середины XX в. улицы села были земляны­ми. Позже покрыли гравием улицы Ленина и Га­гарина, затем Котовского, Дружбы и Октябрьскую. К 1970 г. заасфальтировали улицу Ленина и выезд на трассу Тирасполь—Днестровск. По улицам Лени­на, Гагарина, Гоголя, Дружбы пустили автобусы. В 90-е годы были покрыты асфальтом улицы Гагари­на и Дружбы, а также полевая дорога Чобручи-Первомайск. В 1990 г. начались работы по газифи­кации села, которые были в основном завершены в 1994-1996 гг.

Чобручи в XXI

Сегодня территория Чобручей составляет 642 га, здесь насчитывается почти 2,8 тыс. домов, в которых проживают 7,9 тыс. человек.Около 2 тыс. за пределами страны на заработках. Это одно из крупнейших сел не только Слободзейского района, но и Приднестровья, обладающее высоким социаль­но-экономическим потенциалом. Экономический кризис привел в конце 90-х к развалу колхоза им. В.И. Ленина. В селе, как, впрочем, и во всем Приднестровье тех лет, болез­ненно приживались новые рыночные отношения. В эти годы на базе уже бывшего колхоза им. Лени­на были созданы арендные крестьянские хозяйства «Золотая нива» и «Огородник», названия которых говорят о специализации этих сельскохозяйствен­ных предприятий.

В 2002 г. в сельском Дворце культуры открыт общественный экологический центр «Турунчук», обслуживающий одноименный ихтиологический заказник. Здесь проводятся научные исследования в области экологии и сохранения биоразнообразия нижнего Днестра. Перспективны варианты созда­ния археологического парка в окрестностях села, однако они потребуют значительного государствен­ного финансирования. Изыскиваются местные ма­териальные и финансовые резервы для реконст­рукции Дворца культуры, парка им. Д.К. Родина и восстановления Музея истории села.

Меняется и облик Чобручей. Расслоение его жителей на более и менее зажиточных хорошо просматривается по 2-3-этажным особнякам пер­вых и скромным домишкам вторых. Селяне все чаще реализуют сельскохозяйственную продук­цию на рынках Глиного, Слободзеи, Тирасполя, изыскивают новые направления хозяйственной деятельности, открывают частные магазины, лав­ки, мастерские, бары, минизаводы. Хочется ве­рить, что трудолюбие чобручан, дополненное ком­мерческой смекалкой, позволит вывести село из кризиса и открыть новые горизонты социально-экономического развития.

--Ls53 12:57, 19 февраля 2010 (UTC)

Отрывок, характеризующий Чобручи

– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.