Чокре

Чокре тат. Җөгрә хан
хан Золотой Орды
1414 — 1416
Предшественник:	Кепек
Преемник:	Джаббар-Берди
Вероисповедание:	ислам
Смерть:	1427(1427)
Род:	Тукатимуриды
Отец:	Акмыл
Дети:	Байсунгур, Ла'л, Тулунчак

Чокре (Чекре, Чекри, Чогре, Чакра, Джегре, Чингиз-оглан, Беркехан, тат. Җөгрә хан) — чингизид, хан Золотой Орды (1414—1416), ранее правитель Чинги-Туры (1407—1413).

Происхождение и семья

Хан Чокре считается представителем 5-го поколения потомков Тука-Тимура, сына Джучи. По Ж. М. Сабитову получается следующая генеалогия:

Чингисхан — Джучи — Тука-Тимур — Уз-Тимур — Абай — Менгасир — Акмыл — Чокре.

Из генеалогии следует, что Чокре:

• троюродный племянник Урус-хана;
• четвероюродный брат хана Тохтамыша;
• четвероюродный дядя ханов Тимур Кутлуга, Шадибека, Джелал ад-Дина, Гийас ад-Дина, Керим-Берды, Кепека, Джаббар-Берды, Барака и Улу Мухаммеда.

В соответствии с «Избранными летописями из книги побед» (Таварих-и гузиде нусрат наме) у Чокре имелось два сына — Байсунгур и Ла'л, а также дочь Тулунчак.

Биография

Впервые Чекре-оглан упомянут в качестве участника похода Тамерлана против Китая, начатого в ноябре 1404 года. При этом источник называет упомянутого Чекре сыном Тохтамыша. В январе 1405 года Чекре-оглан в числе других царевичей присутствует на приёме Тамерланом послов Тохтамыша. «Аноним Искандера» подтверждает, что «Чакире-оглан... долгое время проводил жизнь в орде Тимура».

Союз с Едигеем

Согласно запискам очевидца событий Иоганна Шильтбергера, в том же 1405 году Чокре находится при внуке скончавшегося Тамерлана, правителе Багдада Абу-Бекре. Принцу поступило предложение от темника Едигея «возвратиться на родину для занятия там престола». Вместе с 600 всадниками Чокре перебрался через Астару, Грузию, Лахиджан, Ширван, Шабран, Дербент, Джулат и прибыл к беклярбеку, на стороне которого принял участие в походе в «страну Сибирь».

Источник сообщает, что Едигей и Чокре покорили Сибирь. Известно, что противник Едигея Тохтамыш погиб в 1406 году именно в Сибири, в окрестностях Чинги-Туры. Историки (В. В. Похлёбкин) в связи с этим предполагают, что в 1407 году Чокре сменил Тохтамыша на месте правителя Чинги-Туры. Впрочем, по утверждению Шильтбергера, после завоевания Сибири Едигей и Чокре отправились на завоевание Волжской Булгарии, а после победы «возвратились восвояси».

Историки отождествляют Чокре с часто упоминаемым в источниках Чингиз-огланом. В 1410 году Чингиз-оглан поддержал восстание Шейх Нуруддина против правителя империи Тимуридов Шахруха, а через 2 года был уже посредником в мирных переговорах между Шейх Нуруддином и сыном Шахруха, эмиром Мавераннахра Улугбеком. В 1412 году Чингиз-оглан помог Едигею снять осаду Хорезма, блокированного всё тем же Шахрухом; о походе Чакире-оглана на Хорезм упоминает и «Аноним Искандера».

На престоле в Сарае

Наконец, в 1414 году в союзе с Едигеем Чокре сменил на посту хана Золотой Орды сына Тохтамыша Кепека. Правда, победа над Кепеком усилила позиции его брата Керим-Берды, с которым Едигей и Чокре вынуждены были бороться 2 года и в итоге уступить тому юго-западную часть Орды. Известны монеты, чеканенные от имени хана Чокре в Сарае, Булгаре, Хаджи-Тархане, Азаке и Бек-Базаре в 1414—1416 годах.

Поражение и гибель

Абд ар-Раззак Самарканди сообщает, что в 1416 году Чокре был свергнут Джаббар-Берди . Считается, что тогда же Чокре и погиб. Данная версия является общепризнанной.

Особое мнение у Ж. М. Сабитова, который предполагает, что в 1416 году произошёл конфликт между Чокре и Едигеем: темник поставил во главе Золотой Орды очередного хана-марионетку, а Чокре начал править самостоятельно в части улуса. Данная версия Сабитова основывается на том, что он отождествляет Чокре с упоминаемым у Эль-Айни под 1421 годом Берке-ханом. Вот как Сабитов цитирует Эль-Айни:

В 824 (1421) году государем земель Дештских был Мухаммед-хан, но между ним и Баракханом и Беркеханом (Чекре-ханом) происходили смуты и войны, и дела не улаживались.

Помимо созвучия имён «Берке» и «Чокре», в пользу версии Сабитова говорит тот факт, что как Иоганн Шильтбергер, так и «Аноним Искандера» в целом подтверждают Эль-Айни. Прежде всего оба источника сообщают о том, что Чокре был побеждён неким Мухаммадом (или Султан-Мухаммедом).

Далее «Аноним» утверждает, что Чокре некоторое время находился при Худайдаде. Было два человека с таким именем: сподвижник Тамерлана эмир Худайдад и крымский царевич Худайдат, который как раз воевал с Бараком в 1421—1422 годах, после первоначальной победы Барака над Улу-Мухаммедом. Получается, что формально совпадают имена всех соперников, упоминаемых Эль-Айни, однако сильно различаются подробности. Известно скептическое отношение учёных к достоверности «Анонима»; вполне возможно, что этот источник творчески переосмыслил реальные события, что и привело к различиям в подробностях.

Непосредственный участник событий Шильтбергер по естественным причинам сообщает более подробные сведения: перечисляя всё тех же троих противников (Чокре, упоминавшегося Мухаммада и Барака), добавляет к ним ещё Девлет-Берди. Если придерживаться утверждения Шильтбергера о том, что Чокре погиб при попытке отбить престол Сарая у Улу-Мухаммеда уже после поражения Девлет-Берди и Барака, то гибель Чокре надо отнести самое раннее к 1427 году.

Литература

• Абд-ар-раззак Самарканди. [www.vostlit.info/Texts/rus3/Samarkandi/frametext.htm Места восхода двух счастливых звёзд и места слияния двух морей] // Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. — М., 1941.
• Ахмедов Б. А. [www.alexarapov.narod.ru/Library/bbl03.html Улугбек и политическая жизнь Мавераннахра первой половины XV в.] // Из истории эпохи Улугбека (сборник). — 2-е изд. — Ташкент: ФАН, 1965. — С. 5-66.
• Муин-ад-дина Натанзи. [www.vostlit.info/Texts/rus3/Iskandar/frametext.htm Аноним Искендера] // Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. — М., 1941.
• Похлёбкин В. В. Татары и Русь. — М.: Международные отношения, 2000. — С. 23, 151. — 192 с. — ISBN 5-7133-1008-6.
• Почекаев Р. Ю. Цари ордынские. Биографии ханов и правителей Золотой Орды. — СПб.: Евразия, 2010. — С. 193-194. — 408 с. — 1,000 экз. — ISBN 978-5-91852-010-9.
• Сабитов Ж. М. [files.istorichka.ru/FTP/Vostokovedenie/sabitov_genealogy_juchid.pdf Генеалогия Торе]. — Алма-Ата, 2008. — С. 52, 66, 74, 287. — 326 с. — 1,000 экз. — ISBN 9965-9416-2-9.
• Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды. — Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1960. — С. 190-192. — 279 с. — 1,500 экз.
• Шильтбергер И. [www.vostlit.info/Texts/rus3/Schiltberger/frametext1.htm Путешествие по Европе, Азии и Африке]. — Баку: Элм, 1984. — С. 34-37.

Ссылки

• [ru.rodovid.org/wk/%D0%97%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C:494886 Генеалогия Чокре]. Родовод. Проверено 16 февраля 2011. [www.webcitation.org/67bWdyYoH Архивировано из первоисточника 12 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Чокре

После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.