Чомбе, Моиз

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Моиз Капенда Чомбе
фр. Moïse Kapenda Tshombe<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Премьер-министр Демократической Республики Конго
10 июля 1964 — 13 октября 1965
Предшественник: Сирил Адула
Преемник: Эварист Кимба Мутомбо
Министр иностранных дел Демократической Республики Конго
10 июля 1964 — 13 октября 1965
Предшественник: Сирил Адула
Преемник: Клеофас Камитату
Президент Катанги
16 июня 1960 — 12 января 1963
Предшественник: Должность учреждена
Преемник: Государство ликвидировано
 
Рождение: 10 ноября 1919(1919-11-10)
Мусумба, Бельгийское Конго
Смерть: 29 июня 1969(1969-06-29) (49 лет)
Алжир, Алжир
Место погребения: Брюссель, Бельгия
Партия: CONAKAT

Моиз Капенда Чомбе (фр. Moïse Kapenda Tshombe; 10 ноября 1919, Мусумба, Бельгийское Конго — 29 июня 1969, Алжир) — конголезский политик, премьер-министр Демократической Республики Конго в 19641965 гг.





Происхождение и начало карьеры

Из племени лунда, родственник верховного вождя лунда. Родился в семье успешного конголезского бизнесмена, владельца плантаций и гостиниц. Образование получил в американской миссионерской школе, в дальнейшем учился на бухгалтера. В 1950-е приобрёл сеть магазинов в южной провинции Катанга и начал активно заниматься политикой, основав в 1959 году партию CONAKAT, выступавшую за широкую автономию провинций, вплоть до их отделения от Конго.

Правитель Катанги

В ходе всеобщих выборов 1960 года, CONAKAT установила контроль над провинциальным парламентом Катанги. После провозглашения независимости Бельгийского Конго 30 июня 1960 и разгоревшейся сразу вслед за этим ожесточённой политической борьбы, вылившейся в итоге по существу в начало гражданской войны, Чомбе и его партия CONAKAT в июле 1960 года объявили о независимости Катанги от остальной части Конго.

Прозападно и антикоммунистически настроенный Чомбе в августе 1960 года был избран президентом Катанги и стал проводить откровенно пробельгийскую политику в этой богатой минеральными ресурсами южной конголезской провинции. Для создания и обучения армии Катанги в провинцию были приглашены бельгийские офицеры.

Патрис Лумумба, премьер-министр Республики Конго, запросил военной поддержки у Организации Объединённых Наций для пресечения сепаратистских тенденций в Катанге. Такая поддержка была ООН оказана. Однако войскам ООН потребовалось два года, чтобы вернуть отделившуюся провинцию под контроль центрального правительства.

В январе 1961 года Лумумба, бывший премьер-министр Конго, арестованный в сентябре 1960, был отправлен центральными властями Конго в Катангу. Вскоре Лумумба был казнён. По одним сведениям, Чомбе лично отдал приказ о расстреле Лумумбы и присутствовал при этом, по другим — пытался предотвратить это убийство, несмотря на неприязнь к бывшему конголезскому премьеру.

От президента Катанги до премьер-министра Конго

В 1963 году миротворческие силы ООН, наконец, оккупировали Катангу, вновь распространив на неё власть правительства Жозефа Касавубу. Чомбе был вынужден бежать сначала в Северную Родезию, а затем в Испанию.

Однако спустя год, в июле 1964, он вернулся в Конго, чтобы занять предложенный ему пост премьер-министра в новом коалиционном правительстве страны. Под руководством Чомбе было разгромлено повстанческое движение в стране, в ноябре 1964 была ликвидирована самопровозглашённая Народная республика Конго — со столицей в Стэнливиле (совр. Кисангани). Однако на должности премьер-министра Конго Чомбе продержался лишь около года: в октябре 1965 президент Касавубу отправил его в отставку.

За рубежом к Чомбе было неоднозначное отношение. Например, когда он пожелал присутствовать на Каирской конференции 1964 года, то некоторые страны (Нигерия, Либерия, Сенегал и Того) выступали за допуск Чомбе. Однако другие государства (например, Югославия) были против[1]. Большинством голосов было отказано Чомбе в допуске на конференции. Хотя Чомбе прилетел в Каир, но не смог принять участие в конференции[1].

Бегство и смерть

В следующем, 1966 году, новый правитель Конго Жозеф Мобуту, пришедший к власти в ноябре 1965 в результате военного переворота, выдвинул против Чомбе обвинения в государственной измене, вынудив того вновь бежать из страны и осесть в Испании.

В 1967 году Моиз Чомбе был заочно приговорён к смертной казни. 30 июня 1967 самолёт, в котором он летел, был захвачен Франсисом Боденаном[2] и угнан в Алжир, где Чомбе сначала содержали в тюрьме, а затем посадили под домашний арест вплоть до его смерти от сердечного приступа 29 июня 1969 года. Похоронен в Брюсселе.

Напишите отзыв о статье "Чомбе, Моиз"

Примечания

  1. 1 2 Новосельцев Б. С. Югославия и Каирская конференция неприсоединившихся стран. // Славянский альманах. — 2015. — № 1-2. — С. 133—134.
  2. Francis Bodenan, французский наёмный уголовник, участвовавший в нескольких операциях французских Сюрете и SDECE. Как считает ряд источников, включая советские и американские (например, Рон Пейтман (Roy Pateman), адъюнкт-профессор политологии UCLA), захват самолёта Чомбе хотя и был осуществлён агентом французских служб, но был организован ЦРУ. В 1967 году Боденан был осуждён испанским судом за похищение Чомбе и угон самолёта.
Предшественник:
Сирил Адула
Премьер-министр Демократической Республики Конго
10 июля 196413 октября 1965
Преемник:
Эварист Кимба

Отрывок, характеризующий Чомбе, Моиз

– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».