Чо Бонам

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Чо Бонам
조봉암<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
министр продовольствия, сельского, лесного и рыбного хозяйства Республики Корея
15 августа 1948 — 22 февраля 1946
Преемник: Ли Джонхён
Второй вице-спикер Национальной ассамблеи Республики Корея
1950 — 1952
Предшественник: Ким Донвон
Преемник: Юн Чхиён
Первый вице-спикер Национальной ассамблеи Республики Корея
1952 — 1954
Предшественник: Ким Дон Сон
Преемник: Чхве Сунджу
Член 1-й Национальной ассамблеи Республики Корея от города Инчхон
1948 — 1950
Преемник: Ли Ёнсоль и Кван Санхун
Член 2-й Национальной ассамблеи Республики Корея от города Инчхон
1950 — 1954
Предшественник: Квак Санхун и Чо Бонам
Преемник: Ким Джэгон
Лидер Прогрессивная партия
1955 — 1959
 
Рождение: 25 сентября 1899(1899-09-25)
Инчхон, остров Канхвадо, Корейская империя
Смерть: 31 июля 1959(1959-07-31) (59 лет)
Сеул, Республика Корея
Супруга: Ким Джо И
Партия: Корейская коммунистическая партия, Корейская народная партия, Прогрессивная партия
Образование: Коммунистический университет трудящихся Востока имени И. В. Сталина

Чо Бонам (кор. 조봉암?); 25 сентября 1894 года — 31 июля 1959 года) — политик левого толка, борец за независимость Республики Корея.



Биография

Чо Бонам был одним из основателей коммунистической партии в 1925 году. Учился в Москве, в Коммунистическом университете трудящихся Востока им. И. В. Сталина[1]. При колониальном режиме подвергался заключению, после Второй мировой войны вышел из компартии и действовал в южнокорейской политике с более умеренных левых позиций, был министром сельского хозяйства. Создал Прогрессивную партию, баллотировался в президенты на выборах 1952 и 1956 годов. Выступал за мирное объединение с КНДР[2]. Осуждён и казнён по обвинению в измене в пользу КНДР. Реабилитирован в 2011 году.

Напишите отзыв о статье "Чо Бонам"

Примечания

  1. korea-north.narod.ru/Segi2/htm/28.htm
  2. [www.dissercat.com/content/integratsiya-natsii-i-obshchestva-razdelennoi-korei-v-usloviyakh-mirovykh-sotsialnykh-izmene Интеграция нации и общества разделенной Кореи в условиях мировых социальных изменений]

Источники

Ланьков А. [tttkkk.livejournal.com/225506.html#cutid1 К реабилитации жертв политических репрессий]

Отрывок, характеризующий Чо Бонам

Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.