Чо Сын Хи

Чо Сын Хи
Seung-hui Cho 조승희
Чо Сын Хи
Дата рождения:	18 января 1984(1984-01-18)
Место рождения:	Асан, Чхунчхон-Намдо, Южная Корея
Дата смерти:	16 апреля 2007(2007-04-16) (23 года)
Место смерти:	Блэксбург, Виргиния, США
Причина смерти:	Самоубийство
Убийства
Количество жертв:	32
Количество раненых:	25
Период убийств:	16 апреля 2007 7:15 — 9:51 (с перерывом)
Способ убийств:	расстрел
Оружие:	Глок 19 и Walther P22

Чо Сын Хи
Хангыль	조승희
Ханча	趙承熙
Маккьюн — Райшауэр	Cho Sŭng-hŭi
Новая романизация	Jo Seunghui

Чо Сын Хи (кор. 조승희 , 18 января 1984 — 16 апреля 2007) — американский массовый убийца корейского происхождения, совершивший массовый расстрел в Технологическом университете штата Виргиния, выпускником которого (по основной специальности «английский язык») он являлся. Убил 32 и ранил ещё 25 человек, после чего покончил с собой выстрелом в голову. Из-за повреждений лица установление его личности заняло некоторое время. Полиция идентифицировала его, сверив отпечатки пальцев на оружии убийцы с отпечатками из эмигрантского досье Чо Сын Хи.

Биография

Чо Сын Хи родился в Асане, провинция Чхунчхон-Намдо, Южная Корея. Переехал из Южной Кореи в США в 1992 году. Родители Сын Хи содержат химчистку. Имел гражданство Республики Корея и грин-карту.

Школа

В школе был одиночкой с агрессивным поведением. Когда весной 1999 года он узнал о расстреле в Колумбайне, он стал более агрессивным и часто писал в своем рукописном дневнике такие фразы, как: «Я ненавижу вас всех. Я надеюсь, вы все скоро сдохнете…». А также о желании повторить Колумбайн. После того, как его родители узнали об этом, они направили сына к психиатру. Его агрессивное поведение было связано с издевательствами в школе из-за его национальности. Один из одноклассников Чо позже вспоминал: «Над ним часто издевались и говорили, чтобы он убирался в свой Китай… С ним никто не дружил». Известно, что в школе Чо также дразнили «Тромбон-малыш» за его привычку ходить в школу с тромбоном. После того, как Чо начал составлять «расстрельные списки», большинство обидчиков отстало от него. В 2003 году он закончил «Westfield High School» в Чантилли, штат Виргиния. В 2003 году Сын Хи Чо поступил в Виргинский политехнический институт

Проблемы с психикой

Проблемы с психикой у Чо стали проявляться еще во время обучения в старшей школе. Врачи поставили ему диагноз «аутизм». Он принимал лекарства и получал лечение до 18 лет, после чего отказался от них. После достижения Чо 18-ти лет, уже будучи студентом института, семья практически потеряла влияние на него. Также для решения проблемы его «эмоционального расстройства» родители заставляли его ходить в протестантскую церковь. По словам пастора, он хорошо понимал Библию, но имел большие трудности в общении с людьми. Пастор также говорил родителям, что Чо должен пройти духовное очищение, однако Чо отказался от идеи семьи и решил продолжить обучение в университете. Позже его аутизм развился в маниакальную шизофрению, которая повлияла на совершение им массового убийства.

Учёба в Виргинском политехническом институте

В 2003 году Чо Сын Хи поступил в Виргинский политехнический институт на специальность «Информационные технологии», а в 2005 году, на третьем году обучения сменил направление на «Английский язык». Там, по сведениям, учился средне. Проживал с пятью соседями в общежитии в комнате 2121, расположенной на четвертом этаже. Во время учёбы Чо часто выгоняли из аудитории за его угрожающее поведение. Профессора рассказывали, что Чо часто фотографировал ноги студенток и сочинял про них непристойные стихи на уроках поэзии. Некоторые из них были готовы скорее отчислиться, нежели продолжать заниматься с ним. После того, как в сентябре 2005 года Чо пригрозили исключением, он стал тише. Некоторые профессора описывают Чо как умного, но не уверенного в себе человека, который не снимал тёмные очки даже в помещении. Многие профессора пытались ему помочь. Осенью 2006 года в качестве задания по английскому языку Чо Сын Хи написал две пьесы, в которых люди унижали и убивали друг друга. Сами студенты описывали Чо тихим человеком, который мог не ответить, если с ним кто-нибудь здоровался. Студентка Джули Пул вспоминала позже первый урок с Чо: «Все сели по одному и написали на листе свои имена и фамилии. Чо написал вместо этого лишь знак вопроса…».

Энди Коч и Джон Айд, которые жили в одной комнате с Чо с 2004 по 2006 год говорили, что у Чо были странности в поведении. Например, он любил воспроизводить музыку на компьютере до десятка раз. Коч также вспомнил несколько инцидентов, когда Чо стоял в дверях комнаты и фотографировал на мобильный телефон спящих Энди и Джона. Также он часто угрожал им расправой, и они обыскали его вещи, но нашли лишь карманный ножик и решили, что им ничего не угрожает. Во время Дня благодарения Коч получил от Чо поздравительную открытку, в которой говорилось, что Чо сейчас отдыхает с Путиным в Северной Каролине, на что Коч ответил: «Я уверен, что это невозможно, Сын…». Благодаря усилиям самого же Чо, Энди и Джон, ранее старавшиеся подружиться с ним, постепенно вовсе перестали общаться с Чо, а также попросили своих друзей не посещать их комнату в общежитии.

Также Джон и Энди позже рассказали, что Чо участвовал как минимум в трёх преследованиях студенток, двое из которых закончились посещениями правоохранительных органов. Первый случай произошел 27 ноября 2005 года: Чо нашёл одну из студенток, узнал её мобильный и забрасывал всякими извращёнными сообщениями. Полиция кампуса вычислила нарушителя, но ограничилась лишь предупреждением. Второй случай произошел 13 декабря 2005 года, когда Чо нашёл комнату подруги Коча и написал на её двери мелом фразу из Акта 2 Сцены 2 «Ромео и Джульеты»: «Именем каким себя я назову тебе — не знаю. Мне имя ненавистно: ведь тебе оно враждебно, милая, святая.…». Подруга связалась с Кочем по телефону и тот сказал ей: «Я знаю этого шизофреника. Это Чо…», после чего девушка заявила в полицию кампуса, которая вновь ограничилась лишь предупреждением. Несколько часов спустя Чо отправил текстовое сообщение Кочу, где сказал: «Теперь я могу убить себя…». Обеспокоенный Коч позвонил отцу, и они вместе с полицией кампуса сопроводили Чо для проведения психической экспертизы.

Экспертиза

В тот же день 13 декабря 2005 года Чо был поставлен диагноз «прогрессирующая шизофрения», и он был объявлен нуждающимся в лечении. В разговоре с психиатром Чо говорил, что постоянно чем-то подавлен, и его посещают суицидальные мысли. Чо также не был признан представляющим непосредственную опасность для всех студентов. Его задержали для лечения в одной из клиник Виргинии. 14 декабря он вышел из клиники, и ему было предложено пройти лечение амбулаторно, но Чо отказался. Несмотря на его состояние, согласно закону штата он имел право покупать огнестрельное оружие, так как не являлся принудительно лечащимся и умственно отсталым.

Покупка оружия

В течение февраля-марта 2007 года Чо приобрел два пистолета, которые позже использовал во время бойни. 9 февраля 2007 года Чо легально приобрел свой первый пистолет — «Вальтер Р22» 22-го калибра. А 13 марта 2007 года приобрел второй — 9-мм «Глок 19». В конце марта и начале апреля Чо Сын Хи закупил 10-ти зарядные магазины и боеприпасы для пистолетов на интернет-аукционе eBay. Он использовал учетную запись Blazers5505.

Мотивы

Чо Сын Хи, по предположению ведущих расследование полицейских, копировал действия главного героя южнокорейского фильма «Олдбой». Перед бойней в институте, Чо застрелил двух студентов в общежитии, после чего записал несколько видео и отправил их в редакцию телеканала NBC. Одно из них содержало следующую цитату:

Вам мало было ваших Мерседесов, подонки. Мало ваших золотых цепей, снобы. Мало ваших капиталов. Мало водки и коньяка. Мало ваших гулянок. Всего этого не хватало, чтобы удовлетворить ваши прихоти. У вас было всё... Из-за вас я умираю как Иисус Христос, чтобы стать примером для всех слабых и беззащитных.

Также в другом видео Чо упомянул «Мучеников Эрика и Дилана» ссылаясь на Эрика Харриса и Дилана Клиболда. Кроме того, в его записках и видеописьмах звучат такие фразы, как: «Вы сами подтолкнули меня к этому…».

Обстоятельства последнего дня

16 апреля 2007 года Чо Сын Хи с промежутком в два часа открыл стрельбу сначала в общежитии, а затем и в учебном корпусе Виргинского политехнического института. Убив 32 человека, он покончил с собой в аудитории 211, выстрелив себе в голову из Вальтера Р-22. В 10:02 его тело было найдено группой захвата. Всего Чо произвел 175 выстрелов из обоих пистолетов. Его жертвами стали 27 студентов и 5 профессоров. 25 человек получили ранения различной степени тяжести. Вся атака продолжалась 11-18 минут.

Ссылки

• [news.bbc.co.uk/1/hi/world/americas/6564653.stm BBC News — The «loner» behind campus killings]
• [news.bbc.co.uk/hi/russian/international/newsid_6567000/6567423.stm BBC News — Убийцу из Виргинии «направляли к психиатру»]

Отрывок, характеризующий Чо Сын Хи

Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.