Что такое искусство?

Что такое искусство?
Жанр:	эссе
Автор:	Лев Толстой
Язык оригинала:	русский
Дата написания:	1897
Дата первой публикации:	1897—1898
Текст произведения в Викитеке

«Что тако́е иску́сство?» (1897) — эссе Льва Толстого, в котором он выступает против многочисленных эстетических теорий, которые определяют искусство с точки зрения теории соотношения, правды, и особенно красоты. По мнению Толстого, искусство в то время было коррумпированным и декадентским, а художники были введены в заблуждение.

Общие положения

Эссе развивает эстетические теории, которые процветали в конце XVIII века и в течение XIX века, таким образом, критикуется реалистичная позиция и существующая связь между искусством и удовольствием. Толстой, в дополнение к уже существующей теории, подчеркивает важность эмоциональности в искусстве, значение коммуникации, приводящей к отказу от плохого или поддельного искусства, так как они являются вредными для общества, поскольку они нарушают способность людей к восприятию искусства.

Краткое изложение

По словам Толстого, искусство должно создать определенные эмоциональные связи между художником и аудиторией, которые «заражают» зрителя. Таким образом, настоящее искусство требует способности объединить людей по каналу связи (поэтому важно значения ясности и искренности). Эта эстетическая концепция привела Толстого к расширению критериев именно к произведению искусства. Он считает, что понятие искусства охватывает любую человеческую деятельность. Толстой предлагает следующий пример. Мальчик, который испытывал страх после встречи с волком позже рассказывает так, что опыт, заражая слушателей, заставляет их чувствовать себя в опасности, и то, что испытал мальчик. И это прекрасный пример произведения искусства.

Однако, подлинное «заражение» — не единственный критерий для хорошего искусства. Хорошее искусство против вопроса плохого искусства развивается в двух направлениях. Одним из них является концепция о том, что чем сильнее заражение, тем лучше искусство. Другая проблема предмета, прилагаемая к этому заражению, приводит Толстого к изучению вопроса о том, что стоит создать эмоциональное ощущение. Хорошее искусство, утверждает Толстой, способствует чувству всеобщего братства. Плохое искусство подавляет такие чувства. Христианское послание — это хорошее искусство, потому что оно учит абсолютному братству всех людей. Однако, они «христианские» лишь в ограниченном смысле этого слова. Искусство художественной элиты почти никогда не бывает хорошим, потому что верхний класс полностью потерял истинную основу христианства.

Кроме того, Толстой считал, что искусство, которое обращается к высшему классу, представляет эмоции, которые свойственны проблемам этого класса. Другая проблема искусства состоит в том, что оно воспроизводит прошлые модели, и таким образом это неправильно коренится в современных и самых просвещенных культурных идеалах времени художника и места. В пример приводится древнегреческое искусство, превозносившее достоинство силы, мужественности, героизма и ценности, вытекающие из мифологии. Однако, так как христианство не охватывает эти значения, Толстой считает, что это не подходит для людей, а общество продолжает охватывать греческие традиции искусства.

Среди композиторов, он конкретно осуждает Вагнера и Бетховена, как пример чрезмерно «мозговитых» композиторов, у которых нет реальных эмоций. Кроме того, Бетховенская Симфония № 9, не может претендовать на возможность «заразить» свою аудиторию, так как она показывает вид чувства единства и, следовательно, не может считаться хорошим искусством. Детские песни и сказки превосходят работы Вагнера и Бетховена.

Ссылки

• [www.rvb.ru/tolstoy/01text/vol_15/01text/0327.htm Что такое искусство?]
• [www.google.com/search?hl=ru&tbo=1&tbs=bks%3A1&q=%D0%A2%D0%BE%D0%BB%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%B9+-+%D0%A7%D1%82%D0%BE+%D1%82%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%B5+%D0%B8%D1%81%D0%BA%D1%83%D1%81%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE%3F&btnG=%D0%9F%D0%BE%D0%B8%D1%81%D0%BA&aq=f&aqi=&aql=&oq= На сайте Google Book Search]

Отрывок, характеризующий Что такое искусство?

Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?