Чуаньин

Чуаньин
Гирин
Площадь:	711 км²
Население:	549 000 чел.
Почтовые индексы:	132011
Телефонные коды:	432
www.jlcy.gov.cn/

Район Чуаньи́н (кит. упр. 船营区, пиньинь: Chuányíng Qū) — район городского подчинения городского округа Гирин провинции Гирин (КНР). Это политический, экономический и культурный центр Гирина, именно здесь находится исторический центр Гирина. Название составлено из иероглифов «судно, корабль» и «казармы».

История

Эти места были населены с древнейших времён. Две тысячи лет назад здесь располагалась столица государства Пуё — один из самых первых городов в Маньчжурии. Во времена государства Бохай здесь находился один из непосредственно подчинявшихся монарху районов страны. После того, как Бохай было завоёвано киданями, в этих местах разместилась Восточная столица основанной ими империи Ляо. Когда в XII веке империя киданей была уничтожена чжурчжэнями, в этих местах была одна из станций маршрута, соединявшего Верхнюю столицу империи Цзинь с Центральной столицей.

В начале XV века евнух Ишиха по заданию императорского двора совершил несколько экспедиций вниз по Сунгари, которые стартовали из этих мест, так как именно здесь строились для них речные суда. В 1656 году по приказу Цинского императорского двора здесь была построена судоверфь, а затем и казармы для тренировки войск речному бою. В связи с обострением русско-цинского пограничного конфликта с 1673 года здесь по приказу фудутуна Нингуты началось строительство городских стен, а с 1676 года здесь разместилась ставка нингутинского цзянцзюня — так возник город Гирин-ула.

Район Чуаньин в составе города Гирин был создан 1 апреля 1936 года.

Административное деление

Район Чуаньин делится на 11 уличных комитетов, 3 посёлка и 1 волость.

Соседние административные единицы

Район Чуаньин граничит со следующими административными единицами:

• Район Чанъи (на севере)
• Район Лунтань (на северо-востоке)
• Район Фэнмань (на юго-востоке)
• Уезд Юнцзи (на юге)
• Город субпровинциального значения Чанчунь (на западе)

Отрывок, характеризующий Чуаньин

Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.