Чубинидзе, Михаил Дмитриевич

Михаил Чубинидзе
груз. მიხეილ ჩუბინიძე
Имя при рождении:	Михаил Дмитриевич Чубинидзе
Дата рождения:	28 февраля 1910(1910-02-28)
Место рождения:	Тифлис, Российская империя
Дата смерти:	2006(2006)
Место смерти:	Тбилиси, Грузия
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР Грузия Грузия
Профессия:	актёр, театральный режиссёр
Награды:

Михаил Дмитриевич Чубинидзе (груз. მიხეილ ჩუბინიძე; 1910—2006) — грузинский советский актёр театра и кино, театральный режиссёр. Народный артист СССР (1982).

Биография

Михаил Чубинидзе родился 28 февраля 1910 года (по другим источникам - 2 февраля) в Тифлисе (ныне - Тбилиси).

В 1930—1936 годах работал в Чиатурском грузинском театре им. А. Церетели, затем в Горийском драматическом театре им. Г. Эристави и Потийском драматическом театре им. В. Гуниа.

С 1945 года играл на сцене Абхазского драматического театра им. С. Чанба (Сухуми).

Ставил в театре спектакли. Снимался в кино.

Скончался в марте 2006 года в Тбилиси. Похоронен на Сабурталинском кладбище Тбилиси.

Звания и награды

• Народный артист Абхазской АССР
• Народный артист Грузинской ССР (1958)
• Народный артист СССР (1982).

Творчество

Роли в театре

• «Отелло» У. Шекспира — Отелло
• «Бесприданница» А. Островского — Кнуров
• «Последняя жертва» А. Островского — Прибытков
• «Фландрия» В. Сарду — граф де Ризоор
• «Хозяйка гостиницы» К. Гольдони — кавалер Рипафратта
• «Царь Ираклий» Л. Готуа — царь Ираклий
• «Ревизор» Н. Гоголя — Городничий
• «Хевисбери Гоча» А. Казбеги — Хевисбери Гоча
• «Мещане» М. Горького — Тетерев
• «Апракуне Чимчимели» И. Вакели — Апракуне Чимчимели
• «Баня» В. Маяковского — Победоносиков
• «Лиса и виноград» Г. Фигейреду — Эзоп
• «Царь Эдип» Софокла — царь Эдип

Фильмография

• 1954 — Золотые яблоки — Темриз
• 1962 — Чёрная чайка — эпизод
• 1964 — Закон гор — князь Эристави
• 1965 — Страницы прошлого (киноальманах) (новелла Миха) — Петре
• 1972 — Старые зурначи
• 1980 — Огарёва, 6 — Михаил Дмитриевич

Отрывок, характеризующий Чубинидзе, Михаил Дмитриевич

– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»