Чугунов, Иван Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Иванович Чугунов
Председатель Горьковского облисполкома
декабрь 1964 — 10 февраля 1972
Предшественник: Иван Ильич Бирюков как председатель промышленного облисполкома
Николай Иванович Паузин как председатель сельского облисполкома
Преемник: Василий Иванович Семёнов
Первый секретарь Горьковского сельского обкома КПСС
11 января 1963 — декабрь 1964
Предшественник: Леонид Николаевич Ефремов как первый секретарь обкома КПСС
Преемник: Михаил Тимофеевич Ефремов как первый секретарь обкома КПСС
Председатель Горьковского облисполкома
2 сентября 1955 — декабрь 1962
Предшественник: Алексей Михайлович Саланов
Преемник: Иван Ильич Бирюков как председатель промышленного облисполкома
Николай Иванович Паузин как председатель сельского облисполкома
 
Рождение: 24 сентября (7 октября) 1907(1907-10-07)
с. Шатки, Арзамасский уезд, Нижегородская губерния, Российская империя
Смерть: 10 февраля 1972(1972-02-10) (64 года)
Горький, Российская Федерация
Партия: КПСС
Образование: Горьковский государственный университет
 
Награды:

Иван Иванович Чугунов (24 сентября 1907 года (7 октября 1907), с. Шатки, Арзамасский уезд, Нижегородская губерния, Российская империя — 10 февраля 1972 года, Горький, РСФСР) — советский партийный и государственный деятель, председатель Горьковского облисполкома (1955—1962 и 1964—1972).



Биография

Родился в семье крестьянина-бедняка.

Член ВКП(б) с 1932 г. В 1937 г. окончил физико-математический факультет Горьковского государственного университета.

В 1923—1925 гг. работал переписчиком в Шатковском волисполкоме, членом правления и счетоводом в сельпо с. Шатки, в 1925—1929 гг. — райпотребсоюза и окрпотребсоюза (окружного потребительского союза) в г. Арзамасе Нижегородской губернии.

  • 1929—1932 гг. — служил в Красной Армии: солдатом, младшим командиром и политруком,
  • 1932—1933 гг. — обучался в Горьковском плановом институте,
  • 1933—1937 гг. — учился на физико-математическом факультете Горьковского государственного университета (ГГУ),
  • 1937 г. — ассистент на кафедре теоретической механики и помощник ректора ГГУ,
  • 1937—1939 гг. — заведующий отделом школ,
  • 1939—1941 гг. — заместитель заведующего отделом, заведующий отделом и секретарь Краснодарского крайкома ВКП(б),
  • 1941—1946 гг. — заместитель начальника управления кадров Главного политуправления Красной Армии,
  • 1946—1949 гг. — секретарь Краснодарского крайкома ВКП(б),
  • 1949—1951 гг. — первый заместитель председателя Краснодарского крайисполкома,
  • 1951—1955 гг. — первый заместитель председателя Совета Министров Марийской АССР,
  • 1955 г. — инспектор ЦК КПСС,
  • 1955—1962 гг. — председатель исполнительного комитета Горьковского областного Совета депутатов трудящихся,
  • 1962—1963 гг. — председатель Организационного бюро Горьковского областного комитета КПСС по сельскохозяйственному производству,
  • 1963—1964 гг. — первый секретарь Горьковского сельского обкома КПСС.

С 1964 г. — председатель Горьковского облисполкома.

Делегат ХХ съезда КПСС. Депутат Верховного Совета СССР 5-8 созывов. Депутат Верховного Совета РСФСР 2 и 3 созывов.

Награды и звания

Награждён двумя орденами Ленина, орденами Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, медалями «За оборону Кавказа», «За оборону Москвы», «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За Победу над Японией», «За доблестный труд», «В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина».

Источники

  • Политическая элита Нижегородской области; Нижегородская элита. ХХ век. 2005. С.41.
  • С. Лабутина. Мемориальная доска И.И. Чугунову будет открыта в Нижнем Новгороде // РИА «Время Н». 08.10.2007 www.vremyan.ru/news/68DE0548_5B6F_48E9_E407_AB3758879072

Напишите отзыв о статье "Чугунов, Иван Иванович"

Отрывок, характеризующий Чугунов, Иван Иванович

Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.