Чужак в чужой стране

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
«Чужак в чужой стране»
Stranger in a Strange Land
Жанр:

Роман

Автор:

Хайнлайн, Роберт Энсон

Язык оригинала:

Английский

Дата написания:

1951—1960

Дата первой публикации:

1 июня 1961

«Чужак в чужой стране» (англ. Stranger in a Strange Land [1], название также часто переводится на русский язык как «Чужак в стране чужой»; рабочее название (в рукописи) The Heretic — «Еретик») — фантастический философский роман Роберта Хайнлайна, удостоенный премии «Хьюго» в 1962 году. Одно из немногих фантастических произведений, включённых Библиотекой Конгресса в список книг, сформировавших Америку[2].

Сюжет содержит массу историко-философских аллюзий, являясь жизнеописанием Валентайна Майкла Смита, человека, воспитанного марсианами, вернувшегося на Землю и ставшего здесь новым мессией. Публикация романа вызвала скандал, связанный со слишком вольным, по нормам тогдашней цензуры, изображением сексуальной жизни и религии. До 1991 года в США роман выходил в урезанном на 25 % по сравнению с рукописью виде. Все русские переводы сделаны с сокращённого варианта.





История

Идея написать произведение о марсианском «маугли» наподобие киплинговского впервые пришла к Хайнлайну осенью 1948 года, но тогда у него не было достаточно времени, чтобы браться за написание объёмного произведения. Позднее он начал набрасывать фрагменты этого романа, к 1955 году произведение с рабочим названием «Марсианин по имени Смит» (англ. A Martian Named Smith) имело объём 43 000 слов, на этом работа приостановилась. 5 апреля 1958 года Хайнлайн продолжал работу над романом, которому теперь дал название «Еретик» (англ. The Heretic), когда увидел объявление в местной газете с призывом об одностороннем отказе США от проведения ядерных испытаний, что заставило его прерваться для написания «Звёздного десанта». Только после него он снова взялся за «Еретика», закончив его к весне 1960 года. Теперь его рабочим названием было «Человек с Марса» (англ. The Man From Mars), роман занимал 800 страниц и включал примерно 220 000 слов (тогда среднего размера роман был на 300 страниц и объёмом не более 80 000 слов).

Литагент Лёртон Блассингейм сразу предложил роман издательству Putnam’s Sons, так как по условиям контракта это издательство должно было первым ознакомиться со следующим романом Хайнлайна. В Putnam согласились опубликовать роман, но без тем секса и религии, что, по мнению Хайнлайна, было невозможно. В итоге издательство всё же приняло роман, но предварительно отредактированным Хайнлайном до размера 160 000 слов. Он был издан в 1961 году с окончательным названием «Чужак в чужой стране» (англ. Stranger in a Strange Land)[3].

Персонажи

Главные герои

  • Валентайн Майкл Смит, «человек с Марса», чаще упоминаемый как «Майк». Родился на Марсе уже после посадки корабля «Посланника». После гибели экипажа на протяжении 20 земных лет воспитывался марсианами, возвращён на Землю второй экспедицией на корабле «Чемпион». Впоследствии — основатель Церкви всех миров[4].
  • Джиллиан Бордмен («Джилл») — медсестра медицинского центра в Бетесде, первый человек Земли, «разделивший воду» с Майком. Впоследствии — его жена и главная жрица.
  • Джубал Харшоу — коммерчески успешный литератор, бакалавр юриспруденции, доктор медицины, доктор естественных наук, философ-неопессимист. Приютил у себя беглых Майка и Джилл и сыграл ключевую роль в земном воспитании человека с Марса. Проживает в изолированном поместье в Поконских горах в Пенсильвании, коллекционирует скульптуры Родена.

Экипажи марсианских экспедиций

  • Мэри Джейн Лайл Смит — инженер-ядерщик первой земной экспедиции на Марс на корабле «Посланник». Перед отправлением запатентовала принципиально новый вид космического двигателя. Мать Валентайна Майкла Смита, к которому перешло наследство, сопоставимое с бюджетом государства.
  • Доктор Уорд Смит — юридически отец Валентайна Майкла Смита. Врач экспедиции на Марс.
  • Капитан Майкл Брант — командир «Посланника», истинный отец Валентайна Майкла Смита.
  • Капитан ван Тромп — командир экспедиции на «Чемпионе».
  • Доктор Махмуд — переводчик и семантик на «Чемпионе». Вестернизированный араб, сохранивший мусульманскую веру. Первый человек Земли (не считая Майка), в совершенстве усвоивший марсианский язык.
  • Доктор Свен Нельсон — врач на «Чемпионе», осуществлявший надзор за Майком.

Окружение Майкла и Харшоу

  • Бен Кэкстон — журналист, бывший бойфренд Джилл. Именно он выяснил, какое состояние принадлежит Майку, и предложил сделать Генерального секретаря Федерации его управляющим.
  • Энн — секретарша Джубала. Высокая блондинка, имеет абсолютную память и юридическое звание Беспристрастного Свидетеля.
  • Мириам — рыжекудрая секретарша Джубала. Впоследствии принимает ислам и становится женой Махмуда.
  • Доркас — секретарша Джубала, брюнетка, самая щепетильная и кокетливая из секретарш[5].
  • Дьюк и Ларри — разнорабочие в поместье Джубала.
  • Патриция Пайвонски («Пэтти») — бывшая цирковая артистка, с которой дружили Майк и Джилл. Впоследствии — жрица Церкви всех Миров.

Политики, церковные деятели и другие

  • Генеральный секретарь Земной Федерации — Джозеф ДугласДжо»). Глава всемирного правительства, заменившего собой ООН. Управляющий имуществом Майка.
  • Элис Дуглас, чаще именуемая Агнес — супруга Генерального секретаря, не имеющая официального статуса. Оказывает колоссальное воздействие на мировую политику, но сама полностью во власти своего астролога[5].
  • Бекки Визи (официально Мадам Александра Везант) — личный астролог супруги Генсека. Шарлатанка, которая всегда находит выход из положения: к ней обращаются только тогда, когда все прочие варианты — закрыты.
  • Сенатор Кун — глава Восточной Лиги, главной оппозиции Дугласу в Федерации.
  • Фостер — основатель Церкви Нового Откровения (фостериты), после кончины стал архангелом.
  • Епископ Церкви Нового Откровения Дигби — преемник Фостера, тайно отравивший последнего[5]. Убитый Майком, стал ангелом.

Сюжет

Действие романа охватывает значительный промежуток времени. Временная привязка условна, но предполагается, что действие романа разворачивается в недалёком будущем.

Валентайн Майкл Смит родился на Марсе в команде злополучного корабля «Посланец» примерно через восемь лет после основания поселения на Луне. Не выдержав 480-дневного ожидания старта на Марсе, члены его команды умерли или покончили жизнь самоубийством, но новорождённый Майк был подобран марсианами. Само описание цивилизации марсиан Хайнлайн заимствовал из собственного романа «Красная планета» (1949): у марсиан нет пола, а на протяжении жизненного цикла они метаморфируют в три разных жизненных формы. «Дети»-нимфы привольно резвятся и рождают себе подобных, флегматичные взрослые гиганты-марсиане заботятся о своей планете и изощряют духовность, пока не перерождаются в Старших — нематериальную форму жизни, имеющую почти божественные возможности (когда-то они разрушили пятую планету — Фаэтон).

После Третьей мировой войны на Марс отправлен корабль «Чемпион». Привезённый командой «Чемпиона» на Землю, Валентайн испытывает физический и духовный шок. Он непривычен к земному тяготению, не выносит грубости землян и не понимает их обычаев и языка (Земля изображается Хайнлайном сатирически, как гиперболизированное общество потребления начала 1960-х). Одновременно ему угрожает опасность: Майкл владеет правами на технологии, от которых зависит благосостояние Земли, его состояние сопоставимо с государственным бюджетом (юридически — он наследник всего экипажа «Посланца», а его члены разработали массу внедрённых в жизнь технологий).

Медсестра Джиллиан Бордмен стала первой женщиной, которую увидел Майк, и он предложил ей «разделить воду» — первый марсианский обычай, прижившийся на Земле. Бойфренд Джилл — журналист Кэкстон, разъясняет в какую ловушку попал Майк. Кэкстон был захвачен спецслужбами Федерации, после чего Джилл помогает Майку бежать. Беглецов приютил сибарит и бонвиван — доктор Джубал Хэршоу. В беседах с ним Майк начинает понимать разницу между земными и марсианскими обычаями, и вводит марсианское слово «грок» (в переводе М. Пчелинцева грокать), которое не переводимо на земные языки. Одновременно Майк вводит концепцию «Ты еси Бог» (англ. Thou Art the God), которая распространяется на все живые существа и даже растения. Джилл становится возлюбленной Майка, и он обнаруживает Бога в их отношениях.

Джубал помогает Майку благополучно решить вопрос его наследства, а также добивается от властей освобождения Кэкстона. После этого Валентайну не нужно было скрываться, он смог спокойно заняться изучением земных обычаев. Особенно его заинтересовали земные религии, он сталкивается с могущественной сектой фостеритов, которые создали крайне эклектический культ, называя его «Церковью Нового Откровения». Епископ фостеритов Дигби отвергает формулу Майка, и тот убивает его. После убийства Майк осознаёт, что такое личная ответственность, и решает ещё глубже изучить человеческую расу. Освоившись, Майк покидает Джубала и путешествует с Джилл по Земле. Они присоединяются к бродячему цирку. Только понаблюдав за обезьянами, Майк понимает суть общественных отношений человечества и осознаёт, что такое человеческий юмор. Смит понимает, что его предназначение — уничтожить страдание, и поступает в семинарию, откуда его изгоняют.

В последней части романа Майк основывает Церковь всех Миров, в которой приняты марсианские порядки. Посвящённые изучают марсианский язык и, овладевая марсианской духовностью, приобретают сверхчеловеческие качества. Всё кончается массовой истерией, развязанной фостеритами, так как многие из них переходят к Майку. В результате Майк выходит к толпе и растерзан ею. Трагедию транслируют телеканалы мира в прямом эфире. Члены ближнего круга Майка (включая Джубала) поедают его останки по марсианскому обычаю, чтобы грокнуть нового Прометея во всей полноте.

Действие романа завершается на небесах, где архангел Фостер представляет ангелу Дигби нового шефа — архангела Майкла.

Критика

Роман сразу после издания получил довольно смешанные отзывы. В статье в The New York Times Орвилл Прескотт (англ.) язвительно отозвался о романе, описав его «неудачной мешаниной из научной фантастики, вымученного юмора, неинтересной социальной сатиры и дешёвой эротики», в итоге охарактеризовав его как «легкомысленный и нелепый», говоря, что «когда бесконечные оргии сочетаются с большим количеством нелепой болтовни, это становится невыносимо, как оскорбление терпению и интеллекту читателей»[6].

Рецензент Galaxy Флойд Гейл отметил в отзыве, что «недостатки книги состоят не столько в её раскрепощённости, сколько в том, что Хайнлайн откусил больший кусок, чем смог разжевать»[7].

Напишите отзыв о статье "Чужак в чужой стране"

Примечания

  1. Название романа содержит библейскую аллюзию. В книге «Исход» (2:22) в Библии короля Джеймса: «And she [Zippo’rah] bare him a son, and he called his name Gershom: for he said, I have been a stranger in a strange land». То же в Синодальном переводе: «Она (Сепфора) [зачала и] родила сына, и [Моисей] нарек ему имя: Гирсам, потому что, говорил он, я стал пришельцем в чужой земле»
  2. [www.loc.gov/bookfest/books-that-shaped-america/ Books That Shaped America] (англ.). Library of Congress. Проверено 4 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BehinFKW Архивировано из первоисточника 24 октября 2012].
  3. William H. Patterson, Jr. [www.heinleinsociety.org/rah/biographies.html Biographies of Robert and Virginia Heinlein] (англ.). Heinlein society. Проверено 24 октября 2012. [www.webcitation.org/6CLMXFApw Архивировано из первоисточника 21 ноября 2012].
  4. [www.sparknotes.com/lit/strangeland/canalysis.html Stranger in a Strange Land. Analysis of Major Characters] (англ.). SparkNotes. Проверено 25 октября 2012. [www.webcitation.org/6CLMY3tv7 Архивировано из первоисточника 21 ноября 2012].
  5. 1 2 3 [www.sparknotes.com/lit/strangeland/characters.html Stranger in a Strange Land. Characters] (англ.). SparkNotes. Проверено 25 октября 2012. [www.webcitation.org/6CLMYhqJD Архивировано из первоисточника 21 ноября 2012].
  6. Orville Prescott «Books of The Times» (англ.). — The New York Times. — Fasc. 4.08.1961. — P. 19.
  7. Гейл, Флойд «Galaxy's 5 Star Shelf» (англ.). — Galaxy Science Fiction, 1961. — Fasc. Июнь. — P. 194.

Литература

  • Clute John. The Encyclopedia of Science Fiction. — New York: St. Martin's Press, 1995. — P. 1386. — ISBN 0-312134-86-X.
  • Nicholls Peter. The Encyclopedia of Science Fiction. — St Albans, Herts, UK: Granada Publishing Ltd., 1979. — P. 672. — ISBN 0-586-05380-8.
  • Jakubowski Maxim. The Complete Book of Science Fiction and Fantasy Lists. — St Albans, Herts, UK: Granada Publishing Ltd., 1983. — P. 350. — ISBN 0-586-05678-5.
  • Panshin Alexei. Heinlein in Dimension: A Critical Analysis. — Chicago: Advent Publishers, 1968. — P. 214. — ISBN 0-911682-12-0.
  • Patterson, Jr William H. The Martian Named Smith: Critical Perspectives on Robert A. Heinlein's Stranger in a Strange Land. — Sacramento: Nitrosyncretic Press. — ISBN 0-9679874-2-3.
  • Pringle David. The Ultimate Guide to Science Fiction. — London: Grafton Books Ltd., 1990. — P. 407. — ISBN 0-246-13635-9.
  • Tuck Donald H. The Encyclopedia of Science Fiction and Fantasy. — Chicago: Advent Publishers, 1974. — P. 136. — ISBN 0-911682-20-1.

</div>

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Чужак в чужой стране
  • [www.isfdb.org/cgi-bin/title.cgi?1095 Список публикаций произведения «Чужак в чужой стране»] в ISFDB  (англ.)
  • [www.sparknotes.com/lit/strangeland/themes.html Themes, Motifs, and Symbols]
  • [www.strangehorizons.com/2008/20080303/howey-a.shtml «Junior, you aren’t shaping up too angelically»: Queerness in Heinlein’s Stranger in a Strange Land, by Allyn Howey]
  • [www.worldswithoutend.com/novel.asp?ID=8 Stranger in a Strange Land] at Worlds Without End
  • [www.erlib.com/%D0%A0%D0%BE%D0%B1%D0%B5%D1%80%D1%82_%D0%A5%D0%B0%D0%B9%D0%BD%D0%BB%D0%B0%D0%B9%D0%BD/%D0%A7%D1%83%D0%B6%D0%B0%D0%BA_%D0%B2_%D1%87%D1%83%D0%B6%D0%BE%D0%B9_%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B0%D0%BD%D0%B5/0/ Русский перевод романа]
  • [www.fantlab.ru/work2797 Информация о произведении «Чужак в чужой стране»] на сайте «Лаборатория Фантастики»

Отрывок, характеризующий Чужак в чужой стране

– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.