Чужая патриция (альбом)

</td></tr>

Чужая патриция
Альбом Дубовый Гаайъ
Дата выпуска	1997
Записан	1995
Жанр	психоделический рок техно
Лейбл	Элиас-Рекордс
Хронология Дубовый Гаайъ
Синяя лирика № 2 (1996) Чужая патриция (1997)

К:Альбомы 1997 года

«Чужая патриция» — музыкальный альбом группы Alien Pat Holman вышедший в 1995 году.

Это была первоначально группа «Alien Pat. Holman», возглавляемая Гансом Хольманом, но чуть позже Ганс познакомился с Дельфином, психоделическая музыкальная группа Alien Pat. Holman вылилась в альтернативный проект «Дубовый Гаайъ». Дельфин был автором текстов в Дубовом Бэнде, но параллельно группа Alien Pat Holman продолжала писать музыку, со словами на английском языке, отдельно от Дубового Бэнда. Но в 1996 году Дельфин покинул Дубовый Гаайъ, и ребятам из APH ничего не оставалось, как продолжать исполнять музыку в духе Alien Pat. Holman, но уже в Дубовом Бэнде. Самобытная,редкая и красивая музыка.

Список композиций

Издание альбома долгое время являлось загвоздкой в истории о "Дубовом Гаайе". Поэтому на CD версии альбома много недостоверной информации, включая список участников и искаженные названия композиций.

Треклист на обложке
№	Название	Длительность
1.	«Coming»	5.00
2.	«An American dreamer»	4.00
3.	«Fish Poetry + Joe's Bluse»	5.00
4.	«Ode to Brian Jones/Requem to Rocken'roll /»	10.00
5.	«It's only the Show»	6.00
6.	«The school again»	8.00
7.	«Moscow Girl»	7.00
8.	«Here Goes Little Voodoo»	10.00
9.	«Chrystal Jazz»	3.00

Истинный треклист
№	Название	Длительность
1.	«Coming»	9:18
2.	«An American Dreamer»	4:40
3.	«Fish Poetry»	3:52
4.	«Joe's Blues»	1:56
5.	«Ode to Brian Jones (Requiem to Rocken'roll)»	8:30
6.	«It's Only the Show»	0:48
7.	«The School Again»	7:32
8.	«I Know the Code of Your Life»	4:34
9.	«Moscow Girl»	6:43
10.	«Here Goes Little Voodoo»	11:10
11.	«Crystal Jazz»	3:50

Участники записи

• Ганс Хольман — вокал, гитара
• Иван Лебедев — синтезатор, плёнки
• Роман Лебедев — ритмика
• Влад Буцык — основная ритмика
• Андрей Грачёв — звукоинжениринг

Дополнительная информация

• Автор музыки и текстов — Ганс Патриций Хольман.
• Несмотря на то, что буквально вся музыка альбома исполнена на английском языке, в скит под номером 6 был вставлен диалог на русском — диалог между Человеком и Богом из советского художественного фильма «Допинг для ангелов» (1990).
• «Ode to Brian Jones (Requiem to Rocken'roll)» — посвящение легендарному участнику Rolling Stones, погибшему в схватке с героином.
• «The school again» успела войти в 95м году в первую российскую психоделическую компиляцию «FlyingHigh».

Неточности

На внутренней стороне обложки диска (и кассеты) указаны имена Дельфина (Дольпф), Миши Воинова (Миша Вор’роу) и Мутабора (Д. Мутто-Бутто), хотя ни один из них не участвовал в создании и записи альбома. Вероятно это связано с тем, что обложка, как и сам альбом, создавалась в 1995 году. Тогда ещё Дельфин, Мутабор и Миша Воинов были участниками группы.

Ссылки

[nirvanaone.ru/ob/DGAAJ/patricia.htm Информация об альбоме. Рецензия на альбом]

Отрывок, характеризующий Чужая патриция (альбом)

Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.