Чужие (фильм, 1986)

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Эта статья — о фильме 1986 года. О фильме 2008 года см. Чужие (фильм, 2008)

Чужие
Aliens
Жанр	фантастика, боевик, ужасы
Режиссёр	Джеймс Кэмерон
Продюсер	Гордон Кэрролл Дэвид Гилер Уолтер Хилл Гэйл Энн Хёрд
Автор сценария	Джеймс Кэмерон Дэвид Гилер Уолтер Хилл
В главных ролях	Сигурни Уивер Майкл Бин Лэнс Хенриксен Кэрри Хенн
Оператор	Адриан Биддл
Композитор	Джеймс Хорнер
Кинокомпания	Brandywine Productions SLM Production Group Twentieth Century Fox
Длительность	137 мин. (театральная версия) 154 мин. (расширенная версия)
Бюджет	18,5 млн долларов
Сборы	131 млн долларов
Страна	США США Великобритания Великобритания
Язык	английский
Год	1986
Предыдущий фильм	Чужой (1979)
Следующий фильм	Чужой 3 (1992)
IMDb	ID 0090605
[www.fox.co.uk/aliens Официальный сайт]
Выход фильма «Чужие» (оригинальное название — Aliens)

К:Фильмы 1986 года

«Чужи́е» (англ. Aliens, 1986) — научно-фантастический боевик режиссёра Джеймса Кэмерона, второй из серии кинофильмов о Чужом и третий в режиссёрской карьере Кэмерона. Входит в «классическую» тетралогию. Фильм регулярно фигурирует в списках наиболее значимых и высокохудожественных фильмов жанра. Картина заняла 95 место в списке 500 лучших фильмов ужасов по мнению пользователей сайта IMDb. Премьера состоялась одновременно в США и Канаде 18 июля 1986 года.

Сюжет

Спасательный челнок «Нарцисс» с погружённой в анабиоз Эллен Рипли сбивается с курса и попадает на замкнутую орбиту, где только спустя 57 лет её подбирает поисковая команда. Компания «Вэйланд-Ютани» начинает разбирательство по поводу истории Рипли о том, что причиной подрыва космического тягача «Ностромо» и гибели экипажа стал Чужой. Но, очевидно, рейс «Ностромо» тогда, 57 лет назад, был засекречен, и нынешнее руководство компании о нём ничего не знает. В результате Рипли обвиняют в превышении должностных обязанностей и отзывают её лицензию пилота. Когда Рипли спрашивает, почему бы просто не послать на планету LV-426 в системе ζ-2 (Дзета Сетки) созвездия Сетки экспедицию, чтобы проверить её показания, руководство компании шокирует её, заявляя, что в этом нет необходимости: на Ахероне (нынешнее название LV-426) они давно основали рабочую колонию «Надежда Хадли», чьи жители, по их словам, не сталкивались ни с какими существами.

Спустя месяц к Рипли, которая живёт на орбитальной станции «Гэйтуэй», работая водителем погрузчика, приходят один из руководителей компании Картер Бёрк и лейтенант Горман, которые сообщают, что с «Надеждой Хадли» потеряна связь. Они предлагают Рипли отправиться на планету в качестве консультанта вместе с десантниками для выяснения причин. Если она согласится, то компания восстановит Рипли в звании офицера. Рипли отказывается, главным образом из-за того, что она всё ещё уверена, что компания хочет заполучить Чужого для исследований. Однако после небольшого раздумья она, страдающая от ночных кошмаров и осознающая, что ей нечего терять, соглашается, взяв слово с Бёрка, что компания не будет стараться заполучить Чужого. Оказавшись на борту военного корабля «Сулако» Рипли пытается рассказать десантникам о Чужом, но те не особо ей верят и лишь посмеиваются.

После прибытия к Ахерону «Сулако» остаётся на орбите, а десантники спускаются вниз на челноке и обнаруживают, что все колонисты исчезли. Колония относительно цела, но повсюду видны следы борьбы и огромные дыры от кислоты в перекрытиях. В лаборатории колонии они находят колбы с Лицехватами, два из которых ещё живы. Судя по записям в журнале, Лицехватов пытались удалить до того, как они успели отложить эмбрионы в людей, которые скончались во время операций. Также десантники находят единственного выжившего — маленькую девочку Ребекку Джорден по прозвищу Ньют, которая всё это время пряталась в вентиляции. Вскоре десантники определяют местоположение остальных колонистов — судя по сигналам личных датчиков, они находятся в одном из подземных помещений ядерного реактора, питающего атмосферный процессор. Рипли замечает, что использование оружия, кроме огнемётов, в том месте не рекомендуется, так как выстрел может повредить систему охлаждения реактора, что вызовет термоядерный взрыв. Сидящий в БТР лейтенант Горман даёт приказ всем сдать боеприпасы, но пулемётчики Дрэйк и Васкес, сдав батареи от своих пулемётов, тайком подключают запасные, а капрал Хикс достаёт дробовик.

Подойдя к указанному месту, десантники оказываются в улье Чужих и видят множество трупов с разорванными грудными клетками, приклеенных слизью к стенам. Одна женщина оказывается ещё живой и просит десантников убить её. Не понимая, те пытаются её освободить, но из её груди вырывается родившийся Грудолом и женщину сжигают. Неожиданно взрослые Чужие спускаются с потолка и набрасываются на десантников со всех сторон. Оставшиеся в живых десантники начинают отступать, а Чужие преследуют их. Пулемётчики, игнорируя приказ командира, открывают огонь. Видя это, Рипли садится за руль БТР и мчится им навстречу. Забрав выживших десантников, Рипли удаётся вывести их из комплекса. После краткого совещания о дальнейших действиях Рипли выдвигает предложение, которое поддерживает Хикс (Горман контужен и поэтому по званию Хикс теперь главный): покинуть планету и уничтожить атмосферный процессор и колонию ядерным зарядом с орбиты. Бёрк пытается возражать, ссылаясь на дороговизну постройки. Челнок, стоящий возле главного комплекса, взлетает, чтобы подобрать отряд у сломавшегося БТР, но на его борт уже проник один из Чужих, который убивает обоих пилотов челнока, и тот терпит крушение, врезавшись в основание атмосферного процессора.

Собрав остатки снаряжения, Хикс решает окопаться в командном посту главного комплекса и ждать помощи. Десантники восстанавливают баррикады колонистов. Однако, вскоре андроид Бишоп показывает всем, что реактор атмосферного процессора скоро взорвётся, поскольку система охлаждения повреждена. Бишоп по трубе ползет к орбитальной антенне комплекса, чтобы вызвать второй челнок с «Сулако». Перед этим у всех заходит разговор относительно жизненного цикла Чужих: если Чужие являются следствием заражения Лицехватами, то откуда берутся яйца с самим Лицехватами. Рипли просит Бишопа, который проводил исследования мёртвых Лицехватов из лаборатории, уничтожить двух живых, но Бишоп сообщает, что Бёрк попросил сохранить образцы до прибытия на Землю. Рипли вызывает Бёрка на откровенный разговор и признаётся ему, что раздобыла журнал руководства колонии, из которого узнала, что это Бёрк послал руководству колонии запрос с координатами того инопланетного корабля, где команда «Ностромо» нашла яйца Чужих, а значит это он виноват в гибели всех колонистов. Рипли грозит Бёрку трибуналом по прибытию на Землю.

Рипли и Ньют засыпают в медлаборатории. Проснувшись, Рипли обнаруживает, что её автомат исчез, дверь заблокирована, а два живых лицехвата выпущены из своих колб. Рипли удаётся запустить систему пожарной тревоги, благодаря чему вовремя подоспевшие десантники успевают спасти их с Ньют и убить Лицехватов. После Рипли сообщает, что это работа Бёрка — по его плану Рипли и Ньют доставят на Землю образцы для исследований внутри себя (поскольку в гиперсне биологические часы человека замедляются, то Чужой не успел бы созреть к прибытию на Землю). Выслушав Рипли, десантники решают расстрелять Бёрка, но в этот момент освещение отключается, а оба датчика движения засекают массовое движение внутри комплекса, и очень скоро Чужие пробивают потолок (им удалось обойти все баррикады, пробравшись в потолочное пространство комплекса). Десантники открывают огонь, прикрывая отступление Рипли, Ньют и Бёрка. Бёрк пытается бежать в одиночку, но попадает прямо в лапы к одному из Чужих, а Рипли и Ньют отступают через вентиляционные каналы. За ними следуют немногие уцелевшие десантники. Здесь погибают Горман и Васкес, которые взрывают себя гранатой. Взрывная волна сбивает с ног Ньют, и она падает по вентиляционным каналам на нижние этажи комплекса. Хикс и Рипли, единственные выжившие, пытаются её спасти, но Чужие уносят её в свой улей. Кислотная кровь очередного Чужого обжигает Хикса, но Рипли помогает ему дойти до челнока, который Бишоп успел вызвать с «Сулако». Рипли приказывает Бишопу лететь к атмосферному процессору, вооружается и спускается в улей. По датчику слежения, который она надела на Ньют раньше, Рипли находит и спасает девочку, но спасаясь от очередного взрыва, которые теперь сотрясают процессор, Рипли попадает в зал Королевы-Матки Чужих, которая и откладывает яйца.

Рипли выпускает струю огня в воздух, а затем направляет ствол огнемёта на яйца. Королева отзывает своих воинов, но в этот момент яйца начинают раскрываться. Рипли сжигает яйца из огнемёта, расстреливает из автомата, а затем из подствольного гранатомёта взрывает яйцеклад Королевы. После чего, Рипли и Ньют убегают, а королева рвет яйцеклад и преследует их. Бишоп подлетает к посадочной платформе, чтобы забрать Рипли и Ньют, но в этот момент атмосферный процессор начинает разрушаться — сильная взрывная волна бросает челнок на платформу, прямо в кучу обломков, и тот застревает в них. Тем не менее, взлететь всё же удаётся, прежде чем термоядерный взрыв уничтожает атмосферный процессор. По возвращении на «Сулако» обнаруживается, что Королева спряталась в шасси челнока. Она разрывает Бишопа и начинает преследовать Ньют в ангаре. Рипли, используя робота-погрузчика, удаётся выбросить чудовище в космос. В качестве единственного живого пилота Рипли направляет «Сулако» на Землю. Из всей команды уцелели в итоге она, Ньют, Хикс и Бишоп (хотя последний и разорван пополам, но продолжает функционировать).

Производство

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Подготовка

Изначально сиквел планировался сразу после выхода первой части (Дэвид Гилер в одном из интервью говорил что продюсеры планировали сделать новый фильм с героем-мужчиной вместо Элен Рипли). Между тем, коммерческий успех «Чужого» вновь сделал в кинематографе актуальной тему инопланетных монстров, из-за чего в конце 70-х-начале 80-х было выпущено множество малоуспешных фантастических фильмов на соответствующую тему (среди них был «Галактический террор», спец-эффектами которого занимался Джеймс Кэмерон). Параллельно в руководстве «20th Century Fox» начались кадровые перестановки и на фоне всего этого продюсеры посчитали, что сиквел не получит такого успеха, поэтому его идея была отложена. Спустя пару лет, когда в студии снова начались кадровые перестановки, продюсерам Дэвиду Гилеру, Уолтеру Хиллу и Гордону Кэрроллу удалось дать зелёный свет сиквелу, однако, они никак не могли решить, делать ли им прямой сиквел с продолжением истории Рипли или сделать новую историю с новыми персонажами и поэтому начали искать сценариста. Где-то в период лета-осени 1983 года Дэвиду Гилеру попался сценарий «Терминатора» Джеймса Кэмерона (фильм тогда был только в разработке). Сценарий ему понравился и он вызвал Кэмерона на переговоры, хотя изначально Гилер, Хилл и Кэррол хотели, чтобы Кэмерон написал сценарий к их другому фантастическому проекту, который был у них разработке, «Спартак в Космосе», но тот не понравился Кэмерону, который после этого поинтересовался, нет ли у продюсеров другого проекта.

Хотя у продюсеров ещё до знакомства с Кэмероном зародилась идея на тему «Рипли и солдаты», у самого Кэмерона тоже уже был готов к тому времени набросок сценария под названием «Мать», в котором фигурировали взвод высокотехнологичных солдат, атмосферный процессор на Венере и финальная схватка между «матерью инопланетян» и протагонистом-женщиной в роботе-погрузчике. Идея с отрядом колониальных морпехов родилась у Кэмерона в период, когда он занимался написанием сценария для «Рэмбо: Первая кровь 2» и изучал тематику вьетнамской войны. Его заинтересовала идея того, как хорошо вооруженные, но самоуверенные и слабо понимающие местную специфику солдаты столкнулись с менее технологичным, но зато отлично приспособленным к бою в этой местности противником. Кроме того, Кэмерон был давним поклонником книги «Звёздный десант» Роберта Хайнлайна и его крайне интересовала идея военных в космосе. Смешение этих двух тем (Вьетнам + Звёздная пехота) породило концепцию колониальных морских пехотинцев, которые в фильме по своему поведению очень похожи на американских солдат в период войны во Вьетнаме.

Хотя Кэмерон в тот момент собирался начать съёмки «Терминатора», продюсер Дино Де Лаурентис к тому моменту успел «перехватить» Арнольда Шварценеггера (которого Кэмерон уже утвердил на роль Терминатора) для съемок «Конана-разрушителя», в результате чего у Кэмерона в рабочем графике образовался пробел в 9 месяцев (именно столько ему пришлось ждать, пока Шварценеггер не закончит съемки в «Конане»). Этот период он потратил на переделку сценария «Мать» под сиквел «Чужого».

Сценарий

Черновик сценария

Именно Кэмерон решил, что сиквел должен быть прямым продолжением фильма Скотта, а не отдельным фильмом. Ему же принадлежала идея перенести действие на много лет в будущее после событий первого фильма, чтобы зрителям легче было понять мотивацию возвращения Рипли на LV-426.

45-страничный тритмент (черновой вариант сценария) Кэмерон написал за 4 дня, после того как продюсеры согласились на его сотрудничество с ними, и 21 сентября 1983 года представил им готовый вариант под названием «Alien II», который сопровождался несколькими набросками, демонстрирующими его видение стилистики будущего фильма. От итогового варианта сюжет отличался следующим:

• Действие происходило спустя 60 лет.
• Рипли снился ночной кошмар, где она спасается на «Ностромо» от Чужого.
• Дочь Рипли была жива, Рипли пыталась поговорить с ней по видеофону с катастрофическим результатом: дочь обвиняет мать в том, что она её намеренно бросила и кидает трубку.
• Компания называлась «Вейлан-Ютани». Буква Д в слове «Вейлан» была добавлена уже в окончательном варианте сценария.
• Станция «Гэйтуэй» называлась «Бета».
• LV-426 называется Ахерон (хотя она так называлась и в сценарии и в новеллезации Фостера, в самом фильме название не упоминается).
• Расс Джорден в одиночку отправлялся в корабль Космического жокея. Его жена Энн вызывала поисковую партию, которая находит его тело в отсеке с яйцами Чужих, после чего тут же нападали другие лицехваты.
• С сообщением, что с колонией потеряна связь, к Рипли приходит один Горман.
• Присутствовал эпизодический персонаж доктор О’Нил, который лечил Рипли. Когда она даёт согласие на полёт, он обещает позаботиться о Джонсе.
• Бишоп оставался на борту «Сулако».
• Улей Чужих располагался не глубоко в недрах атмосферного процессора, а в надземной части и был виден снаружи.
• Горман не приказывал морпехам сдать боеприпасы Эйпону.
• Помимо Хикса, Хадсона и Васкес, после сражения в улье выживали ещё Дитрих и Эйпон (последний, однако, был парализован нейротоксином Чужих).
• Присутствовала некая разновидность Чужих-альбиносов, которые парализовали людей с помощью нейротоксина и делали из них коконы.
• Горман предлагал расстрелять улей из установленной на БТР пушки, но Хикс останавливал его, указывая что это может вызвать термоядерный взрыв.
• Именно катастрофа шаттла становилась причиной повреждения системы охлаждения реактора. БТР не получал никаких повреждений.

Далее тритмент сильно расходился с фильмом. Выжившие баррикадируются в оперативном центре колонии, ставят повсюду самонаводящиеся пулеметы, мины, камеры и рассчитывают продержаться до того, как Бишоп пришлет к ним новый челнок с корабля. Хадсон остается в медотсеке с парализованным Эйпоном, развлекая себя тем, что рассказывает сержанту всё то, что он о нём на самом деле думает, а остальные в оперативном центре обсуждают различные варианты спасения. В этот момент Чужие проникают в комплекс через подземный туннель и Хиксу приходится заварить дверь ведущую в медотсек, оставив там Хадсона и Эйпона. После этого выжившие с боем пробиваются к лифту и выбираются на поверхность. Во время очередной перестрелки, кровь чужого попадает на Хикса, но в отличие от фильма он успевает снять броню и потому остается невредимым. Дитрих забирается внутрь БТР и натыкается внутри на Чужого. Остальные открывают огонь и БТР взрывается. У Гормана начинаются психические проблемы.

В этот момент на связь выходит Хадсон — его схватили Чужие и он уже замурован в кокон в недрах Улья. Он говорит, что Хикс поступил правильно, заварив дверь, а затем сообщает где находится и описывает ужасающее существо (Королеву Чужих), которое видит. Также он сообщает что неподалеку от него находится стартовая площадка с расположенным на ней орбитальным шаттлом колонистов. Вскоре рассказ Хадсона сменяют предсмертные хрипы и звуки вырвавшегося Грудолома. Оставшиеся в живых пробираются через узкие коридоры комплекса к тому месту, где должен приземлиться челнок Бишопа и вскоре оказываются окруженными Чужими с двух сторон. Хикс вырезает отверстие в стене и спасает Ньют и Рипли, но Горман впадает в ступор и блокирует выход, не давая Васкес спастись. Тогда она достает две гранаты, вручает одну парализованному от страха Горману, после чего выдергивает чеку из другой и иронично «чокается» с Горманом.

Единственные выжившие Хикс, Рипли и Ньют достигают указанной точки, но Бишоп отказывается посадить челнок, ссылаясь на то, что риск заражения других населенных планет крайне высок. До взрыва реактора остается не так и много времени и Рипли решает воспользоваться шаттлом колонистов. С помощью ингредиентов из походной аптечки морпехов она делает противоядие к нейротоксину, которым Чужие парализуют людей. Дойдя до Улья, троица вкалывает антидот и ждёт когда их схватят Чужие. Затем, когда их начинают помещать в коконы, Рипли и Ньют высвобождаются. Она пытается спасти и Хикса, но он останавливает её, говоря что она не успеет и приказывает ей спасаться. Рипли находит шаттл (в процессе этого её преследует Королева) и улетает на нём за минуту до ядерного взрыва. На борту «Сулако» она встречает Бишопа, который пытается оправдаться, говоря, что он не мог противодействовать своей программе и что наверно Рипли была права насчет него, когда сравнивала его с Эшем. Далее сюжет аналогичен фильму.

Окончательный вариант

Гиеру и Хиллу понравился тритмент Кэмерона, но для большей убедительности перед руководством студии они написали на его титульной странице свои имена. Кэмерон был очень недоволен, узнав об этом, но тогда он не имел никакого веса в Голливуде, чтобы отстоять своё авторское право. Студия весьма благосклонно отнеслась к тритменту Кэмерона и он получил заказ написать уже полноценный сценарий. Но ситуация осложнялась тем что в это же самое время он уже работал над сценарием «Рэмбо: Первая кровь 2» и вдобавок ему потребовалось переписать сценарий «Терминатора», подготовка к съёмкам которого начиналась в феврале 1984 года, и у Кэмерона было в запасе примерно 90 дней чтобы написать 360 страниц текста (из расчета трёх фильмов стандартным хронометражем в два часа). Перерабатывая тритмент, он решил всё же сделать так же, как Гиллер и Хилл сделали в «Чужом», и ввёл в сюжет персонажа-антогониста Картера Бёрка, которому перешла половина линии Гормана. Затем он решил сделать Бишопа хорошим, чтобы сыграть против подсознательного ожидания публики продолжения темы плохих роботов — Рипли, благодаря своему отношению к Бишопу в первой половине фильма, заставляет зрителя думать, что Бишоп окажется аналогичным Эшу.

Однако, к назначенному сроку Кэмерон написал только 90 страниц, потому что Сильвестру Сталлоне не понравился его сценарий для «Рэмбо 2» и в итоге Кэмерону пришлось одновременно работать над двумя сценариями. Хотя Гиллер и Хилл были не в восторге от этого, они всё же решились показать руководству студии то немногое, что Кэмерон успел сделать (включая эскизы Королевы Чужих и экипировки морпехов). Чиновники «Fox», однако, пришли от этого в восторг и не только дали фильму зелёный свет, но и пошли на беспрецедентный шаг и заключили соглашение, по условиям которого Кэмерон мог спокойно снять «Терминатора» и уже после должен был дописать сценарий. Кроме того, ему было обещано, что если он продемонстрирует свой режиссёрский талант в «Терминаторе», то получит право снять «Alien II». Работу над сценарием Кэмерон закончил в феврале 1985 года — к тому моменту сценарий уже назывался «Aliens». Сюжетно он очень напоминал режиссёрскую версию, хотя тоже имел отличия:

• Присутствовала сцена в футуристической общей душевой на борту «Сулако», которая была очень похожа на аналогичные сцены из «Робокопа» и «Звёздного десанта» Пола Верховена, где полицейские и солдаты будущего спокойно переодеваются и моются в одном помещении невзирая на то, что они разного пола.
• В эпизоде инструктажа, Рипли называла лицехвата «фактически ходячим органом размножения», на что Хадсон говорил, что это похоже на Хикса.
• На Ахероне находилось около 30 атмосферных процессоров, а не один.
• Бишоп не ложился в анабиоз на время полета (но поскольку «Сулако» летел до Ахеронта всего несколько недель, то бодрствование Бишопа не наводило Рипли на мысль, что он андроид).
• Чужие-альбиносы всё ещё присутствовали в сценарии.
• В сцене бегства морпехов из улья, Чужой прыгал на крышу БТР и Хикс убивал его, используя автоматическую пушку броневика.
• Ньют, узнав у Рипли, что её дочь умерла, спрашивала, сможет ли она заменить её ей.
• Когда Бишоп полз по туннелю, он сталкивался с Чужим (эта сцена присутствовала и в съёмочном сценарии, но так и не была снята).
• Немного отличались диалоги: часть реплик была отдана другим персонажам, другая часть впоследствии была сымпровизирована.

Съёмки

Съёмки начались 30 сентября 1985 года и закончились 28 февраля 1986 года. Приняв решение снимать фильм в Великобритании, Кэмерон столкнулся с проблемой менталитета: съёмочная группа состояла в основном из британцев и очень чтила фильм Скотта, из-за чего Кэмерона британские продюсеры откровенно недолюбливали. Полтора миллиона из восемнадцати (полный бюджет фильма) ушло на создание бронетранспортёра десанта. Рон Кобб нарисовал дизайн такого бронетранспортёра, с колесами, позволяющими ему поворачиваться на 360 градусов. Делали его в итоге из буксировщика самолетов. Машина досталась съемочной группе по случаю: аэропорт Хитроу как раз производил замену инвентаря — получилось относительно дёшево. Чтобы уменьшить вес агрегата, с авто срезали 44 тонны металла, но даже после этого она весила 28 тонн. Сцены внутри БТР снимали в отдельной декорации, которая по объёму превышала в полтора раза его истинный размер. Для сцен, в которых пехотинцы выходят из бронетранспортёра и входят в опустевшую колонию, на студии «Пайнвуд» была построена полноразмерная декорация входа в колонию. Было также построено несколько внутренних помещений колонии, включая медицинскую лабораторию и коридор, в котором несколько раз меняли декорацию, чтобы создать иллюзию множества уровней. Все эти декорации стояли на стойках на высоте почти двух метров над полом студии, чтобы дать возможность чужим появляться и из-под пола. Куклу матки Чужих выполнили в двух экземплярах: полноразмерную и миниатюрную, вчетверо уступавшую первой размерами. Большой куклой управляли «изнутри» два оператора. Малую куклу пришлось делать полностью аниматронной, она управлялась с помощью 56 тросов. Малая кукла использовалась для съёмки сцены боя с автопогрузчиком, управляемым Рипли. Он также был выполнен в миниатюре. Актёры, играющие десантников, для придания их поведению естественности и командного духа перед съёмками прошли стажировку в настоящем военном лагере. Исключение составил только Уильям Хоуп, сыгравший лейтенанта Гормана, так как по сюжету его герой был новичком и должен был отличаться от остальных. Импульсные винтовки М41-А, используемые пехотинцами, на самом деле являются сильно видоизменёнными Томми-ганами (M1 Thompson). Подствольные гранатомёты сделаны на базе дробовика Remington M870 с цевьём от SPAS-12, а пулемёты «Smart-gun», которые используют Дрейк и Васкес, переделаны из немецкого пулемёта MG-42.

В прокате также шла купированная версия фильма, в которой отсутствовали некоторые эпизоды, в том числе значимый эпизод с автоматическими пулемётами (после крушения первого челнока). Тем самым зрители вводились в заблуждение: на базе было 158 колонистов, соответственно число особей чужих должно быть примерно тем же. Однако во время штурма чужими командного поста, количество нападающих гораздо меньше. Лишь очень динамичный и напряжённый эпизод с четырьмя автоматическими часовыми роботами-пулемётами в авторской версии фильма расставляет все по своим местам.

Адаптации

Книги

Новеллизация, как и первая часть, была выполнена Аланом Дин Фостером. Она также содержала в себе все вырезанные сцены. В 1993 Глеб Киреев под псевдонимом Алекс Ривендж выпустил свою новелизацию по фильму. В роман не были включены пропущенные сцены, частично были изменены имена персонажей (и даже какие-то части их биографий) и добавлено множество нововведений, не имеющих отношения к фильмам (у Чужих были щупальца).

В ролях

Приняв решение снимать в Великобритании, Кэмерон столкнулся с тем, что и кастинг ему пришлось проводить тоже в Англии, что обернулось для него большими проблемами: десантники, которые по сценарию были «типичными американцами», не могли говорить с британским акцентом, поэтому одним из требований для кандидатов было умение говорить с американским акцентом. Особое предпочтение Кэмерон и Хёрд отдавали живущим в Англии американцам. Просмотрев где-то 1000 человек и отобрав нескольких из них (в их числе были Дженетт Голдстин и Марк Ролстон), они приняли решение привозить актёров из США.

Все актёры, игравшие десантников, вместе прошли специальную военную подготовку (кроме Майкла Бина, который попал в проект в самый последний момент). Чтобы действительно выглядеть в кадре сплочённой командой они все проводили вместе много времени за пределами съёмочной площадки.

• Сигурни Уивер — Эллен Рипли (Ellen Louise Ripley). Участие Сигурни Уивер было безоговорочным, хотя сама актриса не горела желанием сниматься в фантастическом боевике. Несмотря на то, что именно «Чужой» принёс ей славу, на момент съёмок «Чужих» актриса добилась значительных успеха и признания в жанре драмы. Она всё же согласилась вернуться к роли Рипли, так как её очень заинтересовала драматическая составляющая этого персонажа.
• Кэрри Хенн — Ребекка Джордан (Ньют) (Newt). Девочка лет 9-ти (по сценарию 6-ти лет). Единственная выжившая из колонистов. Потеряла родителей и старшего брата во время операции по принесению лицехватов на базу. До прихода десантников пряталась в вентиляционных и канализационных трубах.

• Майкл Бин — капрал Дуэйн Хикс (Dwayne Hicks). Командир второго отделения первого взвода. Скромный, очень спокойный (флегматичный) и рассудительный боец. После ранения лейтенанта Гормана и гибели сержанта Эйпона, стал командиром отряда. Специалист по техническим системам. По законам жанра, между ним и Рипли должны были возникнуть романтические отношения, но кроме лёгких намёков ничего не случилось. К концу фильма получает сильные ожоги, но остаётся жив.
• Пол Райзер — Картер Бёрк (Carter Burke). Один из молодых, но перспективных руководителей компании «Вэйланд-Ютани». На первый взгляд — хороший парень. В реальности же беспринципный и алчный делец. При бегстве захвачен Чужими и унесён в улей (по сценарию самоликвидировался гранатой, выданной ему Рипли в улье, но сцена не попала в режиссёрскую версию).

• Лэнс Хенриксен — Л. Бишоп (L. Bishop). Человекообразный робот (андроид), хотя более предпочитает термин «искусственный человек». В отличие от старых моделей, полностью подчиняется законам Азимова, хотя способен на допустимый риск. Блестяще владеет холодным оружием, свои навыки использует в медицинских и исследовательских целях. Способен управлять любым транспортным средством, в том числе и дистанционно.
• Билл Пэкстон — рядовой У. Хадсон (W. Hudson). «Дембель» — дослуживает последний месяц. Весельчак и балагур. Любитель глуповатых шуток, объектом которых часто становится сам. Отлично подготовлен, но в силу своего непростого (холерического) характера, часто забывает о субординации и в критических ситуациях может даже впадать в истерику, но быстро берет над собой контроль. Пал смертью храбрых в схватке с чужими, прикрывая отход товарищей из командного центра основного комплекса. Тело Хадсона можно увидеть в игре Aliens Colonial Marines с дырой в груди.

• Уильям Хоуп — лейтенант У. Горман (W. Gorman). Молодой лейтенант с опытом всего двух боевых операций (включая эту — на LV-426) за плечами. Дистанцируется от своих подчинённых. Причины, по которым получил командование в этой операции, неизвестны. Во время первого боя из-за его нерешительности гибнет большая часть отряда. Получает черепно-мозговую травму. Придя в себя, передаёт командование капралу Хиксу (которое, собственно, и так ему перешло на момент недееспособности Гормана). Окружённый Чужими в вентиляционном туннеле основного комплекса, взрывает себя и подчиненную Васкес гранатой.
• Рикко Росс — рядовой Р. Фрост (R. Frost). В улье нёс сумку с боеприпасами. Был подожжён случайным выстрелом из огнемёта и упал в лестничный проём. Погиб.
• Эл Мэттьюс — сержант А. Эйпон (A. Apone). Сержант десанта. Командир первого взвода. Во время сражения в улье, слушая приказ лейтенанта Гормана, был убит Чужими.
• Дженетт Голдстин — рядовая Джанетт Васкес (Jenette Vasquez). Пулемётчик. Друг Дрэйка. При отступлении через вентиляционный канал ей даже удаётся в ближнем бою обезвредить Чужого и расстрелять в упор из пистолета. При этом она получает ранение в ногу кислотой и погибает вместе с лейтенантом Горманом, который после неудачной попытки спасти её подрывает обоих гранатой.
• Марк Ролстон — рядовой М. Дрэйк (M. Drake). Пулемётчик. Друг Васкес. Отважный, немного грубоватый рыжеволосый морпех, не обделен чувством юмора. Был смертельно ранен кислотной кровью Чужих, прикрывая отход товарищей из улья. По сценарию, Дрейк и Васкес были завербованы в отряд из спецтюрьмы, где они отбывали пожизненное заключение.

• Синтия Скотт — капрал С. Дитрих (C. Dietrich) Полевой врач отряда и огнемётчик. Стала первой жертвой нападения чужих, при этом беспорядочным залпом из огнемёта случайно подожгла рядового Фроста. Была схвачена живой и заражена лицехватом.
• Коллет Хиллер (англ. Colette Hiller) — капрал С. Ферро (C. Ferro). Штатный пилот челнока. Убита Чужим во время подлёта к атмосферной установке за выжившими после первого сражения.
• Дэниэл Кэш — рядовой Д. Спанкмайер (D. Spunkmeyer). Механик челнока. Из-за его халатности [предположительно], на борт челнока проник Чужой. Был убит Чужим или погиб при падении челнока.
• Тревор Стидмен — рядовой Т. Вержбовски (T. Wierzbowski). Был захвачен Чужими во время битвы в улье и заражен лицехватом.
• Тип Типпинг — рядовой Т. Кроу (T. Crowe). Погиб во время первого боя в улье при взрыве сумки с боеприпасами.
• Пол Максвелл (англ. Paul Maxwell) — Ван Лёвен (Van Leuwen). Государственный следователь. Предложил Э. Рипли условия восстановления лицензии пилота.
• Джеймс Ремар — капрал Дуэйн Хикс в ряде кадров. Изначально именно Ремар должен был играть Хикса, но через некоторое время после начала съёмок он был арестован за хранение наркотиков, после чего Кэмерон решил с ним не связываться и снял с роли. На тот момент была отснята только сцена, где морпехи входят в улей Чужих, но декорация этой сцены уже была разобрана, из-за чего, когда в проект пришёл Майкл Бин, сцену с участием последнего переснять было уже не возможно. Во время монтажа Кэмерону пришлось покадрово просматривать все эпизоды этой сцены и смонтировать её так, чтобы лицо Ремара не было заметно в кадре.
• Гейл Энн Хёрд — рядовая Джанетт Васкес (в сцене, где Васкес в воздуховоде стреляет в Чужого, придавив его к стене воздуховода). Актриса Дженетт Голдстин, игравшая Васкес, никак не могла как следует справиться с отдачей пистолета. Единственной женщиной в съёмочной группе, которая умела стрелять, была продюсер фильма, и на тот момент жена Кэмерона, Гейл Энн Хёрд. Сама Хёрд в дополнительных материалах в интервью вспоминала, что съёмочная группа была очень шокирована, когда увидела её в камуфляже, потому что привыкла видеть её в платьях и на каблуках.
• Барбара Коулз — Женщина в коконе
• Стюарт Миллиган — Капитан поисковой команды

У персонажей Эйпон, Бишоп, Кроу, Дитрих, Дрейк, Ферро, Фрост, Горман, Спанкмейер, Васкес и Вержбовски инициалы имён начинаются с тех же самых букв, что и реальные имена актёров. Тем не менее, в фильме не даётся никаких подтверждений на счёт того, что их имена совпадают.

Вырезанные сцены

• Уильям Армстронг — Лайдекер
• Мак Макдональд — Симпсон
• Джей Бенедикт — Расс Джордан
• Холли Де Йонг — Энн Джордан
• Кристофер Хенн — Тимми Джордан
• Элизабет Инглис — Аманда (на фото)

Вырезанные сцены

Сцены, общей продолжительностью в 17 минут, которые не вошли в театральную версию, но были включены в расширенную версию, которая впервые вышла ограниченным тиражом (всего 10 000 копий) на лазердиске в декабре 1991 года (в 1992 году эта версия вышла на VHS, а в 1999 году — на DVD):

• Сцена перед слушанием. На космической станции «Gateway» Рипли сидит в помещении перед проекционным экраном, который демонстрирует лес. Входит Бёрк, и у них происходит диалог, из которого выясняется, что у Рипли была дочь, умершая два года назад в возрасте 66 лет.
• Сцена в конце слушания, где государственный следователь зачитывает окончательный вердикт.
• Длинный эпизод, в котором после слушания показывают, как идёт жизнь в колонии "Надежда Хадли (только из этой сцены становилось известно её название и размер населения — 158 чел.), как родители Ньют нашли корабль Космического пилота, а отец был пойман лицехватом.
• Из видеоряда, демонстрирующего внутренний интерьер «Сулако», было убрано несколько кадров, показывающих посадочный отсек, столовую и шкафчики десантников.
• Во время спуска на планету Хадсон показывает Рипли, какое оружие у них есть.
• Во время исследований жилых помещений колонии у Хадсона начинает пищать датчик движений. Он и Васкес врываются в комнату и обнаруживают небольшую ярусную клетку с белыми мышами и хомяками.
• Когда был окончен осмотр командного здания, руководство и гражданские под дождём входят в комплекс, однако Рипли в замешательстве и не решается войти.
• Во время совещания после крушения десантного корабля в центре управления обсуждаются места установки автоматических пулемётов. После проведения совещания Васкес и Хадсон устанавливают орудия в главном туннеле, а Хикс — управляющие ими терминалы. Васкес и Хадсон проверяют работу орудий.
• Во время обсуждения расы Чужих Хадсон и Васкес спорят о типе колонии чудовищ.
• Во время первого и второго нападения Чужих на комплекс действуют автоматические пулемёты, отбивающие наступление.
• В сцене, когда Рипли собирается покинуть челнок и просит Бишопа понаблюдать раненого Хикса, они с Хиксом говорят друг другу свои имена — Дуэйн и Эллен.

Представлены отдельно

Эпизоды, которые не вошли даже в расширенную версию:

• Когда Рипли плачет над фотографией Аманды, Бёрк говорит, что не все обещания легко выполнимы.
• Когда Рипли и десантники пытаются найти Ньют, которая ползает под полом, Дрейк призывает всех оставить её.
• Хикс подходит к Рипли и Ньют, чтобы сообщить, что они отследили колонистов в атмосферном процессоре, после чего Ньют срывается с места и пытается убежать. Хикс вовремя настигает её, хватает за плечо и тащит обратно. Тогда девочка кусает его за руку. Хикс выпускает Ньют, но тут же подбегает Рипли, хватает ребёнка за плечи и ругает её. Хикс, раздосадованный тем, что его снова покусали, уходит из помещения, на ходу говоря, что надеется, что у неё нет бешенства.
• После того, как Бишоп вызывается в одиночку добраться до антенны, Рипли спрашивает его, что ему понадобится. В какой-то момент Васкес обнаруживает, что звук ломаемой двери в служебном туннеле прекратился, а значит Чужие уже на территории комплекса.
• Рипли идёт по подвалам атмосферной установки и натыкается на пойманного и инфицированного Бёрка. Он просит убить его, но взамен Рипли вручает ему гранату. Сцена долгое время была известна только благодаря опубликованным в различных журналах кадрам и была впервые представлена только в специальном издании на Blu-ray. Сцена не была включена ни в одну из версий фильма из-за того, что к тому времени на Бёрке всё ещё должен был быть лицехват.

Награды и номинации

Награды

• 1987 — две премии «Оскар»: лучшие звуковые эффекты (Дон Шарп), лучшие визуальные эффекты (Роберт Скотак, Стэн Уинстон, Джон Ричардсон, Сюзанн Бенсон)
• 1987 — 8 премий «Сатурн»: лучший научно-фантастический фильм, лучший режиссёр (Джеймс Кэмерон), лучший сценарий (Джеймс Кэмерон), лучшая актриса (Сигурни Уивер), лучший актёр второго плана (Билл Пэкстон), лучшая актриса второго плана (Дженетт Голдстейн), лучший молодой актёр (Кэрри Хенн), лучшие спецэффекты (Роберт Скотак, Стэн Уинстон, Деннис Скотак)
• 1987 — премия BAFTA за лучшие визуальные эффекты (Роберт Скотак, Брайан Джонсон, Стэн Уинстон, Джон Ричардсон)
• 1987 — премия «Хьюго» за лучшую постановку

Номинации

• 1987 — 5 номинаций на премию «Оскар»: лучший монтаж фильма (Рэй Лавджой), лучшая женская роль (Сигурни Уивер), лучший звук, лучший саундтрек (Джеймс Хорнер), лучшие декорации (Питер Ламонт, Криспиан Саллис)
• 1987 — три номинации на премию «Сатурн»: лучший актёр (Майкл Бьен), лучшие костюмы (Эмма Портеус), лучший грим (Питер Робб-Кинг)
• 1987 — номинация на премию Японской киноакадемии за лучший фильм на иностранном языке
• 1987 — три номинации на премию BAFTA: лучший грим (Питер Робб-Кинг), лучшая работа художника (Питер Ламонт), лучший звук
• 1987 — номинация на премию «Золотой глобус» за лучшую женскую роль — драма (Сигурни Уивер)
• 1987 — номинация на премию «Молодой актёр» за лучшую роль второго плана в исполнении молодой актрисы (Кэрри Хенн)
• 2004 — номинация на премию «Сатурн» за лучшую DVD-коллекцию

Ссылки

• «Чужие» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.allmovie.com/movie/v1524 Чужие] (англ.) на сайте allmovie

Отрывок, характеризующий Чужие (фильм, 1986)

В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.


Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.