Чуново (Братислава)
Поделись знанием:
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
Братислава – городской район Чуново (другие названия: Братислава-Чуново (Bratislava-Čunovo), городской район Чуново (Mestská časť Čunovo), Чуново (Čunovo); неправильно по-словацки: Чунёво/Čuňovo; венгр. Дуначун/Dunacsún, нем. Зандорф/Sandorf) — район Братиславы, относится к округу Братислава V, самый южный район города Братислава. Непосредственно граничит с Венгрией и Австрией. Расположен недалеко от Дунайской велосипедной трассы и гидротехнического сооружения "Габчиково".
К Чехословакии присоединён 15 октября 1947 года вместе с районами Русовце и Яровце по решению Парижской мирной конференции. Присоединение этих территорий позволило начать строительство братиславского порта на Дунае. В то время Чуново населяли преимущественно хорваты, некоторая часть местного населения района до сих пор говорит по-хорватски и сохраняет национальные традиции и фольклор.[1]
На оконечности полуострова, посреди мощного течения Дуная, 9 сентября 2000 года открыт один из самых молодых европейских музеев современного искусства "Данубиана".[2]
Содержание
Демография
На конец 2014 года в районе Чуново проживало 1 248 жителей.
Этнический состав
Всего: 1 010 жителей
- словаки: 778 (77,03%)
- хорваты: 124 (12,28 %)
- венгры: 66 (6,53%)
- национальность не определена: 16 (1,58 %)
- чехи: 13 (1,29 %)
- немцы: 9 (0,89 %)
- другие национальности: 4 (0.39%)
Деление по языкам
Всего: 1 010 жителей
- словацкий: 753 (74,55 %)
- хорватский: 113 (11,19 %)
- венгерский: 78 (7,72 %)
- немецкий: 27 (2,67 %)
- языковая принадлежность не определена: 23 (2,28 %)
- чешский: 12 (1,19 %)
- другие языки: 4 (0.39%)
Религиозная принадлежность
Всего: 1 010 жителей
- римско-католическая церковь: 783 (77,52 %)
- без конкретного вероисповедания: 150 (14,85 %)
- религиозная принадлежность не определена: 35 (3,47 %)
- евангелическая церковь аугсбургского исповедания: 20 (1,98 %)
- другие религии: 17 (1,68%)
- реформатская христианская церковь: 5 (0,50 %)
Памятники
- Церковь Святого Михаила Архангела 18 века.
- Особняк с зернохранилищем. Построен в 18 веке, 1765 - 1770 годы.
- Статуя святого Флориана на Граничарской (Hraničiarskej) улице в нише односемейного дома.
- Статуя Девы Марии на перекрёстке, у остановки общественного транспорта.
- Статуя святого Ивана (святого Яна Непомуцкого) на Сохоровой (Sochorovej) улице.
- Мемориал британским лётчикам, открыт в 2004 году по случаю 60-летней годовщины обстрела самолета британских ВВС.[3] Расположен на территории Дунайской дамбы.
Напишите отзыв о статье "Чуново (Братислава)"
Примечания
Внешние ссылки
- [cunovo.info/ Čunovo.info - информация о районе Чуново, история района Чуново, полезная информация для жителей Чуново, услуги, экскурсии, объявления, фотогалерея района Чуново и туристический путеводитель по окрестностям]
- [www.modelmag.info/view.php?cisloclanku=2003101701 Мемориал британским лётчикам]
Отрывок, характеризующий Чуново (Братислава)
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
