Чусовская (станция)

Станция Чусовская Лёвшино — Чусовская Чусовская — Нижний Тагил Соликамск — Чусовская
Свердловская железная дорога
Отделение ж. д.:	Пермское отделение
Дата открытия:	14 августа 1878
Тип:	пассажирская, сортировочная
Количество платформ:	4
Тип платформ:	боковые
Выход к:	улица Матросова (Чусовой)
Пересадка на:	А 12
Код станции:	767308
Код в «Экспресс-3»:	2030012

Чусовска́я — станция Пермского отделения Свердловской железной дороги. Находится непосредственно в городе Чусовом.

Крупный железнодорожный узел. Располагается на стыке железнодорожной ветки Пермь — Нижний Тагил и тупикового ответвления железной дороги на г. Соликамск. Развито пассажирское и пригородное сообщение со ст. Пермь-II, Соликамск, Губаха Пасс., Углеуральская, Кизел, Тёплая Гора, Кын, Дружинино, Калино, Комарихинская, Нижний Тагил. Через ст. Чусовская транзитом следуют пассажирские поезда «Серов — Москва», «Нижний Тагил — Симферополь», «Нижний Тагил — Санкт-Петербург», «Нижний Тагил — Москва», «Свердловск — Соликамск» и «Соликамск — Пермь».

История станции

1874 год. Начато строительство Чусовского железнодорожного узла первой на Урале Горнозаводской железной дороги от Перми до Екатеринбурга.

~1895-1905 годы начальником станции Чусовая (Чусовская) являлся Догадов Евгений Иванович. Он был репрессирован и расстрелян в 1937 году.

В 2002 году построено новое здание вокзала. В 2006 году вокзал станции Чусовская оснастили аппаратурой видеонаблюдения.

Дальнее следование по станции

№ поезда	Маршрут движения	№ поезда	Маршрут движения
49 "Малахит"	Екатеринбург — Москва	50 "Малахит"	Москва — Екатеринбург
83 "Северный Урал"	Приобье — Москва	84 "Северный Урал"	Москва — Приобье
591*	Приобье — Анапа	592*	Анапа — Приобье
603	Екатеринбург — Соликамск	604	Соликамск — Екатеринбург

Туризм

Ст. Чусовская — важный транспортный узел для туристов. Через ст. Чусовская следуют электропоезда до ст. Пашия (Горнозаводск), через которые туристы следуют на сплавы по рекам Горнозаводского района: Усьве, Койве, Вильве, Вижаю и др., либо на пешеходные маршруты на г. Колпаки, Чёртово Городище, г. Ослянка и др, либо в спелеопутешествия в пещеры Сухого и Ладейного лога, пещеры Мариинская, Тёмная, Кизеловская и др.

Отрывок, характеризующий Чусовская (станция)

Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.