Чухломской уезд
|
Чухломской уезд
|
Чухломской уезд — административно-территориальная единица в составе Костромского наместничества и Костромской губернии, существовавшая в 1727—1929 годах. Уездный город — Чухлома.
География
Уезд располагался на севере Костромской губернии, граничил с Вологодской губернией. Площадь уезда составляла 3 233,4[1] верст² (3 680 км²) в 1897 году, 3 875[2] км² — в 1926 году.
История
Чухломской уезд известен с допетровских времён как Чухломская осада[3]. В 1708 году уезд был упразднён, а город Чухлома отнесён к Московской губернии. В 1719 году при разделении губерний на провинции, Чухломской дистрикт был отнесён к Галицкой провинции Архангелогородской губернии. В 1727 году Чухломской дистрикт был переименован в Чухломской уезд в составе Галицкой провинции Архангелогородской губернии был восстановлен.
В 1778 году Чухломской уезд был отнесён к Костромскому наместничеству, которое в 1796 году преобразовано в Костромскую губернию.
14 января 1929 года Костромская губерния и все её уезды были упразднены, большая часть Чухломского уезда вошла в состав Чухломского района Костромского округа Ивановской Промышленной области, меньшая — в состав Судайского района.
Административное деление
В 1913 году в уезде было 12 волостей[4]:
- Алешковская,
- Бореевская (центр — усадьба Острожниково),
- Бушневская,
- Введенская (центр — д. Петровская),
- Вохтомская (центр — д. Шестина),
- Идская (центр — д. Симоново),
- Каликинская (центр — д. Еремейцево),
- Коровская (центр — усадьба Тимошино),
- Мирохановская,
- Муровьищинская (центр — усадьба Занино),
- Просековская (центр — усадьба Красник),
- Судайская (центр — д. Большая Понежская).
В 1926 году в уезде было 5 волостей:
- Бушневская,
- Введенская (центр — д. Петровское),
- Каликинская (центр — д. Еремейцево),
- Чухломская,
- Шартановская.
Население
По данным переписи 1897 года в уезде проживало 52 407[1] чел. В том числе русские — 99,8 %. В уездном городе Чухломе проживало 2 202 чел.
По итогам всесоюзной переписи населения 1926 года население уезда составило 54 250 человек[2], из них городское (город Чухлома) — 2 259 человек.
Напишите отзыв о статье "Чухломской уезд"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_gub_97.php?reg=18 Первая всеобщая перепись населения Российской Империи 1897 г.]. [www.webcitation.org/61HM6QOv5 Архивировано из первоисточника 28 августа 2011].
- ↑ 1 2 [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_26.php?reg=126 Всесоюзная перепись населения 1926 г.]. [www.webcitation.org/66yzKp8b0 Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].
- ↑ [kostromka.ru/belorukov/derevni/chuhloma/465.php Белоруков Д.Ф. Чухломский район]. [www.webcitation.org/65SoDdm4k Архивировано из первоисточника 15 февраля 2012].
- ↑ [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=391 Волостныя, станичныя, сельскія, гминныя правленія и управленія, а также полицейскіе станы всей Россіи съ обозначеніем мѣста ихъ нахожденія]. — Кіевъ: Изд-во Т-ва Л. М. Фишъ, 1913.
Ссылки
- Чухлома // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [starye-karty.litera-ru.ru/uezd/kost_karta-chukhlomskoy_uezd.html Старые карты Чухломского уезда]
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Чухломской уезд
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
