Чучело (фильм)

Чучело
Жанр	драма
Режиссёр	Ролан Быков
Автор сценария	Ролан Быков Владимир Железников
В главных ролях	Кристина Орбакайте Юрий Никулин Елена Санаева Дмитрий Егоров Павел Санаев
Оператор	Анатолий Мукасей
Композитор	Софья Губайдулина
Кинокомпания	Киностудия «Мосфильм». Второе творческое объединение
Длительность	127 мин.
Страна	СССР СССР
Язык	русский
Год	1983
IMDb	ID 0085335
Выход фильма «Чучело»

К:Фильмы 1983 года

«Чу́чело» — художественный фильм Ролана Быкова о шестикласснице, сумевшей выстоять в столкновении с подлостью и предательством. Фильм снят в 1983 году по одноимённой повести Владимира Железникова, написанной в 1981 году на основе случая с внучкой автора, которая взяла на себя чужую вину, за что весь класс объявил ей бойкот. Для советских кинозрителей фильм стал откровением, так как стал одним из первых, в котором советские школьники были показаны антигероями. Фильм вызвал широкий общественный резонанс и обширные дискуссии в СМИ. В 1986 году фильм был удостоен Государственной премии СССР, а также главного приза на Международном кинофестивале в Лаоне.

Последняя актерская работа Юрия Никулина в полнометражном кино

История

На рубеже 1970—1980-х годов Ролан Быков как режиссёр находился не у дел из-за натянутых отношений с Госкино, так как в его фильмах постоянно усматривались различные антисоветские намёки.

Выбрать сюжет для нового фильма Быкову помог случай. Его жена Елена Санаева обратила внимание на повесть Владимира Железникова «Чучело», которой зачитывался её сын Павел. Повесть показалась ей очень интересной, и она предложила мужу почитать её на ночь. Утром Санаева проснулась от того, что Быков швырнул книгу в потолок, из чего она сделала вывод, что в качестве будущей экранизации повесть ему приглянулась. С проблемой школьной травли Быков был хорошо знаком: Павел в младших классах был изгоем.

Сюжет

В провинциальную школу (в книге события происходят «где-то между Калугой и Серпуховом» на берегу Оки, название города в книге не указано, но, скорее всего, это Алексин или Таруса) приходит новенькая ученица Лена Бессольцева (Кристина Орбакайте). Она селится в доме своего деда Николая Николаевича (Юрий Никулин), бывшего военного, который коллекционирует картины с целью обустройства картинной галереи в своём доме. В городке деда недолюбливают за его замкнутый образ жизни.

Когда Лена приходит в свой новый шестой класс, одноклассники, хоть и улыбаются ей в лицо, но своим поведением ясно дают понять, что презирают её. Особенно ярко выделяются следующие ученики: Миронова по прозвищу Железная Кнопка (девочка, фактически лидер класса, с железными убеждениями, всегда стойко идущая к своей цели), Лохматый (силач класса, считающий, что самое главное в человеке — сила), Шмакова (первая красавица в классе, всегда делающая то, что ей выгодно), Попов (влюблён в Шмакову), Валька (мальчик из бедной семьи, а потому убеждённый в том, что счастье — это много денег), Марина (мечтающая вырваться из-под опеки матери и уехать к отцу в Москву), Васильев (самый тихий мальчик в классе и единственный, кто не издевается над Леной) и Сомов (мальчик из богатой семьи, пользующийся большим авторитетом в классе). Причина неприязни к Лене кроется в том, что все считают её такой же чудаковатой, как и её деда, которого в городке называют «заплаточником», так как он настолько увлечён сбором картин, что уже долгое время ходит в одном пальто, которое от старости пошло лохмотьями. Желая хоть как-то завоевать уважение ребят, Лена на все их колкости в адрес неё и деда старается улыбаться и во всём с ними соглашается, однако добивается противоположного эффекта. Классу её поведение кажется совершенно непонятным, и поэтому ей дают кличку Чучело, на которую Лена старается не обижаться. И только Дима Сомов (Митя Егоров), мальчик, в которого влюблены почти все девочки класса, оказывает новенькой поддержку. Их дружба, переросшая во влюблённость, вскоре даёт трещину из-за следующего трусливого поступка Димы.

Ребята решили прогулять урок и пойти в кино. Когда все тайком выходят на улицу, обнаруживается, что Дима оставил в классе копилку, в которой хранились деньги на поездку в Москву (собственно говоря, готовясь к этой поездке, ребята так много работали, что и решили прогулять урок). Лена вызывается её принести, но спотыкается, и Дима, обозвав её недотепой: «Ну что ты в самом деле недотепа какая-то!», бросается вперёд. Лена идёт вслед за ним и у дверей класса слышит, как их классная руководительница Маргарита Ивановна выпытывает у Димы, куда они все сбежали. В какой-то момент учительница называет Диму трусом, и он, не выдержав, выдаёт тайну. Лена всё это слышит, прячась за дверью, но ни она, ни Дима не знают, что в этот момент в классе под партой прячутся Шмакова и Попов.

В наказание за прогул ребятам отменяют поездку в Москву в осенние каникулы, к которой все очень долго и трепетно готовились. Ребята решают найти и наказать виновного, и Лена, видя нерешительность Димы, берёт вину на себя, в результате чего становится изгоем. Все ученики объявляют ей бойкот, издеваются над ней при каждом удобном случае и даже несколько раз жестоко избивают.

Лена долгое время надеется, что Дима вот-вот признается в своей вине, но тот всё не решается.

В конечном итоге, несмотря на глубокую привязанность Димы и Лены, Дима присоединяется к своим одноклассникам, так как он понял, что если он продолжит защищать Бессольцеву, то встанет на её место. Одноклассники крадут платье Лены и с помощью Димы поджигают его.

На следующий день Лена, желая проучить Диму и других одноклассников, обстригает себе волосы, и на дне рождения Сомова унижает всех, кто издевался над ней. В этот момент Миронова начинает сомневаться в Бессольцевой и жалеет, что она стала предателем, так как она увидела в ней моральную силу.

Понимая, что дело зашло слишком далеко, Диму выдаёт Попов. Весь класс объявляет ему жестокий бойкот, кроме Бессольцевой, несмотря на то, что он предал её.

Лена уезжает из города вместе со своим дедушкой. Перед отъездом Николай Николаевич завещает все свои картины и дом в память городу в качестве городского музея. Свою любимую картину, на которой изображена очень похожая на Лену его бабушка, Николай Николаевич дарит школе.

Фильм заканчивается отъездом Лены и дедушки, и надписью на доске перед портретом Лены: «Чучело, прости нас!»

Награды

• Гран-при на XXXII МКФ в Лаоне (Франция).

В ролях

• Кристина Орбакайте — Лена Бессольцева, школьница, внучка Николая Николаевича Бессольцева
• Юрий Никулин — Николай Николаевич Бессольцев, дедушка Лены
• Дмитрий Егоров — Дима Сомов, одноклассник Лены Бессольцевой, старший брат Светки
• Елена Санаева — Маргарита Ивановна Кузьмина, классный руководитель
• Светлана Крючкова — тётя Клава, парикмахерша, мать Марины
• Ролан Быков — дирижёр военного оркестра суворовского училища
• Павел Санаев — Васильев, одноклассник Лены Бессольцевой
• Андрей Ломов — рыжий шкет (Толик Рыжий)
• Коля Манвелов — очкарик
• Марина Мартанова — Марина (Мотя), одноклассница Лены Бессольцевой, дочь тёти Клавы
• Анна Толмачёва — Шмакова, одноклассница Лены Бессольцевой
• Максим Чмель — Попов, одноклассник Лены Бессольцевой
• Ксения Филиппова — Миронова (Железная Кнопка), одноклассница Лены Бессольцевой
• Костя Чеховской — Валька, одноклассник Лены Бессольцевой, младший брат Петьки
• Олег Быков — Петька, старший брат Вальки
• Дима Кружилин — Лохматый, одноклассник Лены Бессольцевой
• Мария Артемова — Светка, младшая сестра Димы
• Антонина Вольская — Александра Васильевна, директор школы
• Елена Вольская — бабка
• Олег Штефанко

Съёмочная группа

• Авторы сценария: Владимир Железников, Ролан Быков
• Режиссёр: Ролан Быков
• Оператор: Анатолий Мукасей
• Художник: Евгений Маркович
• Композитор: София Губайдулина
• Звукооператор: Владимир Курганский
• Дирижёр: Сергей Скрипка

Отличия от книги

Сюжет фильма следует за книгой почти один в один, за исключением некоторых персонажей и сюжетных действий. В фильм была добавлена героиня Марина (Марина Мартанова), которая полностью заменила Толика «Рыжего» (её альтернатива в книге). Рыжий всё же появляется в фильме (в исполнении Андрея Ломова), но только в эпизодической роли (самый заметный с ним эпизод — это когда Дима заступился перед ним за Лену, толкнул его на шкаф, заставив прокричать: «Я рыжее чучело!»). Марина совершает почти все те же действия, что совершает Рыжий в книге. У неё такой же конфликт с матерью, как и у Рыжего, только здесь причина, по которой Марина хочет уехать к отцу, расширяется её же репликами о том, что чем скорее она съедет от матери, тем быстрее та найдёт себе нового мужа. Однако, вместе с тем, в конце фильма отсутствуют довольно значимые моменты, которые в книге представлены так: когда Лена отрезает себе волосы, мать Рыжего, пытаясь её остановить, впервые называет своего сына по имени (до этого читатель вместе с Леной слышит только его кличку), и Лена признаётся ей, что до этого не знала, что его зовут Толиком; на дне рождения у Сомова Лена обращается к Рыжему по имени, после чего тот тут же отступает и перестаёт задирать её; в финале Рыжий, после того как раскрылась правда, объявляет классу, что Лену он гонял только потому, что так делали все остальные, и что отныне он будет действовать сам по себе.

В начале фильма на причале ребята избивают Лену. В книге они только окружают её кольцом, а когда Николай Николаевич спрашивает, почему они её преследуют, Кнопка говорит ему, что об этом он должен спросить у самой Лены. В целом же на протяжении книги Лену только гоняют, но жестокого избиения, как такового, ни разу не происходит.

В финале книги отсутствует эпизод, где Лена с дедушкой садятся на пароход и уплывают, а герой Быкова с тоской смотрит им вслед. Книга заканчивается фразой: «Чучело, прости нас!», которую Рыжий пишет на доске.

Подбор актёров

Подбирая актёров на роли школьников Ролан Быков просматривал по 12 часов в сутки пробы множества детей. На роль Лены Бессольцевой Ролан Быков отсмотрел около 17 тысяч девочек со всего Союза. Кристину Орбакайте на пробы привела её бабушка. В списке кандидатов Кристина значилась около четырёхсотого номера и первоначально не прошла даже фото-пробы — Быкову её внешность показалось крайне отталкивающей и он заявил «Ей с такими глазами и губами только ротой солдат командовать». Первоначально в представлении Быкова образ Лены был совершенно далёк от того, который сыграла Орбакайте. В его представлении Лена имела воздушное открытое лицо невинной жертвы, но потом Быкову показалось, что типаж, который он искал, больше напоминал «хитрую аферистку», и в итоге Кристина была наконец вызвана на кинопробу, которая длилась всего 4 минуты, после чего Быков сделал окончательный вердикт.

На одну из ролей пробовался Алексей Фомкин, для которого это должно было стать дебютом в кино. Учась тогда в 5 классе, он участвовал в московском общегородском конкурсе чтецов, где занял 2 место. На нём его заметил ассистент Ролана Быкова и пригласил на пробы, но Алексей их не прошёл. Но поскольку пробы проходили на киностудии имени Горького, то в актёрской базе остались фотографии Алексея, и спустя несколько месяцев его пригласили в киножурнал «Ералаш».

На роль Димы Сомова Ролан Быков никак не мог найти актёра. Даже утвердив своего пасынка Павла Санаева на роль Васильева, он предпринял попытку попробовать утвердить его на роль Сомова, но эти пробы Павел не прошёл. Увидев Митю Егорова, он показал на него и сказал: «Мне нужен этот мальчик. У него серьёзное лицо и капризная губа!» Мать Мити Наталья Кустинская была против того, чтобы он имел отношение к кино. Но его отец был в Америке, а матери Быков просто сказал: «Тебя вообще никто не спрашивает!».

В какой-то момент Ролан Быков отдал своим ассистентам распоряжение, чтобы они подбирали юных актёров среди детей артистов. Так, в фильм пробовались Филипп Янковский (его пробовали на роль Сомова, но родители не отпустили на съёмки, из-за чего Быков объявил его отцу Олегу бойкот) и Мария Миронова. Также Быков приглашал в фильм Таню Проценко, игравшую Мальвину в фильме «Приключения Буратино» и Яну Поплавскую из фильма «Про Красную Шапочку». Тане Быков предложил роль самой Железной Кнопки, но она, будучи повзрослевшей к тому времени, отказалась играть отрицательного персонажа, а Яна пришла на пробы и обнаружилось, что в 15 лет она выглядит слишком взрослой, чтобы быть ученицей 6 класса.

Марина Мартанова также пробовалась на роль Железной Кнопки, но не прошла пробы. Однако Быков, видя её сильное желание сняться в кино, переписал сценарий. Вместо Толика Рыжего в нём появилась девочка Марина, которая фактически стала его альтернативой. Почти вся сюжетная линия Рыжего и его реплики перешли к этому новому персонажу.

Очень долго Быков искал актёра на роль Николая Николаевича. Просматривались многие кандидатуры, в том числе известный артист Калининского ТЮЗа Виталий Григораш. Быков даже планировал утвердить на эту роль своего тестя Всеволода Санаева, чтобы наладить с ним отношения (поскольку тот не одобрял брак его дочери с Быковым), но его жена Лидия воспротивилась этому, посчитав, что фильм будет перегружен «блатными актёрами». Прежде, чем был утверждён Никулин, Ролан Быков провёл на эту роль даже фотопробу самого себя. Когда худсовет узнал, что главные роли будут играть Орбакайте и Никулин, то это стало ещё одной причиной того, чтобы работа над фильмом свернулась, даже ещё не начавшись. По мнению чиновников Госкино, «в социальной драме „дочери певицы“ и „клоуну“ было не место».К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Съёмки

Съёмки на натуре начались 1 октября 1982 года. Несмотря на то, что фильм является социальной психологической драмой, детский актёрский состав вспоминает съёмки как сплошное развлечение. В частности, Ксения Филиппова утверждает, что в сцене, где Кнопка замахивается камнем на Шмакову, она на самом деле еле сдерживала смех. В свою очередь, Кристина Орбакайте в жизни так сильно отличалась по характеру от Лены Бессольцевой, что Быкову приходилось часто изолировать её от остальных актёров, кроме Никулина, чтобы она лучше вживалась в роль.

На пятый день съёмок в Калинине Кристина сломала левую руку, когда, выбегая из кадра, упала на лестнице. Это был кадр из сцены, где Дима и Лена с чемоданами в руках убегают от класса. В детской областной больнице Калинина ей наложили гипс, который никак нельзя было оставлять на виду, и поэтому в развалины старинного дома, где ребята зажали Сомова (эта сцена снималась следующей), Лена прибегает с намотанным на руку зелёным шарфом, которым ей затем завязывают глаза.

Съёмки на натуре продолжались до конца ноября, после чего перешли в павильоны «Мосфильма», где были построены декорации внутренних помещений дома Бессольцевых, классная комната и 2 комнаты из дома Сомова. Закончились съёмки где-то весной 1983 года.

Самым сложным было уследить за погодой. Буквально через несколько дней после начала съёмок внезапно выпал снег, и в результате перед каждой съёмкой вызывались пожарные машины, которые с помощью шлангов растапливали изморозь. Дополнительно пришлось изготовить множество бутафорских листьев, чтобы в кадре действительно стояла осень.

По воспоминаниям членов съёмочной группы, Кристина вела себя отнюдь не как дочь знаменитой певицы. И хотя она не рыдала над судьбой Лены Бессольцевой по ночам в подушку, она никогда не спорила с Быковым и делала всё именно так, как он просил. Взбунтовалась Кристина лишь однажды: когда Лена по сюжету отстригает свои косы. Сначала она согласилась отрезать свои настоящие волосы, но потом в последний момент поменяла своё решение. Основным аргументом было: «Мама не разрешила!» На этот счёт бытуют 2 версии. Согласно первой, Пугачёва действительно не позволила стричь свою дочь наголо, так как на тот момент она готовила Кристину для выхода в свет (на «Голубом огоньке», приуроченном к 8 марта 1983 года, они вдвоём спели песню «А знаешь, всё ещё будет»). По другой же версии, Алла Борисовна ничего об этом не знала, и Кристина использовала данный аргумент, понимая, что её маму никто не осмелится ослушаться. Как бы то ни было, Быкова это поставило в тяжёлое положение, потому что, когда он обратился на «Мосфильм» с вопросом, могут ли там сделать парик, имитирующий стрижку наголо, ему сначала ответили отказом, потому что в советском кинематографе подобных париков на детей тогда вообще не делали. В результате Быков и Кристина пришли к компромиссу, по которому девочка согласилась коротко остричь свои волосы (это для сцены, где Лена отстригает косы), а затем на неё надевали специальный парик, который на Кристину перед каждым съёмочным днём натягивали в течение трёх часов.

На протяжении съёмок фильма Быков старательно выпроваживал со съёмочной площадки журналистов, потому что Госкино искало любой предлог, чтобы прекратить работу над таким фильмом. Поэтому никакая информация о съёмках не должна была попасть в газетные издания. Тем не менее, в декабре 1982 года в одном из выпусков «Кинопанорамы» появилось интервью Быкова прямо со съемочной площадки фильма. Однажды прямо во время съёмки к Быкову пробрался корреспондент журнала «Экран». Стоявший рядом оператор Анатолий Мукасей приготовился к тому, что может начаться самая настоящая драка. Но этого не случилось, потому что корреспондент вместо привычных вопросов (даже без простого приветствия) сказал: «У нас в классе была точно такая же девочка. Её все колотили за то, что она не боялась говорить правду».

Места съёмок

Фильм снимался в Твери (тогда — Калинин), отдельные сцены были сняты в городе Торжке Тверской области. Сцены в помещениях снимались в декорациях на Мосфильме. Тверской речной вокзал сыграл в фильме сразу несколько ролей: парикмахерская, где работает мама Марины (вид снаружи), сцена в начале и в конце (арка со ступеньками, по которой вначале ребята гонят Лену, а в финале Лена вместе с дедушкой спускается по ней к причалу) и галерея, в которой Лена первый раз появляется перед зрителем, а потом по ней её преследуют ребята. Также в кадре можно видеть Отроч монастырь и Свято-Екатерининский монастырь.

Внешний вид дома Бессольцевых снимали в Старице (Тверская область), точно так же, как и развалины старой церкви в парке (ц. Вознесения быв. Вознесенского монастыря), в сенях которой сжигали чучело.

Особенности

В этом фильме Быков умудрился снять почти всю свою семью. Жена Елена сыграла учительницу Маргариту Ивановну, старший пасынок Олег исполнил роль старшего брата Вальки Петьки, младший пасынок Павел — Васильева. Быков также хотел «протащить» в фильм своего тестя Всеволода Санаева, чтобы немного наладить с ним отношения (по его замыслу, тот должен был сыграть Николая Николаевича), но Всеволод Васильевич сразу после проб заболел (по версии Елены Санаевой Всеволода Санаева довела до сердечного приступа его жена Лидия, не желая, чтобы фильм был перегружен "семейными актёрами") (по другой версии, у них снова разладились отношения). Сам Быков снялся в роли дирижёра оркестра, который показывают во время вступительных титров, а затем ещё несколько раз на протяжении фильма. Крупно самого Быкова можно увидеть только в финале, когда его герой, стоя на причале, с тоской смотрит вслед пароходу, на котором уплывают Лена с дедушкой.

Фильм вызвал большой резонанс среди советской киноаудитории, которая разделилась на две стороны: одни требовали фильм уничтожить, так как он «позорил честь советских детей», другие, наоборот, восхваляли Быкова за такую «дерзость» и утверждали, что изображенная картина весьма реальна.

Музыка

Почти вся музыкальная дорожка фильма состоит из мелодий, которые не поощрялись тогда в советском кино. Композитор фильма София Губайдулина на тот момент входила в Хренниковскую семёрку. Помимо этого, в фильме трижды звучат композиции иностранных поп- и рок-групп, причём звучат они в сценах, в которых задействована Кнопка со своей компанией, словно подчёркивая их антигеройственность. В частности, сцена «очной ставки» разворачивается под песню Артура Александера «Anna (Go to Him)» в исполнении The Beatles, а когда Кнопка и ребята идут за Леной в самом начале фильма, фоном является песня «Venus» (кавер-версия хита голландской группы Shocking Blue). В следующей за этим сценой, где Лена пытается отнять у ребят платье и где её любовь к Сомову окончательно рушится, музыкальным фоном является песня «A Cowboy’s Work Is Never Done» американского дуэта «Сонни и Шер». В сцене на дне рождения Лена танцует под песню «Good Good Lovin’» Чабби Чекера. Также в фильме прозвучали песня Аллы Пугачёвой «Старинные часы» и композиция «Пасифик» латвийской группы «Зодиак» (сцена, где ребята собирают хворост для костра, чтобы сжечь чучело Лены). Во время финальной сцены в школе звучит песня «Беловежская пуща» в исполнении детского хора.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Ссылки

• «Чучело» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Чучело (фильм)

– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.