Чу — Ханьская война

Чу — Ханьская война
Основной конфликт: 206 до н. э. по 202 до н. э.
Дата	206 до н. э. — 202 до н. э.
Место	Китай
Итог	Победа Империя Хань и создание империи
Противники
Чу Хань
Командующие
Сян Юй Лун Цзю Советники: Фань Цзэн Лю Бан Хань Синь, Пэн Юэ, Чжан Эр Советники: Чжан Лянь, Чэнь Пинь, Ли Ицзи, Куай Тун
Силы сторон
до 500 тыс. человек до 500 тыс. человек
Потери
неизвестно неизвестно

Чу — Ханьская война (кит. трад. 楚漢戦争, упр. 楚汉战争, пиньинь: chǔhànzhànzhēng, палл.: чухань-чжаньчжэн) — военный конфликт в период с 206 до н. э. по 202 до н. э., возникший в смутное время практически сразу после падения династии Цинь, когда в битву за владение Китаем вступили Сян Юй — генерал, принявший титул вана-гегемона Западного Чу, и Ханьский ван Лю Бан, который после победы объединил Китай и был провозглашён первым императором новой империи Хань. Война закончилась полным поражением и гибелью Сян Юя, династия Чу и структура империи при Сян Юе была ликвидирована.

Общий ход событий

Лю Бан и Сян Юй были союзниками в восстании против Циньской империи, сплотившейся вокруг царства Чу. В конце 207 года до н. э. Лю Бан занял столицу Циньской империи и взял в плен последнего императора Цзыина. Сян Юй обладал значительно превосходящей армией, и Лю Бан счёл благоразумным оставить столицу его войскам. Сян Юй сжёг и разграбил столицу и установил новую империю, пожаловав восемнадцати генералам титулы удельных князей (ванов), а себе — титул вана-гегемона Западного Чу, формально империя оставалась под правлением чуского Хуай-вана, который получил титул Справедливого Императора (И ди), но был вскоре устранён а потом убит. Лю Бан получил титул Хань-вана и области Ба и Шу (Южный Шэньси и Сычуань).

Недовольные распределением уделов, генералы развязали многостороннюю междоусобную войну. Особенно остро шла война в царстве Ци, которое было разделено на три части, и куда направился Сян Юй. Пока Сян Юй отошёл на восток, Лю Бан занял исконную территорию Цинь, которая была поделена на три надела бывшим циньским генералам., и стал продвигаться на восток к Лояну, занимая территорию. Узнав об убийстве императора И-ди, Лю Бан призвал владетельных князей наказать цареубийцу, объявил власть Сян Юя нелигитимной, и с коалиционными войсками занял чускую столицу Пэнчэн, оставленную без защиты.

Сян Юй отреагировал, собрав небольшой, но мощный отряд, и застал врасплох войска противников, пировавшие в столице. Лю Бан и коалиция были разгромлены. Лю Бану с трудом удалось бежать, и он стал собирать новую армию. В дальнейшем несколько раз Лю Бан, заново собирая армию, терпел тяжелые поражения, но каждый раз спасался, и собирал армию заново, пользуясь тем, что Сян Юй вынужден был воевать на два фронта.

В это время ханьский генерал Хань Синь вёл успешную войну на северном фронте, постепенно продвигаясь на восток и одерживая крупные победы, занимая царства Хань(2), Вэй, Чжао, а в конечном итоге царство Ци. Один раз Лю Бан, спасаясь после разгрома своей армии, пришёл в ставку Хань Синя, и взял на себя командование его войсками, однако воевал снова неудачно.

После побед Хань Синя Сян Юй сильно ослаб, и заключил мир, поделив Китай на две части с Лю Баном, однако Лю Бан сразу же нарушил соглашение, но снова потерпел поражение. Тем не менее ему удалось вызвать на помощь генералов Хань Синя и Пэн Юэ и ударить по чуской армии с трёх сторон. Сян Юй оказался в безнадёжном положении, пытался бежать и покончил собой. Лю Бан объединил Китай, объявил себя императором и создал новую империю Хань.

Историческая ситуация перед началом конфликта

Почти сразу после смерти императора Цинь Шихуана в 209 до н. э. на территории бывшего царства Чу вспыхнуло восстание, которое возглавил Чэнь Шэ, объявивший себя ваном. Царство Чу объединило усилия владетельных князей в борьбе против Цинь. Когда Чэнь Шэ потерпел поражение и был убит, генерал Сян Лян возвёл на трон чуского ваеа обедневшего наследника дома Чу, дав ему титул Хуай-вана, но вскоре погиб. Хуай-ван взял военное руководство на себя, и командующими двух армий назначил Сун И и Лю Бана, а племянник Сян Ляна Сян Юй (項羽) стал младшим командиром при Сун И. Сян Юй смог убить Сун И и взять командование армией на себя. Хуай-ван поставил перед армиями задачу свергнуть Циньскую династию и занять Гуаньчжун — богатую плодородную область вокруг циньской столицы Сяньян, при этом армии двигались разными путями. Первый, кто займёт Гуаньчжун, должен был получить титул Гуаньчжун-вана.

Получилось так, что Лю Бан, который шёл по более короткой дороге, пришёл в столицу первым и принял капитуляцию последнего циньского императора Цзыина, династия Цинь была таким образом ликвидирована. Сян Юй при этом шёл к столице с полумилионным войском, что примерно в пять раз превышало армию Лю Бана. Опасаясь расправы, Лю Бан явился в лагерь Сян Юя (см. подробно Хунмэньское празднество) и уступил ему столицу, в январе 206 до н. э. Сян Юй уничтожил и разграбил весь город, казнив последнего циньского императора и вырезав весь его род.

Утвердившись во власти, в июне 206 г. до н. э. Сян Юй присвоил себе титул вана-гегемона Западного Чу, а Хуай-вану присвоил титул «Справедливого императора» (И-ди), однако вскоре его умертвил и стал править самолично. Он назначил ванами несколько десятков военачальников и аристократов за заслуги в войне против Цинь, образовав 18 удельных царств (十八国). Удельные князья прекратили военные действия, и каждый отправился в свои владения.

Лю Бан должен был получить область Гуаньчжун, и по совету Фань Цзэна Сян Юй разделил эту область на четыре части. Три царства (Юн (кит. 雍, центральная часть провинции Шэньси), Сай (кит. 塞, северо-восточная часть провинции Шэньси) и Ди (кит. 翟, северная часть провинции Шэньси) ближе к столице получили бывшие циньские генералы («три Цинь»), а далёкую часть Хань(4) (Ба и Шу) (кит. 漢 современный Чунцин / Сычуань и южная часть провинции Шэньси) получил Лю Бан. Лю Бану был дарован титул Хань-ван, а его царство стало называться Хань. Летосчисление династии Хань принято начинать с 205 года до н. э. — первый полный год, когда Лю Бан правил царством Хань.

Междоусобная война

Новоявленные ваны, недовольные назначениями, затеяли междоусобную войну, которая в дальнейшем переросла в противостояние между Гао-цзу и Сян Юем.

Разделение территорий произошло так, что многим ванам достались земли, удалённые от их угодий, некоторым вообще не досталось территории, некоторые царства были разбиты на несколько частей.

Особое недовольство высказал правитель Ци Тянь Жун, территория которого была разделена между тремя ванами, ему же не досталось никакого удела. Он поднял восстание и сверг всех троих, заняв все «три Ци» и взяв управление царством в свои руки. В дальнейшем вокруг Ци разгорелась яростная борьба с вмешательством Сян Юя, и за несколько лет циский трон несколько раз передавался из рук в руки.

Война между Чу и Хань

Война против трёх Цинь 206—204 до н. э.

Будущий ханьский император Гао Цзу (Лю Бан) направился в свои владения в Сычуань, но октябре 206 года принял план, который ему предложил Хан Синь. Он неожиданно с войском направился назад и напал на Чжан Ханя — бывшего циньского генерала, получившего титул Юн-вана. Чжан Хань бежал в Фэйцю (сейчас Синпин, пров. Шэньси), и Лю Бан занял его владения и вошёл в Сяньян. Далее он продолжил наступление и окружил Чжан Ханя. Позднее, к концу 205 года, после годовой осады Лю Бан смог подвести воду и затопить город. Город сдался, а Чжан Хань покончил собой.

Сян Юй не мог активно противостоять Лю Бану, потому что вёл войну в Ци. Узнав о его походах в Гуаньчжуне, он направил Чжэн Чана (鄭昌) против Лю Бана, чтобы преградить ему путь, дав ему титул Хань(2)-вана (韓王 — здесь «хань» пишется другим иероглифом и читается в другой тональности, отличаясь от титула Лю-бана 漢王 (Хань(4)-ван)). За это время Лю Бан расширил свои владения, ему сдались Сыма Синь (второй из бывших циньских военачальников), носивший титул Сай-вана), Дун И (третий из бывших циньских военачальников), носивший титул Сай-вана), а потом Шэнь Ян, носивший титул Хэнань-вана (его владение соответствовало северной части провинции Хэнань). Его советник Хань Синь разбил ханьского(2) вана Чжэн Чана (鄭昌) и получил его владения и титул Хань(2)-вана(韓王). В занятых землях Лю Бан учредил области и наладил систему управления, позаботившись о крестьянах, циньские генералы были казнены. В начале 204 года до н. э. Лю Бан в результате закрепился на территории, охватывающую современную провинцию Шэньси (исходно циньских землях) и прилегающими частями провинций Ганьсу и Хэнань, а также в своей собственной вотчине — где современный Чунцин и Сычуань.

Далее Лю Бан стал продвигаться на северо-восток, и перешёл реку Хуанхэ в Линьцзине, соединился с Вэй-ваном (魏王) Бао и взял в плен Инь-вана (殷王) в области Хэнэй (север современной провинции Хэнань) (Сыма Цюн 司馬邛), владеющего территорией севера провинции Хэнань и юга провинции Хэбэй

Призыв Лю Бана к владетельным князьям 205 до н. э.

Лю Бан в апреле 205 года снова двинулся на юг, переправился обратно через Хуанхэ и прибыл в Лоян. Здесь он узнал от старейшин о гибели Чуского императора И-ди. Во время восстания против Цинь вокруг И-ди объединились владетельные князья. Сян Юй, объявив его императором, выслал его в «верховья рек» и дал приказ тайно убить. Лю Бан посчитал этот инцидент достаточным предлогом, чтобы призвать князей к широкомасштабным военным действиям против Сян Юя, который пошёл на цареубийство вопреки воли Неба. Лю Бан объявил траур и призвал всех владетельных князей тоже держать траур и выступить совместно против Сян Юя, власть которого переставала быть легитимной.

В это время Сян Юй вёл победоносную войну в царстве Ци, но не мог отвлечься и выступить против ханьских войск. Лю Бана поддержало ещё пять князей, и совместные войска стали готовиться к походу на Пэнчэн (столицу Чу, ныне Сюйчжоу).

Битва за Пэнчэн 205 до н. э.

Лю Бану удалось собрать около 560 тысяч солдат коалиции с владетельными князьями, и в результате практически без боя была занята столица Чу, город Пэнчэн (сейчас Сюйчжоу). Войска стали грабить город, забрали себе женщин и пустились в пиршества и гуляния.

Узнав о падении своей столицы Пэнчэна, Сян Юй немедленно собрал отряд из 30 тысяч отборных воинов и предпринял неожиданную атаку. Он рано утром обошёл город с запада, напал на армию, потом двинулся к городу, где разгромил деморализованные ханьские войска. Ханьцы, пытаясь бежать, стали переправляться через реки Гушуй и Сышуй, Сян Юй их преследовал, и погибло только на переправе более сто тысяч ханьских воинов. Другая часть армии отступала на юг к горам, но чусцы прижали их к реке Суйшуй, где также более сотни тысяч погибло, пытаясь переправиться.

Далее Сыма Цянь приводит историю чудесного спасения Лю Бана, вышедшему из окружения благодаря поднявшемуся урагану, разметавшегу чуйцев. Однако этот эпизод присутствует в главе 7 (о деяниях Сян Юя), но отсутствует в главе 8 (в биографии самого Лю Бана), на основе чего переводчик Р. В. Вяткин делает вывод об искусственности данного эпизода, «доказывающего» волю Неба по отношению к основателю новой династии..

Спасшись, Лю Бан направился в Пэй к своей семье и пытался вывезти домашних (отца, жену и детей), но, спасаясь от погони, он оторвался от домашних и они попали в плен к Сян Юю.

Лю Бан направился в Синъян (荥阳市), пытаясь собрать остатки своей армии и сформировать новые гарнизоны.Путём больших усилий Лю Бану удалось снова собрать армию, но он уже не смог вернуть территории Чу. Кроме того, союз князей после поражения рассыпался.

Битва в Цзинсо и противостояние в Синъяне 205—204 до н. э.

Чжоу Люй, брат Люй-хоу, жены Лю Бана, c отрядом ханьских войск стоял в Сяи. К нему бежал Лю Бан от преследования, и здесь он собирал войска. Из Гуаньчжуна к нему прислали подкрепление, после чего Лю Бан дислоцировался к югу от города Синъян (в переводе Сыма Цяня, сделанном Р. В. Вяткиным, название города транскрибируется как Инъян), где произошло сражение между пунктами Цзин и Со (京索). Лю Бану удалось победить и укрепить свои позиции.

Противостояние в Синъяне длилось около года, Лю Бан организовал снабжение гарнизона со складов в горе Ао около Хуанхэ, и параллельно продолжал войну против трёх Цинь (см. главу выше).

С помощью хитрости Лю Бану удалось отстранить от советников Сян Юя Фань Цзэна, который настаивал на быстром штурме Синъяна. Сян Юю удалось перерезать дороги по снабжению ханьцев. Потом, когда поражение стало неминуемо, Лю Бан выпустил из восточных ворот города две тысячи женщин, одетых в латы, а Цзи Синь одетый как главнокомандующий, вышел навстречу врагу, объясняя «сдачу армии». В это время Лю Бан с небольшим отрядом смогли бежать через западные ворота.

Лю Бан направился на юг и стал снова собирать армию.

В дальнейшем из стратегических соображений было принято решение вести войну на два фронта. Северным фронтом руководил талантливый генерал Хань Синь, который поочерёдно занимал одну землю да другой, и в конечном итоге занял царство Ци. Южным фронтом руководил Лю Бан.

Битва в Аньи (северный фронт)

В 204 году до н. э. (по другим оценкам 205 до н. э.) Вэй Бао (ван царства Вэй) под предлогом посещения больных родителей покинул армию Лю Бана, однако, перебравшись через Хуанхэ, разрушил переправы и Вэй Бао, но безуспешно. Тогда он послал армию Хань Синя для атаки на Вэй.

Хань Синь вместо того, чтобы идти по основной дороге через Линьцзинь, сделал обманные приготовления к атаке по этой дороге, но сам двинулся через Аньи. В ноябре Вэй Бао собрался атаковать Аньи, но был побеждён и сдался Лю Бану.

Затем Чжан Эр и Хань Синь направились дальше и заняли царство Дай.

Битва в Цзинсине (северный фронт)

Двигаясь далее, Хань Синь и Чжан Эр стали переводить армию через Цзинсинский перевал в горах Тайханшань в царство Чжао, союзник Сян Юя. Сян Юй отверг план, который предложил Ли Цзоцзюнь, по которому 30 тысяч человек перерезают ханьцам доступ к продовольствию, считая, что 200-тысячная армия Чжао и так легко победит небольшой отряд.

Хань Синь послал 2 тысячи всадников с ханьскими флагами недалеко от лагеря царства Чжао. Ранним утром войска Чжао вдруг обнаружили себя окружёнными «превосходящими» силами ханьцев и впали в панику. Хань Синь воспользовался хаосом и победил, казнив чжаосского вана Се и принца Чэнь Юя. Ли Цзоцзюнь был захвачен в плен.

Битва у реки Вэй (северный фронт)

В 204 г. до н. э. царство Янь капитулировало перед армией Хань Синя, и ваном царства Чжао был назначен Чжан Эр. Сян Юй регулярно организовывал походы против Чжао, но Хань Синь и Чжан Эр удерживали позиции. Тогда Сян Юй сосредоточился на южном фронте, направив войска на Синъян, где располагался Лю Бан, и вынудил его бежать в Чэнгао (см. главу позже). Лю Бан потерпел поражение в Чэнгао, и не имел другого выхода, как направиться к северу через Хуанхэ для того, чтобы соединиться с войсками Хань Синя. Прибыв в лагерь своих генералов, он взял на себя командование армией царства Чжао, а Хань Синь получил приказ двигаться дальше в атаку на царство Ци.

При нападении на Ци произошло недоразумение. Хань Синь готовился к атаке, не зная о том, что Лю Бан послал к правителю царство Ци Тянь Гуану посланника Ли Ицзи, уговаривая его сдаться. Тянь Гуан уже согласился сдаться и приказал войскам отойти от Лися. Хань Синь этого не знал, и следуя совету Куай Туна дал приказ об атаке. Армия Хань Синя заняла Лися и столицу Ци, город Линьцзы. Тянь Гуан подумал, что Лю Бан заманил его в ловушку и убил посланника Ли Ицзи, после чего он отошёл к Гаоми и попросил помощи у Западного Чу (у Сян Юя). Хань Синь продолжал преследование вплоть до Гаоми.

Сян Юй поставил Лун Цзю во главу мощной 200-тысячной армии в помощь Тянь Гуану. Однако совместные войска Ци и Чу потерпели поражение в первой битве против армии Хань Синя. Лун Цзю получил совет не нападать непосредственно на противника, а отрезать его пути снабжения от городов царства Ци. Тогда ханьская армия была бы ослаблена и вынуждена сдаться. Однако Лун Цзю отверг этот план и принял решение воевать до победы.

В 203 году до н. э. Хань Синь ночью перед сражением приказал запрудить реку Вэй мешками с песком. Утром после первой перестрелки Хань Синь стал отступать, увлекая Лун Цзю в преследование. Когда армия Чу подошла к реке Вэй, Хань Синь подал сигнал, и запруда была открыта. Многие солдаты Чу утонули, Лун Цзю оказался только с небольшой частью своих войск. В этот момент Хань Синь вступил в контратаку, Лун Цзю был убит, а остаток армии разбежался, преследуемый ханьскими войсками. Тянь Гуан бежал, а Хань Синь продолжал преследование врага вплоть до Чэнъяна.

Одержав крупную победу, Хань Синь послал гонца к Лю Бану, прося его о титуле вана царства Ци. Как раз в это время Лю Бан потерпел поражение в Синъяне и ждал подкрепления. Вместо подкрепления он попросил присвоение титула. Это сильно разозлило Лю Бана. Тем не менее, послушав советников Чжан Ляня и Чэнь Пиня, Лю Бан всё-таки решил удовлетворить требования Хань Синя. В то же самое время Сян Юй, узнав о разгроме Лун Цзю, послал гонца к Хань Синю, уговаривая его восстать против Лю Бана и провозгласить себя ваном Ци. Советник Куай Тун склонял его к принятию предложения, но Хань Синь наотрез отказался, и организовал армию, с которой двинулся на юг для атаки Западного Чу.

Битва в Чэнгао (южный фронт)

Ещё во время противостояния в Синъяне Лю Бан вёл С Сян Юем мирные переговоры. Хотя Сян Юй склонялся к тому, чтобы принять предложенный мир, Фань Цзэн объяснял ему, что нельзя терять момента окончательно расправиться с Лю Баном. Тогда Сян Юй предпринял атаку на Синъян.

Чэнь Пин предложил план устранения Фань Цзэна. Для этого был подкуплен человек из окружения Сян Юя за большое количество золота, который стал распространять слухи о предательстве Фань Цзэна. В результате Фань Цзэн потерял доверие и отстранился от должности советника.

В конце 204 года Ли Ицзи предложил Лю Бану план атаки. Армия Чу потерпела поражение, и ханьцы заняли Чэнгао. Армией Чу командовал Цао Цзю. Лю Бан продолжал двигаться вперёд и достиг Гуаньу. Чуские войска под командованием Чжунли Мо попали в ловушку к востоку от Синъяна.

В дальнейшем после поражения на северном фронте от Хань Синя во время битвы при реке Вэй моральный дух чуской армии упал, кроме того она оказалась отрезана от основных источников снабжения продовольствием. Сян Юй не имел другого выхода, как запросить мира, и согласился отпустить семью Лю Бана из плена.

Было заключено Соглашение у Хонского Канала, которое разделило Китай на восточный и западный, разделив территорию между Чу и Хань.

Поражение и гибель Сян Юя

В 203 году до н. э., когда Сян Юй отступил на восток, советники Лю Бана Чжан Лян и Чэнь Пин порекомендовали нарушить соглашение у Хонского канала и атаковать Чу, призвав на помощь войска Хань Синя и Пэн Юэ. Однако Хань Синь и Пэн Юэ не успели подоспеть с войсками, и Лю Бан потерпел поражение у Гулина. Лю Бан отступил и стал собирать подкрепление, призвав на помощь Хань Синя и Пэн Юэ, и обещав им титулы вассальных ванов.

Битва под Гайся

Через три месяца, в 202 году, ханьские войска во главе с Лю Баном, Хань Синем и Пэн Юэ смогли скоординироваться и напасть на Чу с трёх сторон. Армия Чу страдала от недостаточного снабжения продовольствием, а Сян Юй попал в сложную ловушку в Гайся (юго-восток современного уезда Линби, Хэнань). Тогда Хань Синь приказал исполнять повсеместно чуские песни, чтобы вызвать у чуских солдат ощущение ностальгии и создать ложное впечатление, что Чу давно занять ханьскими войсками. Боевой дух чуской армии упал, многие солдаты дезертировали.

Сян Юй попытался с отрядом из 26 человек вырваться из ловушки. Потом, когда он выбрался на северный берег реки У , он храбро чуть ли не в одиночку положил множество ханьских солдат, но в конце концов покончил собой.

После гибели Сян Юя

После гибели Сян Юя армия Западного Чу капитулировала ханьским войскам, и Китай объединился под властью Лю Бана, новая династия Хань просуществовала почти четыреста лет. Генералы Хань Синь, Пэн Юэ и Ин Бу, внёсшие самый большой вклад в победу, получили титулы ванов Чу, Лян и Хуайнань Через несколько месяцев Лю Бан провозгласил себя императором и официально объявил о начале новой императорской династии. Столица была перенесена в город Лоян (несколько позже — в Чанъань), жена императора Люй Чжи стала императрицей, а сын Лю Ин стал наследником престола.

Хотя Лю Бан щедро одарил своих помощников, через некоторое время он стал подозрительным и засомневался в их лояльности. Хань Синь лишился ванского достоинства и был разжалован в Хуайинь-хоу уже в конце 202 года до н. э. Позднее, в 196 году, по приказу императрицы Люй-хоу он был арестован и казнён по обвинению в заговоре вместе с Чэнь Сю. Точно также в тот же год Пэн Юэ был разжалован в простолюдины по обвинению в другом заговоре, а потом по приказу императрицы Люй-хоу он был казнён, а его род уничтожен.

Литература

• Сыма Цянь. Исторические записки. Перевод Р. В. Вяткина. т.2, части 7
• Сыма Цянь. Исторические записки. Перевод Р. В. Вяткина. т.2, части 8

Отрывок, характеризующий Чу — Ханьская война

– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.