Чу (династия)
 История Китая
| |||
| Доисторическая эпоха | |||
| 3 властителя 5 императоров | |||
| Династия Ся | |||
| Династия Шан | |||
| Чжоу | |||
| Восточная Чжоу | Вёсны и Осени | ||
| Сражающиеся царства | |||
| Империя Цинь | |||
| (Династия Чу) — смутное время | |||
| Хань | Западная Хань | ||
| Синь: Ван Ман | |||
| Восточная Хань | |||
| Троецарствие: | Вэй, Шу, У | ||
| Западная Цзинь | |||
| 16 варварских государств | Восточная Цзинь | ||
| Южные и Северные Династии | |||
| Династия Суй | |||
| Династия Тан | |||
Чу (кит. 楚) — династия с 209 по 202 год до н. э., основанная поначалу на месте царства Чу, занятого Цинь Шихуаном около 25 лет назад. Время правления династии Чу занимает переходный период после смерти Цинь Шихуана до установления династии Хань. Этот период называется также Противостоянием Чу и Хань (кит. упр. 楚汉战争, пиньинь: chǔhànzhànzhēng, палл.: чухань-чжаньчжэн) и считается смутным временем многостороннего военного конфликта.
Содержание
Чэнь Шэн, У Гуан и восстание против Цинь
После смерти императора Цинь Шихуана по всему Китаю вспыхнули волнения и восстания населения недавно завоеванных царств. Одно из первых восстаний вспыхнуло в 209 до н. э. на территории бывшего царства Чу которое возглавили разорившиеся земледельцы Чэнь Шэн, объявивший себя ваном, и У Гуан.
Начало восстания
Чэнь Шэн в чине капитана циньской армии и У Гуан были отправлены с 900 человек из числа беднейшего населения на северные границы для отбывания воинской повинности. Дорога была очень трудна, к тому же пошли дожди и начались наводнения и партия не смогла прибыть к месту назначения в указанный срок. По армейским законам империи Цинь невыполнение приказов каралось смертной казнью вне зависимости от уважительных причин. Так как они все вместе, как начальники, так и солдаты, все равно уже были обречены на смерть, Чэнь Шэн уговорил своих товарищей бежать. Они убили начальника партии и подняли восстание, которое быстро распространилось на большую территорию.
Боевые действия
Чэнь и У объявили, что их якобы поддерживают Фусу (старший сын Цинь Шихуана, вынужденный незадолго до того совершить самоубийство) и Сян Янь (знаменитый генерал царства Чу): это утверждение было не более чем идеологическим приемом для привлечения врагов династии, поскольку и тот и другой на самом деле были мертвы. В знак непокорности повстанцы объявили о возрождении Чу, бывшего врага царства Цинь. Повстанцы захватывали города и целые области, убивали чиновников. Зимой 208 года до н.э. наиболее сильный отряд армии Чэнь Шэна подступил к Сяньяну. Хотя правительственным войскам удалось отстоять столицу, в городе поднялась паника, положение для династии становилось всё более угрожающим.
Смерть Чэнь Шэна и У Гуана
Циньский правитель для подавления восстания послал генерала Чжан Ханя, который успешно провёл бои против повстанцев. Армия Чэнь Шэна вскоре была разбита, а сам он погиб. Ещё до его смерти по клеветническому доносу повстанцы казнили У Гуана. Но это не означало подавления всего антициньского движения, которое только разгоралось: на место каждого погибшего повстанца вставали несколько других, а вместо убитых Чень Шэ и У Гуана появились множество других вождей и полководцев. По сути империя Цинь оказалась перед лицом всеобщего восстания народов всех шести недавно завоеванных царств - Янь, Чжао, Ци, Чу, Хань и Вэй. Признав факт потери империи, новый циньский правитель Цзыин по совету Чжао Гао принял титул "ван"(царь) вместо "хуанди"(император).[1]
Сян Лян и Хуай-ван
Руководство взял на себя генерал Сян Лян, который по совету Фань Цзэна поставил царём обедневшего наследника дома Чу, дав ему титул Хуай-вана. При этом Хуай-ван не обладал никакой реальной властью, которая вся принадлежала Сян Ляну и впоследствии его преемнику Сян Юю. В 208 году до н. э. Сян Лян потерпел поражение от Чжан Ханя и погиб. Тогда власть захватил его племянник, генерал Сян Юй, который встал во главе движения владетельных князей.
Сян Юй и Лю Бан
Восстание Лю Бана
Лю Бан, бывший староста небольшой деревеньки, поднял восстания в Цзянсу через два месяца после начала восстания Чэнь Шэна и У Гуана. Лю Бан скрылся с оставшимися силами в близлежащих горах. Сразу же к нему стало присоединяться окрестное население, и движение приняло значительные размеры. Вскоре Лю Бан, не рассчитывая на свои силы, соединился с наиболее сильными из армии, возглавляемых аристократией. Среди них был и Сян Юй. Лю Бан сумел завоевать и расположение народных масс и симпатии военачальников из аристократии. Везде, где Лю Бан, уже ставший Пэй-гуном, проходил со своей армией, он объявлял об освобождении от налогов и повинностей, об отмене циньских законов и освобождении осуждённых в рабство, что привлекало к нему широкие народные массы. Вместе с тем Лю Бан всячески старался подчеркнуть своё уважение к представителям аристократии.
Ликвидация династии Цинь
Сян Юй (項羽) смог нанести циньским войскам тяжёлые поражения. В конце 207 до н. э. будущий ханьский император Гао-цзу (по имени Лю Бан, тогда Пэй-гун), союзник Сян Юя, занял циньскую столицу Сяньян, но не решился утвердиться и через месяц впустил в Сяньян Сян Юя, который в январе 206 до н. э. уничтожил и разграбил весь город, казнив последнего циньского императора, вырезав весь его род, разрушив и разграбив гробницу Цинь Шихуана.
Принятие верховной власти
Утвердившись во власти, Сян Юй присвоил себе титул вана-гегемона, а Хуай-вану присвоил титул "Справедливого императора" (И-ди), однако вскоре его умертвил и стал править самолично. Он назначил ванами несколько десятков военачальников и аристократов.
Структура Китая при Сян Юе
Хуай-ван обещал тому, кто займёт циньские земли, отдать их во владение. Пэй-гун (будущий ханьский император Гао-цзу), обещав жизнь осаждённым городам и сохранения должностей чиновникам, сравнительно легко занял столицу, но опасаясь Сян Юя, отошёл, дав ему возможность повторно войти в Сяньян. После того, как Сян Юй вошёл в Сяньян и уничтожил город, он даровал титул ванов 18 военачальникам и установил следующую структуру империи (т.н. 18 уделов 十八国):
- Западное Чу (西楚), удел, который Сян Юй взял себе — на территории провинций Цзянсу, северной части Аньхой, северной части Чжэцзян, и северной части Хэнань
- Хань (漢), правитель — Лю Бан — провинции Сычуань, Чунцин и юг Шэньси
- Юн (雍), правитель — Чжан Хань, циньский полководец, который сдался восставшим, центральная провинция Шэньси
- Сай (塞), правитель — советник Чжан Ханя Сыма Синь (司馬欣), северо-восток провинции Шэньси
- Чжай (翟), правитель — помощник Чжан Ханя Дун И (董翳), север провинции Шэньси
- Западная Вэй (西魏), правитель — Вэй Бао (魏豹), наследный принц царства Вэй, юг провинции Шаньси
- Хэнань (河南), правитель Шэн Ян (申陽), помощник Чжан Эра, один из премьер-министров царства Чжао, на северо-западе провинции Хэнань
- Хань (韓) (пишется другим иероглифом, чем династия Хань), правитель Хань Чэн (韓成), наследный принц царства Хань, территория юга провинции Хэнань
- Инь (殷), правитель Сыма Цюн (司馬邛), генерал из царства Чжао, территория севера провинции Хэнань и юга провинции Хэбэй
- Дай (代), правитель Чжао Се (趙歇), наследный принц царства Чжао, территория северной провинции Шаньси и северо-западной провинции Хэбэй
- Чаншань (常山), правитель Чжан Эр (張耳), один из премьер-министров царства Чжао, занимает центральный Хэбэй
- Цзюцзян (九江), правитель Ин Бу (英布), чуский генерал из приближённых Сян Юя, занимает южную и центральную часть провинции Аньхой
- Хэншань (衡山), правитель У Жуй (吳芮), бывший циньский чиновник из племён Юэ, занимает восток провинций Хубэй и Цзянси
- Линьцзян (臨江), правитель Гун Ао (共敖), чуский генерал под командованием принца Синя, занимает западную часть провинции Хубэй и север провинции Хунань
- Ляодун (遼東), правитель Хань Гуан (韓廣), наследный принц государства Янь, территория на юге провинции Ляонин
- Янь (燕), правитель Цзан Ту (臧荼), генерал царства Янь, подчинённый Хань Гуана, занимает север провинции Хэбэй, территорию современных городов Пекин и Тяньцзинь.
- Цзяодун (膠東), правитель Тянь Фу (田巿), наследный принц царства Ци, территория на востоке провинции Шаньдун
- Ци (齊), правитель Тянь Ду (田都), генерал царства Ци, подчинённый Тянь Фу, территория западной и центральной провинций Шаньдун
- Цзибэй (濟北), правитель Тянь Ань (田安), руководитель повстанцев в царстве Ци, территория севера провинции Шаньдун
Княжества Юн, Сай и Чжай получили название "три Цинь", так как они находились на бывшей территории царства Цинь до объединения страны.
Княжества Ци, Цзяодун и Цзибэй получили название "три Ци", так как они находились на бывшей территории царства Ци.
Междоусобная война
Новоявленные ваны, недовольные назначениями, затеяли междоусобную войну, которая в дальнейшем переросла в противостояние между Гао-цзу и Сян Юем.
Разделение территорий произошло так, что многим ванам достались земли, удалённые от их угодий, некоторым вообще не досталось территории, некоторые царства были разбиты на несколько частей.
Особое недовольство высказал правитель Ци Тянь Жун, территория которого была разделена между тремя ванами, ему же не досталось никакого удела. Он поднял восстание и сверг всех троих, заняв все "три Ци" и взяв управление царством в свои руки. В дальнейшем вокруг Ци разгорелась яростная борьба, и за несколько лет циский трон несколько раз передавался из рук в руки.
Будущий ханьский император Гао Цзу (Лю Бан) немедленно отнял территории трёх Цинь и казнил циньских генералов, и также вступил в войну против Сян Юя.
Другие князья также подняли бунт, и возник сложный многосторонний конфликт. Сян Юю пришлось воевать на два основных фронта - против Лю Бана на западе и царства Ци на востоке. Будучи талантливым полководцем, он одержал много побед, но пока он переходил на другой фронт, его противники за это время снова собирали войска и вновь начинали военные действия.
Война против Гао-цзу и поражение
Решающей в противостоянии Сян Юя и Лю Бана была битва под Гайся в 203 до н. э., где Сян Юй потерпел поражение. В 202 до н. э. Сян Юй, почувствовав, что не сможет взять ситуацию под контроль, бежал и был схвачен войсками Гао-цзу, который стал единовластным правителем новой династии Хань, объединившей Китай. Династия Чу была ликвидирована.
Напишите отзыв о статье "Чу (династия)"
Примечания
- ↑ [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/I/Syma_Tsjan/Tom_II/frametext6.htm Neue Seite 10]
Отрывок, характеризующий Чу (династия)
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
