Чхартишвили, Арчил Евстафьевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Чхартишвили, Арчил»)
Перейти к: навигация, поиск
Чхартишвили Арчил Евстафьевич
Дата рождения:

6 (19) января 1905(1905-01-19)

Место рождения:

Тифлис ,
Российская империя

Дата смерти:

1 июля 1980(1980-07-01) (75 лет)

Место смерти:

Тбилиси, Грузинская ССР, СССР

Гражданство:

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Профессия:

театральный режиссёр

Награды:

Арчил Евстафьевич Чхартишви́ли (груз. არჩილ ჩხარტიშვილი; 19051980) — советский грузинский театральный режиссёр. Народный артист СССР (1968)[1].





Биография

Арчил Чхартишвили родился 6 (19) января 1905 года в Тифлисе (ныне Тбилиси).

Сценическую деятельность начал в 1921 году как статист и помощник режиссёра Тбилисского театра им. Ш. Руставели.

В 19301934 годах — режиссёр Кутаисского драматического театра, в 19341936 — художественный руководитель Чечено-Ингушского драматического театра (Грозный)[2].

В 19361940 годах — художественный руководитель, в 19441948 — директор и главный режиссёр Батумского драматического театра.

В 19491952 годах — директор и главный режиссёр, в 19631964 — главный режиссёр Тбилисского театра им. К. Марджанишвили[3].

В 19571962 и с 1964 года — режиссёр, в 19651968 — главный режиссёр Тбилисского театра им. Ш. Руставели.

Некоторое время руководил Аварским музыкально-драматическим театром им. Г. Цадасы (Махачкала).

Член ВКП(б) с 1945 года.

Умер 1 июля 1980 года в Тбилиси. Похоронен в Дидубийском пантеоне.

Звания и награды

Творчество

Постановки в театре

Кутаисский драматический театр

Чечено-Ингушский драматический театр

Батумский драматический театр

Тбилисский академический театр имени К. Марджанишвили

Грузинский государственный академический театр имени Шота Руставели

Напишите отзыв о статье "Чхартишвили, Арчил Евстафьевич"

Примечания

  1. Большая Советская Энциклопедия. Гл. ред. А. М. Прохоров, 3-е изд. Т. 29. Чаган— Экс-ле-Бен. 1978. 640 стр., илл.; 28 л. илл. и карт.
  2. [www.mkchr.com/main.mhtml?Part=30&PubID=10 Чеченский театр — духовный кладезь народных традиций]
  3. [www.kino-teatr.ru/teatr/105/ Грузинский театр им. Котэ Марджанишвили]
  4. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Teatr/_257.php Театральная Энциклопедия. драма опера балет оперетта цирк эстрада драматург режиссёр]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Чхартишвили, Арчил Евстафьевич

– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.