Чэнь Гуанчэн

Чэнь Гуанчэн
кит. 陈光诚
Род деятельности:	гражданский активист
Дата рождения:	12 ноября 1971(1971-11-12) (52 года)
Место рождения:	деревня Дуншигу, уезд Инань, городской округ Линьи, провинция Шаньдун
Гражданство:	КНР КНР

Чэнь Гуанчэн (род. 12 ноября 1971 года) — слепой китайский активист, защитник гражданских прав, обративший внимание международного сообщества на нарушение прав человека в сельской местности. Он был помещен под домашний арест с сентября 2005 по март 2006 года после интервью журналу «Time», в котором рассказал о случаях принудительных абортов, которые он исследовал в округе Линьи, провинция Шаньдун. Власти официально арестовали его в июне 2006 года за преднамеренную порчу собственности и перекрытие движения при организации собрания. Во время суда адвокатам Чэнь не предоставили возможность выступить в суде, оставив подсудимого без надлежащей защиты. 24 августа 2006 года Чэнь был приговорен к четырем годам и трем месяцам лишения свободы за «преднамеренную порчу собственности и перекрытие движения при организации собрания». Журнал «Time» в 2006 году поместил Чэнь в список «100 лучших людей, которые сохраняют наш мир» в категории «Герои и новаторы».

Чэнь был освобожден из тюрьмы 8 сентября 2010 года после отбывания полного заключения, но остаётся под домашним арестом в своём доме в деревне Дуншигу (Линьи, пров. Шаньдун. zh:东师古村). Чэнь и его жена подверглись избиениям вскоре после того, как в феврале 2011 года группа по защите прав людей опубликовала видео, свидетельствующее, что дом слепого активиста находится под пристальным наблюдением полиции.

15 декабря 2011 года американский актёр Кристиан Бэйл, который выразил желание встретиться с Чэнь Гуанчэном, был остановлен китайскими дружинниками на пути к дому содержащегося под стражей активиста. Вынужденный вернуться восвояси, так и не встретившись с известным гражданским деятелем, Бэйл признавался: «Все, что я хотел, встретиться с этим человеком, пожать ему руку и сказать, что его опыт вдохновляет».

Ночью 21 апреля 2012 года Чэнь Гуанчэн совершил побег из своего дома. В темноте он перелезть через стену, пересечь канавы и реку. По словам беглеца, он падал «не меньше 200 раз», но поднимался и продолжал идти, чтобы выбраться из опасной зоны.

По словам Ху Цзя, его сподвижника, Чэнь «был физически ослаблен, но в хорошем настроении духа, крепко пожал мне руку и я ощутил его упорство». Весь путь от дома в деревне, где содержался Чэнь Гуанчэн, до Пекина занял трое суток. Чэнь Гуанчэн давно планировал бежать из тюрьмы в своей деревне, но предыдущие попытки оказались безуспешными. Однажды он вырыл тоннель двухметровой глубины, закрыв его сухими листьями, но сам побег не удался.

26 апреля сторонники Чэня доставили его в американское посольство в Пекине, где активисту было предложено эмигрировать в США. От этого предложения беглец однако отказался, мотивируя своё решением беспокойством за судьбу родных.

2 мая Чэнь покинул посольство и был доставлен в пекинский госпиталь, где будет проходить курс лечения. После того, как активист выразил своё желание уехать за границу, речник правительства заявил, что если Чэнь хочет продолжить обучение за рубежом, он может подать заявку как любой другой гражданин Китая. В тот же день Нью-Йоркский университет предоставил ему должность visiting scholar. 19 мая Чэнь, его жена и двое детей получили американские визы и покинули Пекин. 20 мая он поселился в кампусе для студентов Нью-Йоркского университета.

Отрывок, характеризующий Чэнь Гуанчэн

– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…