Чэнь Юнь

Чэнь Юнь 陳雲
Председатель Центральной Комиссии Советников КПК
2 ноября 1987 — 12 октября 1992
Предшественник:	Дэн Сяопин
Преемник:	Должность упразднена
Секретарь Центральной комиссии КПК по проверке дисциплины
22 декабря 1978 — октябрь 1987
Предшественник:	Должность воссоздана; Дун Биу до 1968 г.
Преемник:	Цяо Ши
Заместитель председателя ЦК КПК
18 декабря 1978 — 12 сентября 1982
И.о. председателя ПК ВСНП
1976 — 1978 (совместно с 20 другими заместителями)
Предшественник:	Чжу Дэ
Преемник:	Е Цзяньин
Заместитель председателя ЦК КПК
28 сентября 1956 — 1 августа 1966
Первый заместитель премьера Госсовета КНР
1954 — 1965
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Линь Бяо
Рождение:	13 июня 1905(1905-06-13) Цинпу, провиниция Цзянсу, Империя Цин
Смерть:	10 апреля 1995(1995-04-10) (89 лет) Пекин, КНР
Супруга:	Юй Жому
Дети:	Чэнь Юань

Чэнь Юнь (кит. трад. 陳雲, упр. 陈云, пиньинь: Chén Yún; 13 июня 1905, уезд Цинпу, провинция Цзянсу — 10 апреля 1995, Пекин) — китайский государственный деятель XX века, и. о. председателя Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей (1976—1978), заместитель председателя Центрального Комитета Коммунистической партии Китая (1956—1966 и 1978—1987).

Биография

Родился в рабочей семье. Член Коммунистической партии Китая с 1925 г. В 1927 г. участвовал в восстании шанхайских рабочих. В 1934—1936 гг. участвовал в походе Красной армии Китая из юго-восточных районов на северо-запад страны. В 1935—1937 гг. находился в СССР.

• 1937—1944 гг. — заведующий организационным отделом ЦК КПК,
• 1945—1949 гг. — заместитель секретаря Северо-Восточного бюро ЦК КПК,
• 1948—1953 гг. — председатель Всекитайской федерации профсоюзов,
• 1949—1954 гг. — заместитель премьера Государственного административного совета КНР, председатель Центральной финансово-экономической комиссии,
• 1950—1956 гг. — секретарь ЦК КПК.

В 1954—1975 гг. занимал должность заместителя премьера Государственного совета КНР, в 1959—1965 гг. — председатель Государственного комитета по вопросам капитального строительства.

В 1956 г. на 1-м пленуме ЦК КПК 8-го созыва избирался членом Постоянного Комитета Политбюро ЦК КПК и заместителем председателя Центрального Комитета.

В 1966 г. на XI пленуме ЦК КПК был отстранен от поста заместителя председателя ЦК КПК. В ходе культурной революции подвергался критике и дискредитации как противник линии партии. В 1969 г. на IX съезде КПК и в 1973 г. — на X съезде КПК переизбирался членом ЦК КПК, но не входил в состав Политбюро ЦК КПК. Как неактивный член партийного руководство он бы отправлен руководить заводом в Наньчане, провинция Цзянси, где проработал в течение трех лет.

С 1975 г. — заместитель председателя Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей.

В ноябре 1978 г. на конференции КПК он сформулировал «шесть вопросов», направленные на критику репрессивной маоистской политики и леворадикального курса Хуа Гофэна, что способствовало изменению расклада сил в партии в пользу реформаторских сил.

В 1978 г. на 3-м пленуме ЦК КПК 11-го созыва избран членом Постоянного Комитета Политбюро ЦК КПК, заместителем председателя Центрального Комитета и первым секретарём Центральной Комиссии КПК по проверке дисциплины. В 1979—1980 г. одновременно занимал пост заместителя премьера Государственного совета КНР.

В 1987 г. на XIII съезде КПК избран членом Центральной Комиссии советников и вслед за этим на 1-м пленарном заседании Центральной Комиссии советников — председателем ЦКС.

Член ЦК КПК 6—12 созывов (1931—1987) и член Политбюро (1934—1969 и 1978—1987).

Историческая роль

Являлся ведущим экономистом КНР, участвовавшим в развитии результатов «большого скачка» и «культурной революции». В последние годы жизни Мао Цзэдуна он был отстранен с ответственных постов. К этому времени Чунь Юнь пришел к выводу, что чрезмерная централизация по образцу Советского Союза наносит вред развитию экономики. Он предлагал обеспечить более широкое использование рыночных механизмов, основываясь на соотношении спроса и предложения, а не простого правительственного распоряжения в определении распределения ресурсов. Он утверждал, что решения, касающиеся цен и производства должны быть переданы на уровень предприятий и исходить из их бизнес-логики. В то же время он выступал за предоставление центральным министерствам больших контрольных функций, чтобы гарантировать плановость в работе предприятий страны. Видя последствия мобилизационных мероприятий «Большого скачка», политик опубликовал статью, призывающую к увеличению советской помощи, он также утверждал, что экономический рост — это не просто вопрос скорости, требуется уделять внимания вопросам обеспечения безопасных условий труда и качества техники. По его утверждению, многое зависит от технологий и качества их применения, а не только от уровня политического сознания. За это выступление в печати Чунь был обвинен в правом оппортунизме и больше его материалы не публиковались.

После смерти многолетнего руководителя КНР стал соратником Дэн Сяопина в его планах преобразования страны.

Начиная примерно с 1982 года, между двумя политиками начались разногласия относительно характера и масштабов необходимых реформ. Чэнь Юнь, являлся самым влиятельным представителей консерваторов в руководстве страны выдвинул идею «птичьей клетки», говоря о том, что именно она помогает птице не улететь, куда ей заблагорассудится, то есть призывал воспользоваться преимуществами рыночной экономики, но держать ситуацию под строгим контролем правительства. В то время как Дэн Сяопин смотрел на развитие экономики в качестве единственного критерия политики, Чэнь подчеркивал необходимость её связи с развитием «социалистической духовной цивилизации», выступая против вестернизации и снижения моральных устоев общества. Несмотря на это, в 1989 г. он ставил под вопрос необходимость военного подавления студенческих волнений на на площади Тяньаньмэнь (1989).

Источники

• Дэн Сяопин. Избранное. Т.3.Пекин, 1994. С.501.

Отрывок, характеризующий Чэнь Юнь

Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)