Чёрная гвардия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Чёрная гва́рдия — вооружённые отряды анархистов времён Гражданской войны в России. Формировались в 19171918 годах. Отряды Чёрной гвардии формировались в разных частях страны. Так, например, отряды черногвардейцев действовали уже в 1917 году на Украине (в частности, Нестор Махно сформировал полк Чёрной гвардии в Гуляйполе[1]), а в Москве в апреле 1918 года было уже 50 отрядов Чёрной гвардии, которые формировались с 5 марта Московской федерацией анархистских групп (МФАГ)[2].





Формирование и разгром Чёрной гвардии

Созданию регулярной Красной армии анархисты противопоставили призыв «К оружию!» и повсеместную организацию повстанческих комитетов с целью тотального вооружения народа. Анархопечать Петрограда, Москвы и других крупных центров провела массированную агитацию с целью создания вольных боевых дружин «Чёрной гвардии». Как писал орган Петроградской федерации газета «Буревестник»: «Жестоко те господа ошибаются, думая, что настоящая революция уже закончена, что теперь осталось только закрепить те паскудные завоевания, что достались трудовому народу. Нет! Настоящая революция, социальная революция, освободительница трудящихся всех стран, только начинается»[3].

Сила Чёрной гвардии росла буквально на глазах, что отмечал, в частности, зам. председателя ВЧК Я. Петерс[4]. Кроме того, к марту 1918 года анархисты контролировали в Москве 25 особняков[5], и часть из них располагалась вблизи стратегически важных пунктов города[6]. Так как постепенно обострялись отношения между союзниками по революционному лагерю большевиками и анархистами, они готовились к будущим столкновениям[4]. По данным ВЧК, выступление анархистов было намечено на 18 апреля[7], и поэтому было решено нанести упреждающий удар, разоружив отряды Чёрной гвардии[6].

В результате в ночь с 11 на 12 апреля ВЧК начала операцию по разоружению боевых отрядов анархистов, встречая в некоторых местах вооружённое сопротивление: так, например, на Малой Дмитровке (так называемый «дом Анархии» — штаб Чёрной гвардии[8]) анархисты отстреливались из пушки, при помощи артиллерии большевики подавили сопротивление на Донской улице, вступили в перестрелку на Поварской улице. Последним оплотом Чёрной гвардии был особняк Цейтлина, он был взят к 12 часам дня, а в целом бои между силами ВЧК и анархистами прекратились к 14 часам дня[9].

В результате данной операции большевиков было убито 40 анархистов, некоторых расстреляли на месте, кроме того было убито от 10 до 12 чекистов и солдат[10].

Вспоминая об этих событиях, российский анархо-синдикалист Всеволод Волин писал в своей книге «Неизвестная революция»:

«В ночь на 12 апреля все анархистские организации Москвы — в том числе «Федерация анархистских групп Москвы» — под лживым и абсурдным предлогом были разгромлены полицией и войсками. В тече­ние нескольких часов город имел вид осаждённого. В «акции» участво­вала даже артиллерия.

Эта операция послужила сигналом к разгрому либертарных органи­заций почти во всех крупных городах страны. Как всегда, провинциаль­ные власти в своём рвении превзошли столичные.

Троцкий, который в течение двух недель готовил удар и лично агитировал в полках против «анархо-бандитов», выразил удовлетворение власти в своём известном заявлении «Наконец Советская власть желез­ной метлой избавляет Россию от анархизма!»[11].

После разгрома Чёрной гвардии в Москве был проведён обыск захваченных у анархистов особняков, в части которых было найдено золото. МФАГ была обвинена в связях с уголовниками. Арестовано было около 500 человек (часть была вскоре отпущена)[12].

При этом Дзержинский, комментируя произошедшее, отмечал (его слова были напечатаны в «Известиях ВЦИК» № 75(339), от 15 апреля 1918 года):

Мы ни в коем случае не имели в виду и не желали вести борьбу с идейными анархистами. И в настоящее время всех идейных анархистов, задержанных в ночь на 12 апреля, мы освобождаем, и если, быть может, некоторые из них будут привлечены к ответственности, то только за прикрытие преступлений, совершенных уголовными элементами, проникшими в анархические организации. Идейных анархистов среди лиц, задержанных нами, очень мало, среди сотен – единицы»[13].

Однако бои имели место не только в Москве: силы Чёрной гвардии было решено разоружать на всей территории, контролируемой большевиками:

События в Москве стали сигналом к началу борьбы в регионах. Уже утром 12 апреля в г. Городце Нижегородской губернии анархисты во главе с председателем горсовета Моревым начали борьбу с большевистским Совдепом. Ещё в начале апреля анархисты при поддержке броневиков захватили Новочеркасск и начали охоту на большевиков. Центром анархистов Поволжья была Самара [14], где во время апрельского «разоружения» отрядам удалось перепрятать оружие. В конце апреля самарский черногвардейский «летучий» отряд Смородинова 600 боевиков при броневиках) захватил г. Бугуруслан. Борьба анархистов с большевиками в Поволжье длилась весь апрель и май. В Курске анархисты подняли мятеж и удерживали город 10-29 апреля 1918 г. 9 мая Комиссариат Внутренних дел направил директиву всем губернским Советам: «Опыт Москвы, Петрограда и других городов доказал, что под флагом организаций анархистов прикрываются хулиганы, воры, грабители и контрреволюционеры, подпольно подготавливают свержение Советской власти... Все дружины и организации анархистов разоружить. Всякий может иметь оружие только с разрешения местных Советов» («Известия» № 91, 10.05.18 г.). Однако уже 17 мая анархисты в союзе с максималистами подняли в Самаре новое восстание[15]

Характеристика Чёрной гвардии

Чёрная гвардия была разгромлена, и впоследствии была представлена как сборище уголовников. Однако это не вполне соответствует действительности: наличие уголовников, например, тот же историк А. В. Шубин в рядах Чёрной гвардии не отрицает, однако пишет о том, что анархисты боролись с их наличием в своих рядах[16]. А вот что писала газета «Анархия» в № 15 за 10 марта 1918 года:

Приём боевиков в ЧЁРНУЮ ГВАРДИЮ производится по рекомендации или: 1) Местных групп; 2) Трёх членов Федерации; 3) Фабрично–заводских комитетов; 4) Районных Советов, ежедневно, с 10 до 2 часов дня, в помещении дома «Анархия» (М[алая] Дмитровка, 6)[17].

А это уже в 22-м номере той же газеты:

Товарищи, желающие записаться в ЧЁРНЫЕ БОЕВЫЕ ДРУЖИНЫ, должны озаботиться получением рекомендаций.

Не имеющие рекомендаций, не могут быть включены в списки Боевых Дружин.

ШТАБ.

Приём боевиков в ЧЁРНУЮ ГВАРДИЮ проводится по рекомендациям или: 1) Местных групп, 2) Трёх членов федерации, 3) Фабрично–заводских комитетов, 4) Районных Советов, ежедневно, с 10 до 2 час[ов] дня, в помещении дома «Анархия» (Малая Дмитровка, 6)[4].

Анархисты прекрасно понимали, что уголовники, люди, не проверенные на благонадёжность, им только навредят[18], тем более что обстановка накалялась, поэтому и производились чистки рядов Чёрной гвардии от ненадёжных элементов, ужесточался приём в её ряды. 4 апреля из штаба Чёрной гвардии поступило требование предоставить списки всех лиц, входящих в группы МФАГ[19].

Чёрная гвардия создавалась в качестве альтернативы традиционным армейским структурам, причём речь шла о подготовке отрядов, которые могут действовать в партизанских условиях:

В силу этого анархическая практика, вместо дисциплинированной целостной армии, создала ряд дисциплинированных дружин, действующих не строем, не в открытом бою, не правильными военными действиями, но партизанскими отрядами налётчиков и террористов, нечто вроде новгородской вольницы или первых русских революционных дружин, действовавших когда-то на Волге и Дону[20].

Данные отряды создавались с целью «обеспечить уже сделанные завоевания от зубов ушедшей в подполье буржуазии и от налётов международной золотой монополии в белогвардейском мундире»[4]. Эти отряды должны были заменить боевые группы, привычные к действиям в условиях царской России, чьей обычной практикой были экспроприации, террористические акты против полиции — «пропаганда действием», — став постоянно действующими подразделениями анархистов. Чёрная гвардия при этом не должна была участвовать в обысках, арестах и прочих подобных действиях, так как это считалось прерогативой Красной гвардии[19].

Хронология революции 1917 года в России
До:


После:

См. также продразверстка, комбеды, продотряды.


См. также

Напишите отзыв о статье "Чёрная гвардия"

Примечания

  1. Азаров В. [a-pesni.org/grvojna/makhno/a-tcherngvard.php Чёрная Гвардия] // Автоном № 20, май 2003. С. 14
  2. [Александр.] Чёрная гвардия // Анархисты. Документы и материалы. 1883—1935 гг. В 2 тт. / Т. 2. 1917—1935 гг. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. С. 216—218; Шубин А. В. Анархия — мать порядка. Между красными и белыми. — М.: Яуза, Эксмо, 2005. С. 93
  3. Азаров В. [a-pesni.org/grvojna/makhno/a-tcherngvard.php Чёрная Гвардия.] С. 14
  4. 1 2 3 4 Там же.
  5. Вячеслав Азаров пишет, что их было 26: «К началу апреля было захвачено 26 зданий. Они укреплялись пулемётными гнёздами и превращались в анархистские клубы — центры пропаганды и опорные пункты, где устраивались библиотеки, общежития и лектории, собирались арсеналы и запасы продовольствия». (Там же. С. 15)
  6. 1 2 Шубин А. В. Анархия — мать порядка. С. 94
  7. К слову сказать, анархисты постоянно отрицали данные слухи, утверждая, что намереваются действовать совместно с Красной гвардией и Красной армией против белогвардейцев (Анархисты. Т. 2. С. 217, 221.)
  8. Дубовик А. В. [socialist.memo.ru/books/html/razgrom.html Разгром московских анархистов. 12 апреля 1918 г.]
  9. Азаров В. [a-pesni.org/grvojna/makhno/a-tcherngvard.php Чёрная Гвардия.] С. 15.
  10. Шубин А. В. Анархия — мать порядка. С. 95. В свою очередь «Известия ВЦИК» от 11 апреля сообщали, что убитых было 40 человек всего, из них 30 — со стороны «анархистов» и 10-12 со стороны ЧК (Анархисты. Т. 2. С. 236)
  11. Волин В. [spb-anarchists.anho.org/volin2-4-02.htm Неизвестная революция, 1917-1921.] - М.: НПЦ "Праксис", 2005. С. 210
  12. Дубовик А. В. [socialist.memo.ru/books/html/razgrom.html Разгром московских анархистов.]; Шубин А. В. Анархия — мать порядка. С. 96.
  13. К разоружению анархистов (беседа с т[оварищем] Дзержинским) // Анархисты. Т. 2. С. 231
  14. [drugoigorod.ru/anarchyinsmr/ Анархистский мятеж в Самаре]
  15. Азаров В. [a-pesni.org/grvojna/makhno/a-tcherngvard.php Чёрная Гвардия.] С. 15
  16. Шубин А. В. Анархия — мать порядка. С. 93
  17. Анархисты. Т. 2. С. 218.
  18. Там же. С. 219
  19. 1 2 Там же. С. 221
  20. [Александр.] Чёрная гвардия // Там же. С. 216

Источники

  • Азаров В. [a-pesni.org/grvojna/makhno/a-tcherngvard.php Черная Гвардия] // Автоном № 20, май 2003. С. 14-15
  • Анархисты. Документы и материалы. 1883—1935 гг. В 2 тт. / Т. 2. 1917—1935 гг. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999.
  • Волин В. [spb-anarchists.anho.org/volin-index.htm Неизвестная революция, 1917—1921.] — М.: НПЦ «Праксис», 2005.
  • Дубовик А. В. [socialist.memo.ru/books/html/razgrom.html Разгром московских анархистов. 12 апреля 1918 г.]
  • Махно Н. И. [www.makhno.ru/lit/Makhno1/lit2.php Книга вторая. Под ударами контрреволюции // Воспоминания] // Азбука анархиста. — М.: Вагриус, 2005
  • Шубин А. В. Анархия — мать порядка. Между красными и белыми. — М.: Яуза, Эксмо, 2005.
  • [drugoigorod.ru/anarchyinsmr/ Анархистский мятеж в Самаре 17-18 мая 1918 года.]

Шаблон:Анархизм

Отрывок, характеризующий Чёрная гвардия

Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.