Чёрная рука

«Чёрная рука» (серб. Црна рука, другое название «Единство или смерть», серб. Уједињење или смрт) — южнославянская тайная националистическая организация, имевшая своей целью объединение различных южнославянских народов в одно государство. Основана 22 мая 1911 года и просуществовала до 1917 года.

История

Решение о создании организации было принято 3 марта 1911 года в квартире майора В. Вемича. Идейным руководителем общества стал сотрудник сербского МИДа Б. Раденкович. Председателем был избран начальник белградской жандармерии И. Радивоевич. Секретарём организации стал В. Вемич, а с конца 1913 года — полковник Р. Лазич. В верховную управу входили полковник И. Йованович, майоры В. Танкосич и М. Васич, бывший одновременно секретарём общества «Народная оборона», а также М. Г. Милованович — полковник, помощник начальника штаба сербской армии. Среди членов «Чёрной руки» был также М. Голубич. Туда же входил возглавивший в 1914 году пограничную службу страны Ч. Попович, брат которого был одним из лидеров Социал-демократической партии Сербии.

Лидером «Чёрной руки» был полковник Драгутин Димитриевич, по кличке «Апис» (Бык), начальник сербской контрразведки (после гибели в 1913 году И. Радивоевича, Апис занял его пост в организации). В возрасте 27 лет он стал главой офицерского заговора, в результате которого в июне 1903 года были убиты сербский король Александр Обренович и его жена Драга. Участники заговора не только не были наказаны, но стали приближёнными нового короля Петра и получили высшие военные должности, в том числе и Димитриевич. С тех пор в сербской политике началась конкуренция между военными националистами, которым король Пётр был обязан приходом к власти, и гражданскими органами власти. Формальным поводом к началу противостояния между военными и чиновниками стал принятый по инициативе министра внутренних дел С. Протича указ правительства о «старшинстве гражданских властей в Новой Сербии над военными». Этот указ предполагал первенство гражданских чинов перед военными на всех торжественных церемониях. При отправлении церковной службы по поводу побед в Балканских войнах почётные места у алтаря должны были занимать не офицеры, а чиновники. В итоге, правда, в результате противостояния этот указ был изменён в том плане, что гражданские власти стали иметь приоритет лишь в мероприятиях, имеющих политический характер, а в остальных случаях старшинство представителей гражданских и военных властей стало определяться по их чинам и получаемому довольствию. Удручённый конфликтом король Пётр 11(24) июня 1914 года ушёл из политики, подписал указ о возложении монарших полномочий на своего сына Александра, который стал регентом при отце.

Дмитриевич считается также разработчиком и подготовителем убийства наследника австрийского престола Франца Фердинанда. Однако, историк Ю. А. Писарев, исследовавший этот вопрос сделал вывод не только «о незаинтересованности сербского правительства в военном конфликте с Австро-Венгрией, но и неучастии руководства „Чёрной руки“ в сараевском заговоре». Ссылаясь на дневник входившего в верховную управу «Чёрной руки» Ч. Поповича, Писарев отмечал, что Апис, узнав от В. Танкосича, что несколько человек хотят отправиться в Боснию и убить эрцгерцога, сказал: «Да пусти их!», — не веря, во-первых, что покушение удастся, и, во-вторых, не подумав, что это может стать поводом для войны.

В «Чёрную руку» входил ряд офицеров сербской армии и некоторые государственные чиновники, которые были разочарованы своим правительством из-за его мягкости по отношению к Австро-Венгрии. Их целью было создание национально—революционных организаций во всех областях, где жили сербы, причём они рассматривали хорватов и словенцев как сербов католического вероисповедания. Эта идея отличалась от более популярной в то время идеи «югославянства», которую распространял, среди прочих, знаменитый сербский этногеограф Йован Цвиич. Он пропагандировал, что три этнические группы — сербы, хорваты и словенцы — это представители одного и того же народа: «югославов». На основе этой идеи и была позже образована Югославия.

По представлениям «Чёрной руки», эти революционные организации должны были создать объединённое государство южных славян, а Сербии отводилась в этом процессе такая же роль, как Сардинскому королевству во время объединения Италии.

«Чёрная рука» была внешне схожа с организациями более раннего времени, например карбонариями, каморрой и масонами, о чём свидетельствуют её ритуалы и символика (череп и кости, кинжал, бомба и яд). Свой «устав» «Чёрная рука» позаимствовала из формулировок нечаевского «Революционного катехизиса».

Эта организация стояла в длинном ряду похожих националистических тайных организаций, образованных в XIX веке на Балканах. Одним из её молодых предшественников была образованная в 1893 году «Внутренняя македонско-oдринская революционная организация». У хорватов подобная организация возникла в 1912 году и называлась «Националистическая молодёжь». В том же году ей было совершено покушение на австро-венгерского губернатора, к которому многие испытывали неприязнь. В Боснии и Герцеговине, входящей с 1908 года в состав Австро—Венгрии, также была своя националистическая террористическая организация — «Млада Босна», которая сотрудничала с сербской «Чёрной рукой». К ней принадлежал убийца Франца Фердинанда гимназист Гаврила Принцип. Различие между «Молодой Боснией» и «Чёрной рукой» состояло в том, что первая придерживалась республиканских и атеистических идей и стремилась объединить балканские народы под эгидой «южнославянства», а в последнюю входили сторонники авторитарного и клерикального мировоззрения, стремящиеся создать великое пансербское государство.

Король Сербии Александр I Карагеоргиевич, лично не обязанный, как его отец, военным, и видевший в них постоянных конкурентов своей власти, отдал в марте 1917 года приказ ликвидировать организацию. «Апис» и его приближённые (майор Л. Вулович, Р. Малобабич) были арестованы по обвинению в государственной измене и по приговору военного суда расстреляны в июне 1917 года в пригороде Салоник. «Тем самым кончилась существовавшая со времени майского переворота 1903 года конкуренция между военными и гражданской властью». Поводом стало покушение на Александра в начале сентября 1916 года во время инспекционной поездки на Салоникский фронт, в результате которого никто не пострадал.

Драгутин Дмитриевич до сих пор является одной из самых спорных и неоднозначных личностей в сербской истории. Одни считают его великим сербским патриотом, другие — заговорщиком, убийцей и террористом.

Членом «Чёрной руки» некоторое время был Мустафа Голубич.

См. также

• Иллиризм
• Пансербизм

Литература

• Calic, Marie-Janine: Geschichte Jugoslawiens im 20. Jahrhundert, München 2010;
• Lane, Ann: Yugoslavia: when ideals collide, 2004;
• Rhode, Gotthold: Die Staaten Südosteuropas (Bulgarien, Serbien, Rumänien, Montenegro, Albanien) vom Berliner Kongress bis zum Ausgang des I. Weltkrieges (1878—1918), in: Handbuch der europäischen Geschichte, hg. v. Th. Schrieder, Bd. 6, Stuttgart 1973, S. 547—605;
• Sundhausen, Holm: Geschichte Serbiens, 19.-21. Jahrhundert, Wien-Köln-Weimar 2003;
• Yugoslavism: History of a failed Idea 1918—1992, ed. Dejan Djokić, London 2003.

Ссылки

• T. L. Francis. Black Hand // [books.google.ru/books?id=2YqjfHLyyj8C The Encyclopedia of World War I, vol. 1.]

Отрывок, характеризующий Чёрная рука

«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.