Чёрный юмор

Чёрный юмор — юмор с примесью цинизма, комический эффект которого состоит в насмешках над смертью, насилием, болезнями, физическими уродствами или иными «мрачными», макабрическими темами. Чёрный юмор — обычный ингредиент абсурдистики в литературе и в кино (ОБЭРИУ, «Монти Пайтон», театр абсурда).

Происхождение термина

Термин «чёрный юмор» (фр. humour noir) французского происхождения. Он встречается у символиста Гюисманса в 1880-е годы, однако в широкое употребление введён адептами сюрреализма, и в первую очередь Андре Бретоном, составившим в 1939 году «Антологию чёрного юмора».

Бретон возводил истоки «чёрного юмора» к литературе Просвещения — к произведениям Свифта («Скромное предложение»), Вольтера («Кандид»), Стерна («Тристрам Шенди»). Не лишены «чёрного» оттенка некоторые пародии на готический роман. Для философского обоснования мрачной комедии сюрреалисты привлекали учения Гегеля и Фрейда.

В фольклоре

В простонародной среде чёрный юмор продолжал средневековую карнавальную традицию, представленную «плясками смерти» и «пирами во время чумы». По этой причине поистине народными стали мрачная песня из бурлетты «Сержант-рекрутёр» и полная жутких страшилок немецкая книжка для детей «Стёпка-Растрёпка». В фольклористике термин «чёрный юмор» используется для характеристики таких форм современного городского фольклора, как «садистские стишки» и анекдоты о мёртвых младенцах.

В литературе

Из произведений XIX века Бретон включил в свою антологию сочинения Шарля Бодлера, Льюиса Кэррола и Альфонса Алле. В русской литературе с чёрным юмором ассоциируются имена Антоши Чехонте (святочные рассказы), Саши Чёрного, Даниила Хармса и Григория Остера («Вредные советы»).

«В любой жизни есть свои взлёты и падения, — как говаривал один мой знакомый лифтёр».

— Альфонс Алле. Не бейтесь в истерике.

В кино

На высмеивании священных или неприкосновенных тем построена английская «чёрная комедия» (black comedy), к вершинам которой относятся послевоенные фильмы Ealing Studios («Добрые сердца и короны», «Замочить старушку») и продукция «Монти Пайтона». В настоящее время традиции жанра продолжает Эдгар Райт («Зомби по имени Шон», 2004), Алан Баттерворф («Завещание Драмонда», 2010) и другие режиссёры.

В других кинематографических традициях также есть место для «комедии ужасов» (comedy horror); её проявления весьма разнообразны — от «Бала вампиров» Р. Поланского до «Дома» Нобухико Обаяси.

Чёрный юмор характерен и для популярных голливудских режиссёров — Роберта Земекиса («Смерть ей к лицу»), братьев Коэн («Бартон Финк», «Большой Лебовски»), Квентина Тарантино («Бешеные псы», «Криминальное чтиво»), Тима Бёртона («Труп невесты», «Кошмар перед рождеством», «Мрачные тени» и другие).

Также существует множество фильмов, содержащих элементы чёрного юмора, однако не позиционирующих себя как чёрные комедии. Например, в комедии «Тупой и ещё тупее», главные герои убивают одного из злодеев, вместо таблеток от язвы накормив его крысиным ядом.

Литература

• Бретон А. Антология чёрного юмора [1940] / Сост., комментарии, вступ. статья С. Дубина. — М.: Carte Blanche, 1999.
• Антология чёрного юмора. / Сост. Белянин В. П., Бутенко И. А., Енгалычев В. Ф. — Мадрид, 1992.
• Белянин В. П., Бутенко И. А. Чёрный юмор. Антология / Министерство культуры РФ, Российская Академия наук, Российский институт культурологии. — М.: ПАИМС, 1996. — 192 с. — ISBN 5-87664-069-7
• Бутенко И. А. «Я мать свою зарезал, отца я зарубил…»: о чёрном юморе подростков. // Материнство, № 1, сентябрь 1996. — С. 97—100.
• Белянин В. П. Чёрный юмор как зеркало русской галлюцинации. // Книжное обозрение, № 20, 14 мая 1996.

См. также

• Пляска смерти

Ссылки

• С. С. Аверинцев. [www.philology.ru/literature1/averintsev-93.htm Бахтин и русское отношение к смеху]
• Жаклин Шенье-Жандрон. [ec-dejavu.ru/b-2/Black_humour.html Чёрный юмор]
• Селиванов В. М. [www.arthouse.com.ua/notes/168/chernyi-yumor-v-reklame Чёрный юмор в рекламе]

Отрывок, характеризующий Чёрный юмор

– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.