Чёрт

Чёрт
Чёрт на чешском рисунке 1848 года Злой, озорной, игривый и похотливый дух
Мифология:	славянская
В иных культурах:	дьявол (бес), лит. велняс, шайтан, англ. imp — чертёнок, бесёнок

ЧёртЧёрт

Чёрт — то же, что бес и близок понятию дьявол. В славянской мифологии — злой дух, озорной, игривый и похотливый. Под различными прозвищами и синонимами является персонажем огромного количества сказок Восточной Европы, самый популярный персонаж русской демонологии.

Использование слова чёрт в русском языке

Слово «чёрт» имеет множество аналогов и синонимов: дьявол (также персонажа называют в англ. языке — devil), сатана, анчутка беспятный, просто «беспятный», козлоногий, бес, нечистый, лукавый. При этом, однако, значения этих слов не всегда тождественны.

К чёрту близки образы балтийского велняса (лит. velnias), шайтана у исламских народов, сурта германо-скандинавов.

Зачастую чертями называют широкий пласт существ. Почти всегда в народной мифологии они отождествляются с лешими, водяными и русалками, банниками, домовыми, духом превращающим людей в ходячих мертвецов, иногда отождествляются с гномами и эльфами. Однако домовой считался более добрым «обрусевшим чёртом», характерные для чёрта облик и оборотничество к нему употребляются реже; ср. также с шишком и херт-суртом — домовым некоторых финно-угорских и поволжских народов.

Как имя демона ада имя чёрта не полагалось произносить вслух, по крайней мере — без особого повода. Считалось, что простого упоминания чёрта достаточно, чтобы он услышал это и приблизился к неосторожному человеку, а то и навредил ему. Поэтому в обыденной речи, поминая чёрта, часто использовали эвфемизмы, например лукавый, нечистый, неназываемый, враг рода человеческого, шут и другие, см. выше. В. И. Даль и С. В. Максимов перечисляют свыше сотни имен-эвфемизмов.

Ещё в XIX веке «чёрт» имело двоякий смысл. С одной стороны оно было довольно сильным ругательством и оскорблением, как и «devil» в английском языке. Консервативные люди того времени иногда связывали его с различными пугающими механизмами и дикими местами, например, с «чёртовым колесом», верили, что чёрт, водяной и русалки живут на мельницах, в таком смысле синонимы слова используется поныне, например: «шайтан-труба», «сады дьявола». В советской литературе 1920-х гг. ругательства часто классифицируются как «дальше чёрта» (см. например, Н. Огнев «Дневник Кости Рябцева»). Иногда это слово применяют при удивлении работоспособностью и мастерством кого-либо («работает как чёрт»).

Социальный жаргонизм

В уголовной иерархии чёрт — низший из категории «мужиков», который не моется, не стрижётся, не стирается, не следит за собой. Называется также чушок, то есть свинья, в чём проскальзывает аналогия со свиным пятачком в образе мифических чертей. Чёрт может просто перейти в «опущенные», которым зачастую накалывается татуировка с чёртом. В 1930-1950-х годах эта категория имела схожее название «козлы», но теперь права категории с этим названием немного отличаются. Этот смысл близок к рационалистической интерпретации античных мифов, что паны и сатиры — это люди, которые жили в горах и не мылись, отчего и считалось, что они покрыты козьим мехом.

Со смыслом грязнули связаны и синонимы слова «чёрт»: нечисть, нечистый, анчутка — синоним слов грязнуля и неряха, а также слова «шишига», означающего то же самое.

Чертями могут обзывать субъективно неприятных и не авторитетных людей, например: молодых наркоманов, милиционеров и т. д.

Этимология

Слово чёрт не встречается в письменных памятниках древнерусского языка. Впервые оно зафиксировано Р. Джеймсом в русско-английском словаре-дневнике 1618—1619 годов: «6:9:tchort — diavolo». Прозвище Черт более старинное: «Васко Черт» зафиксировано в 1495 году. Этимология слова остаётся спорной до сих пор.

По версии А. Н. Афанасьева слово «чёрт» происходит от «чёрный» — названия цвета, обычно ассоциирующегося со злом. Фасмер отмечал, что «чёрный» было всего лишь эвфемизмом для чёрта. По Фасмеру, праславянское čьrtъ — «проклятый», родственно лит. kyrėti «злиться», гипотеза происхождения от лат. curtus, «короткий, обрубленный», менее вероятна.

Также, имя созвучно похожему персонажу германо-сканд. мифологии — Сурту, что значит «чёрный, смуглый».

По мнению лингвиста Любинко Раденковича, слово "чёрт" в русском языке является полонизмом чешского происхождения, попавшим в русский лексикон напрямую из польского или же через украинский язык в конце XVI - начале XVII века; в заимствованном из Польши литературном памятнике XVII века "Великое Зерцало" содержится повесть «яко не подобаетъ рабовъ звати: поиди, чертъ, или діаволъ».

Образ в мифологии

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В христианской народной мифологии сложились давние и устойчивые представления о внешнем виде чертей, точнее их телесного образа, так как черти — ещё и злые духи. В представлениях о чёрте сохранились остатки индоевропейской мифологии^{[уточнить]}, с наложением более позднего христианского представления, что все языческие божества являются демонами и олицетворяют злое начало, и смешались с иудохристианскими представлениями о Дьяволе и падших ангелах. В представлениях о чёрте прослеживается сходство с греческим Паном — покровителем скотоводства, духом полей и лесов, и Велесом (прибалт. Вяльном). Однако христианский чёрт, в отличие от своих языческих прототипов, не является покровителем скотоводства, а является вредителем людям. Черти в поверьях принимают вид животных старого культа — козлов, волков, псов, воронов, змей и т. д. Считалось^{[когда?]}, что черти имеют в целом человекоподобную (антропоморфную) внешность, но с добавлением некоторых фантастических или чудовищных деталей. Наиболее распространённый облик идентичен изображению античных Пана, фавнов и сатиров — рога, хвост и козлиные ноги или копыта, иногда шерсть, реже свиной пятачок, когти, крылья летучей мыши и т. п. Нередко их описывают с горящими как угли глазами. В таком виде черти изображены на многочисленных картинах, иконах, фресках и книжных иллюстрациях как в Западной, так и в Восточной Европе. В православной агиографической литературе черти описываются преимущественно в виде эфиопов .

Сказки повествуют, что чёрт служит Люциферу, к которому мгновенно летает в преисподнюю. Он охотится на людские души, которые обманом, введением во грех, или договором пытается получить у людей, хотя в литовских сказках такой сюжет единичен. При этом чёрт обычно оказывается одурачен героем сказки. Одно из известных древних упоминаний о продаже души и изображение персонажа содержит Гигантский кодекс начала XIII века.

Являются хтоническими персонажами — обитают не только в подземном мире, но и воде, омуте.

Обладают широкими способностями к оборотничеству, невидимости, полётам. Могут превращаться в различных существ и людей, в камни, и предметы.

Черти стерегут драгоценные клады, это описано например в «Ночь перед Рождеством» (1832), «Скрипач в аду» и др. балто-славянских сказках. Этим они похожи на гномов германо-скандинавского фольклора. Иногда, являясь в облике человека, платит за услуги кучей мусора или навоза, которую люди выкидывают, но с рассветом видят, что не выкинутые остатки мусора превратились в золото.

Славянская мифология

Существует много русских народных сказок об этом персонаже. Это «Сказка о попе и о работнике его Балде» (1831) А. С. Пушкина, «Шабарша» и «Чёрт-заимодавец» схожего сюжета, это «Чёрт и мужик», «Солдат и чёрт» и т. д. Он предстаёт комическим персонажем, в надежде заполучить душу тщательно работает по договору с кем-либо, но постоянно обманывается с помощью мужицкой смекалки.

В русских и славянских сказках облик чёрта почти не описан. Но это ярко сделал Н. В. Гоголь в повести «Ночь перед Рождеством»:

Спереди совершенно немец: узенькая, беспрестанно вертевшаяся и нюхавшая все, что ни попадалось, мордочка оканчивалась, как и у наших свиней, кругленьким пятачком, ноги были так тонки, что если бы такие имел яресковский голова, то он переломал бы их в первом козачке. Но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий в мундире, потому что у него висел хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды; только разве по козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове, и что весь был не белее трубочиста, можно было догадаться, что он не немец и не губернский стряпчий, а просто черт, которому последняя ночь осталась шататься по белому свету и выучивать грехам добрых людей. Завтра же, с первыми колоколами к заутрене, побежит он без оглядки, поджавши хвост, в свою берлогу.

Дальше по сюжету чёрт также обзывается «немец проклятый». Он водится с ведьмами, которые в ряде других сказок летают на нём на шабаш. Пролетает через дымоход. Боится христианского креста, знамения и святой воды. Исчезает с третьим криком петухов и первыми лучами солнца.

Прибалтийская мифология

В прибалтийской мифологии чёрта зовут ве́лняс (лит. velnias; латыш. velns — вялнс, велнс), что значит дьявол. Является постоянной жертвой Перкунаса (подобно антагонизму славянского Велеса и Перуна), метающего в него молнии, при этом велняс пытается прятаться у людей, в которых молнии зачастую и попадают. Фольклористы собрали с начала XX века сотни сказок о нём, бесчисленное число их вариаций. Но если славянский чёрт является синонимом грязнули, то в литовской мифологии вяльнас наоборот выглядит престижно. В основном описан как «пан», то есть человек выглядящий как господин или помещик, но иногда имеет облик Пана из греческой мифологии — торчащие из под шляпы рожки, копыта. В нескольких сказках он превращается в чёрного кота или предстаёт в образе ягнёнка. Не боится солнечного света.

В основном велняс вредит людям — пытается повесить, искалечить, заманить в болото. Литовские сказки довольно характерны жестокостью мифических существ к людям, в отличие от сказок других народов. Например, велняс являясь в образе пана, приглашает прохожего мужика или музыканта на свадьбу, где с другими панами и паночками веселиться и часто мажет глаза какой-то мазью. Когда мужик тоже мажет глаз, то видит, что находится среди чертей на болоте или среди вьюги в буреломе. Если кто-то видит невидимого велняса, спрашивает «каким глазом меня видишь?», и после ответа выкалывает его. Зачастую становясь невидимым, толкает посетителей в корчме, провоцируя этим драку. Или мужику пытается повесить на шею праздничное полотенце, от которого тот уворачивается подставив ногу, и тут же приходит в себя подвешенный на ветке на удавке за ногу.

См. также: Мастер и Маргарита

См. также

• Демон (греческая мифология)
• Аид (греческая мифология)
• Фавн (итальянская мифология)
• Бес
• Сатана (еврейская мифология)
• Дивы (мифология) (зороастризм)
• Гномы

Литература

Словари и энциклопедии

• Черт / Березович Е. Л., Виноградова Л. Н. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 2012. — Т. 5: С (Сказка) — Я (Ящерица). — С. 519–527. — ISBN 978-5-7133-1380-7.
• Черт // Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. / авт.-сост. В. И. Даль. — 2-е изд. — СПб. : Типография М. О. Вольфа, 1880—1882. — Т. 4.</span>
• [www.bibliotekar.ru/mif/126.htm Чёрт] // Мифологический словарь / гл. ред. Е. М. Мелетинский. — М. : Советская энциклопедия, 1990. — 672 с., 16 л. ил. — ISBN 5-85270-032-0.</span>
• Чёрт // Мифы народов мира : Энцикл. в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев. — 2-е изд. — М. : Советская Энциклопедия, 1987. — Т. 1 : А—К. — С. 228.</span>
• Чорт // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Монографии и сборники

• Амфитеатров А. В. «Классическая демонология», «Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков». 1911
• Виноградова Л. Н. [www.upyr.net/blog/vinogradova-2001/ Полесская народная демонология на фоне восточнославянских данных] // Восточнославянский этнолингвистический сборник. Исследования и материалы. — М.: «Индрик», 2001. — С. 10—49.
• Н. Велюс. Стадо вяльняса = Velnio banda : [пер. с лит.] // [www.inslav.ru/images/stories/books/BSI1980%281981%29.pdf Балто-славянские исследования. 1980] / отв. ред. Вяч. Вс. Иванов; Институт славяноведения РАН. — М. : Наука, 1981. — С. 260-269. — ([www.inslav.ru/izdaniya/arxiv/8-2009-08-05-10-47-42/108--l-r Балто-славянские исследования] ; 1972–2014).</span>
• Перкунас и вяльняс ; Вяльнясы // Цветок папоротника: Литовские мифологические сказания = Laumių dovanos: Lietuvių mitologinės sakmės, 1979 / Сост. и авт. предисл. Н. Велюс, перевод с литов. Е. А. Соловьёвой; Ил. Р. Велювене. — Вильнюс: Вага, 1989. — С. 60-66, 68-133. — 374 с. — 15 000 экз. — ISBN 5-415-00419-X.
• Максимов С. В. Черти-дьяволы (Бесы) // Нечистая, неведомая и крестная сила. — 1903.
• Питина С. А. Семантико-культурологическая классификация мифологем // [www.helpforlinguist.narod.ru/200406N0235/pitina.pdf Концепты мифологического мышления как составляющая концептосферы национальной картины мира]. — Челябинск: Челябинский государственный университет, 2002. — С. 46-88. — 191 с.
• Померанцева Э. В. Образ чёрта в русской устной прозе // [www.ex-jure.ru/freelaw/news.php?newsid=755 Мифологические персонажи в русском фольклоре] / Институт этнографии им. Н Н. Миклухо-Маклая, Академия наук СССР. — М.: Наука, 1975. — С. 118-149, 177-181.
• [www.librius.net/b/62663 Польские народные сказки: Сборник]. Пер. с пол. / Сост. А. Щербакова; Вступ. статья Я. Мяцусович; Оформ. художн. А. Гасникова. — Л.: Худож. лит., 1980. — 328 с.
• Попов М. [old.mirf.ru/Articles/art3617.htm Бестиарий. Бесы и черти] // Мир фантастики. — № 7 (71); июль 2009. — С. 126-130.

Отрывок, характеризующий Чёрт

– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.