Чёрт на колокольне

Чёрт на колокольне
The Devil in the Belfry
Жанр:	рассказ
Автор:	Эдгар Аллан По
Язык оригинала:	английский
Дата первой публикации:	1839
Текст произведения в Викитеке

«Чёрт на колоко́льне» (англ. The Devil in the Belfry) — сатирический рассказ Эдгара Аллана По 1839 года. В этом рассказе По высмеивает президента Соединённых Штатов Мартина Ван Бюрена, голландца по происхождению, и его избирательную кампанию.

Сюжет

В сонном, скучном, очень голландском городке Вондервоттеймиттисе (в другом переводе — Школькофремене), жители которого только и делают, что с чувством собственного достоинства курят трубки, квасят капусту и гордятся своими часами, полагая, что любые изменения в жизни вредны, а за пригородными холмами ничего нет, появился странный субъект, маленького роста, в щеголеватом наряде. За пару минут до полудня он вихляющей походкой, скаля зубы и играя что-то невообразимое на огромной скрипке, спустился с холмов, направился прямиком на городскую площадь, залез на башню, отколошматил смотрителя и сделал с городскими часами что-то такое, после чего они стали бить в полдень тринадцать раз. Жизнь городка была настолько подчинена распорядку, что вслед за главными часами «лишний» час отбили все часы в городе, за этот час успели прогореть все трубки горожан, перепреть заквашенная капуста, дети проголодаться. Довершили поднятый переполох кошки и свиньи, устроившие страшный кавардак на улицах города. И всё из-за одного пришельца, которого теперь никак не могут прогнать с колокольни.

Анализ

Под Вондервоттеймиттисом Эдгар По, возможно, вывел Нью-Йорк, как известно, основанный голландцами. Город подвергает «вторжению» некоего «чёрта», вероятно, ирландца, судя по его внешнему виду и тому, что он играет на огромной скрипке «Judy O’Flannagan and Paddy O’Rafferty» — прозвища ирландских иммигрантов.

Критики часто сравнивают рассказ с другой сатирой — «История Нью-Йорка» (A History of New-York) Вашингтона Ирвинга, написанный им под псевдонимом «Diedrich Knickerbocker».

Публикации

Рассказ впервые появился в номере филадельфийской «Saturday Chronicle and Mirror of the Times» от 18 мая 1839.

Первый русский перевод, выполненный Д. Михаловским, опубликован во «Времени» (1861, кн. 1) под названием «Чёрт в ратуше». В этом же номере впервые в России напечатаны рассказы «Сердце-обличитель» и «Черный кот».

Иллюстрации

Рассказ иллюстрировали многие известные художники, среди которых итальянский гравёр Альберто Мартини, изобразивший финальную сцену на башне, и бельгиец Джеймс Энсор — на его рисунке момент появления незнакомца в городке.

Постановки

Между 1902 и 1911—1912 годами французский композитор Клод Дебюсси работал над одноактной оперой по новелле «Чёрт на колокольне» «Le diable dans le beffroi». По его словам, он хотел создать «счастливую смесь реального с фантастическим» и «положить конец представлению о дьяволе, как о духе зла — это просто дух противоречия». Его персонаж не говорит и не поёт, только насвистывает.

Отрывок, характеризующий Чёрт на колокольне

И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.