Шавит

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
«Шавит»

Запуск спутника «Офек-7» 11 июня 2007 года
Общие сведения
Страна Израиль
Назначение ракета-носитель
Разработчик IAI, Rafael
Основные характеристики
Количество ступеней 3
Длина 20 м
Диаметр 1,55 м
Стартовая масса 30 т
История запусков
Состояние эксплуатируется
Места запуска Пальмахим
Число запусков 10
 — успешных 8
 — неудачных 2
Первый запуск 19 сентября 1988 года
Последний запуск 13 сентября 2016 года
Варианты LK-A (Шавит 1),
LK-1 (Шавит 2),
LK-2 (Шавит 3)
Третья ступень
Маршевый двигатель AUS-51[1]
Тяга 6160 кг
Удельный импульс 295,4 с
Время работы 88 с
Топливо РДТТ


«Шави́т» (ивр.שביט‏‎ — «комета») или RSA-3 — ракета для запуска космических аппаратов. Разработана и производится в Израиле. Впервые была запущена 19 сентября 1988 года с космодрома Пальмахи́м (ивр.פלמחים‏‎), что сделало Израиль восьмой страной в мире, способной самостоятельно выводить космические аппараты на орбиту. Начиная с 1999 года, Израиль производит плановые запуски своей космической ракеты. Также в 2003 году были подписаны контракты о возможности запуска израильских «Шавитов» с космодрома Алкантара, расположенного в Бразилии. С помощью ракеты «Шавит» осуществляется запуск спутников «О́фек».





Конструкция

Представляет собой трёхступенчатую твердотопливную ракету. Первые две ступени идентичны, имеют вес по 13 тонн каждая, серийно выпускались в Израиле концерном IAI. Третья ступень построена компанией Rafael, весит около 2 тонн, двигатель ступени работает 88 секунд[1]. Первая и вторая ступень используются также в ракете «Иерихон-2». Двигатели первой и второй ступеней последовательно выводят ракету до высоты около 100 км, и по инерции ракета набирает высоту до отметки 150 км. Далее включается двигатель третьей ступени и выводит полезную нагрузку на орбиту высотой от 250 до 260 км.

Ракета подвергалась модернизации, первоначально использовался вариант LK-A («Шавит-1»), в дальнейшем — LK-1 («Шавит-2»), имеющий возможность выводить более тяжелые спутники. Проектируется также вариант LK-2 («Шавит-3»), первая ступень которой будет иметь новый (лицензионный) двигатель[уточнить].

Модифи­кация Обозна­чение[2] Масса ПН Орбита
«Шавит-1» LK-A 350 кг 240×600-километровая эллиптическая полярная орбита
«Шавит-2» LK-1 350 кг 700-километровая круговая полярная орбита
«Шавит-3» LK-2 800 кг 700-километровая круговая полярная орбита

История запусков

На 2016 год совершено 10 запусков ракеты, 8 из которых были удачными.

Дата РН Спутник Тип Статус
19 сентября 1988 «Шавит» «Офек-1» Экспериментальная полезная нагрузка Успех
23 апреля 1990 «Шавит» «Офек-2» Экспериментальная полезная нагрузка Успех
5 апреля 1995 «Шавит-1» «Офек-3» Спутник ДЗЗ Успех
22 января 1998 «Шавит-1» «Офек-4» Неудача
28 мая 2002 «Шавит-1» «Офек-5» Спутник ДЗЗ Успех
6 сентября 2004 «Шавит-1» «Офек-6» Неудача
11 июня 2007 «Шавит-2» «Офек-7» Спутник ДЗЗ Успех
22 июня 2010 «Шавит-2» «Офек-9» Спутник ДЗЗ Успех
9 апреля 2014 «Шавит-2» «Офек-10» Радиолокационный спутник[3] Успех
13 сентября 2016 «Шавит-2» «Офек-11» Спутник ДЗЗ Успех

Перечисленные запуски нетипичны для мировой практики, так как проводились на энергетически невыгодные орбиты с наклонением около 142° (так называемая ретроградная орбита). Это вызвано особенностями географического расположения Израиля: доступное свободное пространство для запуска имеется только над Средиземным морем в направлении Гибралтарского пролива. Поэтому возможности самого́ носителя при запусках с Пальмахим используются не вполне эффективно[3].

Напишите отзыв о статье "Шавит"

Примечания

  1. 1 2 [www.rafael.co.il/marketing/SIP_STORAGE/FILES/8/738.pdf AUS-51 Advanced Upper Stage Rocket Motor (PDF)] (англ.). Rafael.
  2. [www.iai.co.il/2013/14471-15689-en/BusinessAreas_SpaceSystems_Launchers.aspx Shavit. Future Developments] (англ.). IAI. Проверено 19 ноября 2015.
  3. 1 2 Розенблюм Л., Чёрный И. [novosti-kosmonavtiki.ru/mag/2014/1239/20815/ Первый радарный разведчик с Пальмахима]. «Новости космонавтики» № 06 (377) за 2014 год

Ссылки

  • Марк Штейнберг [www.jig.ru/meadle_east/058.html Кузница израильского оружия]
  • [www.fas.org/spp/guide/israel/launch/ Shavit Federation of American Scientists] (англ.).


Отрывок, характеризующий Шавит

Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.