Шадр, Иван Дмитриевич

Иван Дмитриевич Шадр
Иван Шадр в своей Московской студии (1930)
Имя при рождении:	Иван Дмитриевич Иванов
Место рождения:	с. Такташинское, Челябинский уезд, Оренбургская губерния, Российская империя (ныне Мишкинский район, Курганская область)
Гражданство:	Российская империя Российская империя → Российское государство→ РСФСР РСФСР → СССР СССР
Жанр:	скульптор
Учёба:	Художественно-промышленная школа (Екатеринбург) Гранд-Шомьер (Париж) Институт изящных искусств (Рим)
Стиль:	Академический модерн, социалистический реализм
Влияние:	Ф. О. Роден; Э. А. Бурдель
Премии:

Ива́н Дми́триевич Шадр (настоящая фамилия — Иванов; 30 января (11 февраля) 1887, Такташинское, ныне Курганская область — 3 апреля 1941, Москва) — русский советский художник, скульптор-монументалист, представитель направления «академический модерн».

Биография

Иван Дмитриевич Иванов родился 30 января (11 февраля) 1887 года в селе Такташинском Челябинского уезда Оренбургской губернии (ныне деревня Такташи Городского поселения рабочий посёлок Мишкино Мишкинского района Курганской области). Отец — Дмитрий Евграфович Иванов (май 1860 или 17 июня 1862 — 8 апреля 1926), Мать — Мария Егоровна (в девичестве Овчинникова, дочь крестьянина села Ряполово Ковровского уезда Владимирской губернии (ок. 1863 – 23 ноября 1935). Село Такташинское – место сезонной работы плотника Дмитрия Евграфовича Иванова, а постоянное место жительства – город Шадринск Шадринского уезда Пермской губернии (ныне в Курганской области). Прадед Ивана расписывал стены в Спасо-Преображенском соборе, отец и дяди тоже были строителями и богомазами (церковными живописцами). Но по основному роду занятий Дмитрий Евграфовича был плотник. Иван Дмитриевич был третьим сыном в семье, насчитывавшей двенадцать детей (трое младенцев умерли).

Предположительно Ивана крестили в Свято-Троицкой церкви с Островного Маслейской волости Челябинского уезда (ныне в Мишкинском районе Курганской области).

В 1898 году Ваню отвезли в Екатеринбург на фабрику купцов Панфиловых, где он был сначала мальчиком на побегушках, потом сторожем и грузчиком. В 1901 году Иван сбежал с фабрики. Без всякой подготовки он успешно сдал экзамен по рисунку в Екатеринбургскую художественно-промышленную школу, где учился до 1906 года у Т. Э. Залькальна.

Летом 1907 года Иван вместе с сокурсником Петром Дробышевым отправился странствовать по России по тем местам, где побывал в своё время Максим Горький. Они побывали на Каме, Волге, Дону, путешествовали по Кавказу, Украине, заехали в Москву, Иван пешком дошёл до Санкт-Петербурга. В столице, после неудачной попытки поступить в Академию художеств, Иван подрабатывал, в частности, уличным пением. Однажды его голос услышал режиссёр Александрийского театра М. Е. Дарский, который принял живое участие в судьбе юноши. Он помог Ивану поступить на Высшие драматические курсы Санкт-Петербургского театрального училища, чтобы он мог учиться на певца. В училище И. Шадр продолжал рисовать и заниматься скульптурой. Его рисунки попали к И. Е. Репину, который дал им высокую оценку. По ходатайству петербургских ценителей таланта Ивана Дмитриевича Шадринская городская управа назначила ему стипендию. В Санкт-Петербурге Шадр посещал также рисовальную школу Общества поощрения художеств Н. К. Рериха и Музыкально-драматическую школу. В столице Иван прожил до 1908 года, затем год служил в Русской императорской армии. В 1910 году Иван уехал за границу. Сначала в Париж, где был студентом высших муниципальных курсов скульптуры и рисования в Академии де ла Гранд-Шомьер под руководством Ф. О. Родена и Э. А. Бурделя. В 1911 году парижские учителя отправили И. Шадра на стажировку в Рим в Институт изящных искусств.

В 1912 году Иван Дмитриевич возвращается в Россию. В Москве он обучается в Московском археологическом институте. В 1918 году Шадр уезжает в Омск забрать семью в Москву, однако остался в этом городе до 1921 года. Там он выступал с лекциями по искусству. Работал в Политпросвете 5-й Армии и в Сибревкоме. В 1921 году, как только было восстановлено железнодорожное сообщение, Шадр уехал в Москву.

В 1926 году И. Шадр стал членом Общества русских скульпторов, в дальнейшем Союза советских скульпторов.

Иван Дмитриевич Шадр умер 3 апреля 1941 года в Москве. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 2, надгробие — скульптор И. Рабинович, архитекторы Г. П. Гольц, А. А. Заварзин). И. Д. Шадр был женат на москвичке Татьяне Владимировне Гурьевой (1893—19 августа 1974), похоронена рядом с мужем на Новодевичьем кладбище. Детей в их семье не было.

Творческая деятельность

В своем творчестве Иван Шадр искал пути создания монументальной реалистической скульптуры. Многочисленные мемориальные сооружения, созданные им в 1910—1930-х годах, были посвящены преимущественно жертвам Первой мировой войны. Они связаны с традициями модерна и национально-романтических течений, отличаются тягучими, тяжеловесными ритмами, пристрастием к метафорическому осмыслению мотива человеческого тела, застывающего в мёртвой материи камня или высвобождающегося из него, иногда — использованием элементов народной архитектуры. Среди его ранних работ выделяется проект «Памятника Мировому страданию» (1916). Позднее эта работа преобразовалась в ещё более грандиозный проект «Памятника человечеству».

В 1919 году Сибирский кадетский корпус за 18 тысяч рублей заказал Ивану Шадру памятник своему воспитаннику генералу Корнилову. В том же году скульптор готовит проект коронования адмирала Колчака, а также проект памятника в честь освобождения Сибири. Кроме того, колчаковским правительством Шадру было поручена разработка эскизов денежных знаков серии «Возрождение России». Однако эти проекты так и остались нереализованными, так как в ноябре 1919 года Временное Всероссийское правительство бежало из Омска, и город был занят частями Красной Армии.

В апреле 1920 года И. Шадр берётся увековечить память жертв белого террора, погребённых в городском саду Омска. В мае того же года он получил заказ от Сибревкома на памятник Карлу Марксу. Летом статуя уже была готова и установлена. В Омске Иван Дмитриевич работал также над рельефами с изображением Карла Маркса, Карла и Вильгельма Либкнехтов и Розы Люксембург.

И. Д. Шадр является автором скульптур так называемых «денежных мужиков»: фигур рабочего, крестьянина, красноармейца и сеятеля (гипс, 1922, Русский музей; бронзовые отливки — в Третьяковская галерея), созданных по заказу Гознака для воспроизведения на банкнотах. Первые три скульптуры стали основой для выпуска четвёртого стандартного выпуска почтовых марок РСФСР  (ЦФА (ИТЦ «Марка») № 73-85), первого стандартного выпуска СССР  (ЦФА (ИТЦ «Марка») № 99-194) и частично — для двух последующих  (ЦФА (ИТЦ «Марка») № 281-287, 291-295). Первые в СССР художественная маркированная почтовая карточка и маркированный конверт вышли с «шадровскими» марками. Скульптуры Ивана Дмитриевича были также воспроизведены на облигациях займов и государственных ценных бумагах СССР. Прототипы своих героев скульптор нашёл в деревне Прыговой (Колгановой) Крестовской волости Шадринского уезда (ныне в Ильтяковском сельсовете) Шадринского района).

В 1923 году Шадр принимал участие в оформлении Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки в Москве. Там же демонстрировались его скульптуры, которые имели успех.

В 1924 году Иван Шадр создаёт натурную скульптуру «Ленин в гробу», сделавшую его главным мастером довоенной скульптурной ленинианы. За 13 лет И. Шадр создал 16 скульптурных изображений В. И. Ленина, в том числе для Центрального Музея В. И. Ленина в 1934 году. Одна из самых значительных его работ — монумент с одиннадцатиметровой бронзовой фигурой, установленной в 1927 году на территории Земо-Авчальской ГЭС имени В. И. Ленина (ЗАГЭС) в Грузии. Это один из первых памятников В. И. Ленину, он был демонтирован в 1991 году.

Иван Шадр создавал революционно-романтические, обобщённо-символические образы, например, горельеф «Борьба с землей» (1922), скульптуру «Булыжник — оружие пролетариата» (1927). Последняя, помимо Москвы, была установлена в Челябинске, Львове, Шадринске, Монголии и Румынии.

В 1926 году Шадр едет за границу: он посещает Францию и Италию. В Париже он лепит бюст Л.Б. Красина, бывшего тогда полпредом СССР, и повторяет затем портрет в мраморе.

В 1931 году была создана Шадром надгробная плита В. М. Фриче.

В 1934 году Иван Шадр начал работу над скульптурой «Девушка с веслом» для ЦПКиО имени Горького в Москве. Основной моделью скульптора стала В. Д. Волошина, студентка Московского Института физкультуры. Скульптура была установлена в центре фонтана на главной магистрали Парка имени Горького в 1935 году. Однако она подверглась критике и в том же году её переместили в Парк культуры и отдыха имени Горького (Луганск)|парк культуры и отдыха Луганска. Её уменьшенная копия хранится в Третьяковской галерее. В конце 1950-х годов по настоянию жены скульптора гипсовую работу И. Шадра перевели в бронзу.

К лету 1936 года И. Д. Шадр создал новую увеличенную восьмиметровую скульптуру из тонированного бетона. Моделью для неё стала гимнастка Зоя Бедринская (Белоручева). Новую «Девушку с веслом» установили в центре фонтана на прежнем месте. Скульптура была разрушена в 1941 году при бомбёжке.

Ошибочно считается, что скульптуры Ивана Шадра послужили прототипами для создания дешёвых гипсовых копий, которые были массово установлены в парках практически по всему СССР. На самом деле в их основу была положена работа скульптора Р. Р. Иодко с тем же названием, но фигура девушки была в купальнике и c веслом в левой руке, выполненная им для парка водного стадиона «Динамо» в 1936 году.

В конце 1930-х годов Шадр работал над проектом памятника А. С. Пушкину. В 1939 году создал скульптуру А. М. Горького в образе Буревестника (бронза, Третьяковская галерея). В том же году он подготовил более классическую модель памятника Горькому. Однако этот памятник был сооружён у Белорусского вокзала в Москве уже после смерти Ивана Дмитриевича скульптором В. И. Мухиной при помощи Н. Г. Зеленской и З. Г. Ивановой.

Большинство работ И. Д. Шадра (в частности, «Штурм земли», «Булыжник — оружие пролетариата» и другие) находятся в Музее современной истории России в Москве.

И. Д. Шадр — автор надгробий Н. С. Аллилуевой (1933; архитектор — И. В. Жолтовский) и Е. Н. Немировича-Данченко (1939) на Новодевичьем кладбище в Москве. Оба надгробия выполнены из мрамора и гранита. Надгробие для Надежды Аллилуевой было выполнено скульптором по заказу ЦК ВКП(б).

Иван Шадр и скульптор П. И. Таёжный были авторами макета ордена Ленина, эскиз которого был передан им весной 1930 года.

• Стандартные марки РСФСР и СССР, выполненные по скульптурам И. Д. Шадра
• RSFSR-1ststandard-1923.jpg

   (ЦФА (ИТЦ) #81-83; Скотт #238-240)

• SSSR-1goldstandard-1923.jpg

   (ЦФА (ИТЦ) #99, 101, 104; Скотт #250, 252, 255)

Интересные факты

• Псевдоним «Шадр» Иван Дмитриевич начал использовать с 1908 года. Его основой послужило имя родного города Шадринска. Иван Дмитриевич писал:

Нас, Ивановых-то, слишком уж много. Надо же как-то отличить себя от других Ивановых, ну я и взял себе псевдоним «Шадр» — от названия родного города, чтобы прославить его.

• В номере газеты «Ленинградская правда» в 1961 году (почти через 20 лет после смерти Шадра) появилась статья «Бронза, чугун, алюминий», посвящённая известному ленинградскому заводу «Монументскульптура». В ней, в частности, говорилось:

В эти дни в цехи завода часто заходит ваятель И. Д. Шадр. Сейчас закончена отливка в бронзе его скульптуры, названной «Булыжник — оружие пролетариата».

Премии

• Сталинская премия первой степени (1952 — посмертно) — за памятник А. М. Горькому в Москве.
• В январе 1928 г. «Булыжник — оружие пролетариата» экспонировался на «Выставке художественных произведений к десятилетнему юбилею Октябрьской революции». За эту работу Шадр получил третью премию.

Память

• В 1962 году была выпущена почтовая марка СССР, посвященная Шадру.
• В 1987 году Свердловское (ныне Екатеринбургское) художественное училище получило имя И. Д. Шадра.
• В Новом посёлке города Шадринска есть улица Шадра.
• На улице Октябрьской города Шадринска находится мемориальный комплекс, посвященный Ивану Дмитриевичу Шадру. В 1980 годах при строительстве общежития финансового техникума было принято решение о переносе дома Ивановых, находившегося по адресу ул. Советская, 112, на территорию городского сада. При разборке дома выявилась его полная непригодность к дальнейшему использованию, поэтому на территории городского сада построен макет этого дома, сделана попытка воссоздать обстановку дома того периода, когда в нем жил Иван Дмитриевич, но из подлинных вещей имелся только сундук (находится в краеведческом музее), принадлежащий семье Ивановых. Открытие копии дома, как части комплекса памятника И. Д. Шадру, произошло в 1987 году к 325-летию города.

В 2013 году дом сожгли вандалы. 

• На здании общежития Шадринского финансово-экономического колледжа — филиала Федерального государственного образовательного бюджетного учреждения высшего образования «Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации» 20 ноября 2015 года установлена мемориальная доска.
• В г. Шадринске скульптору установлен памятник на пересечение улиц Октябрьской и Луначарского (открыт 4 августа 1984 года, скульптор Ю.Л. Чернов, архитектор Г.Г. Исакович).

Музейные коллекции

Произведения и эскизные работы Шадра хранятся в Государственной Третьяковской галерее, Государственном центральном музее современной истории России, Екатеринбургскрм музее изобразительных искусств, др. музеях.

• Творчеству Ивана Дмитриевича отведен зал Шадринского краеведческого музея. Там хранятся «Рабочий», «Сезонник», «Сеятель», «Барельеф В.И.Ленина», «Ленин в гробу», «Портрет художника Н.А. Касаткина», «Портрет Л.Б. Красина», «Портрет жены», «Проект памятника В.П.Ногину», «Портрет В.П. Ногина», эскиз урны для праха К.И. Уншлихта «Скорбь», эскиз надгробия Н.С. Аллилуевой, копия скульптуры «Булыжник — оружие пролетариата. 1905 год», а также инструменты, фотографии работ с автографами и другие материалы.

Литература

• Бирюков В. Портреты шадринских крестьян на государственных знаках СССР // Шадринское научное хранилище. — 1924. — № 1. — С. 5—10.
• Большая советская энциклопедия.
• Видов М. Скульптура должна жить! // Филателия СССР. — № 10. — 1987. — С. 4—6.
• [ec-dejavu.ru/g/Girl_with_oar.html Золотоносов М. Девушка с веслом] // Золотоносов М. Γλυπτοκρατος. Исследование немого дискурса. Аннотированный каталог садово-паркового искусства сталинского времени. — СПб., 1999. — С. 20—29.
• Осинцев Л. Неизвестный Шадр. — Шадринск, 1995.
• Шадр И. Д. Литературное наследие. Переписка. Воспоминания о скульпторе. — М., 1978.

Ссылки

• [www.staratel.com/pictures/ruspaint/692.htm Шадр, Иван Дмитриевич] в библиотеке «Старатель»
• Вергасов Ф. [www.pseudology.org/chtivo/Shadr.htm Иван Дмитриевич Иванов — Иван Шадр]  (Проверено 18 января 2009)
• [delta-grup.ru/2/31.htm И. Д. Шадр, выдающийся советский скульптор]  (Проверено 18 января 2009)

Отрывок, характеризующий Шадр, Иван Дмитриевич

24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.