Шазре

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Коммуна
Шазре
Chaserey
Страна
Франция
Регион
Шампань — Арденны
Департамент
Кантон
Координаты
Мэр
Никола Депре
(2008—2014)
Площадь
6,86 км²
Высота центра
240 м
Население
48 человек (2008)
Плотность
7 чел./км²
Часовой пояс
Почтовый индекс
10210
Код INSEE
10087
Показать/скрыть карты

Шазре́ (фр. Chaserey) — коммуна во Франции, находится в регионе Шампань — Арденны. Департамент — Об. Входит в состав кантона Шаурс. Округ коммуны — Труа.

Код INSEE коммуны — 10087.

Коммуна расположена приблизительно в 165 км к юго-востоку от Парижа, в 115 км южнее Шалон-ан-Шампани, в 38 км к югу от Труа[1].





Население

Население коммуны на 2008 год составляло 48 человек.

Численность населения по годам
(Источник: [www.insee.fr/fr/themes/tableau_local.asp?ref_id=POP&millesime=2010&nivgeo=COM&codgeo=10087 INSEE])
1962196819751982199019992008
102686562574848

Администрация

Список мэров:
Период Фамилия Партия Примечания
2001 2008 Рене Юго
2008 Никола Депре

Экономика

В 2007 году среди 27 человек в трудоспособном возрасте (15-64 лет) 22 были экономически активными, 5 — неактивными (показатель активности — 81,5 %, в 1999 году было 57,7 %). Из 22 активных работали 20 человек (13 мужчин и 7 женщин), безработных было 2 (1 мужчина и 1 женщина). Среди 5 неактивных 3 человека были учениками или студентами, 2 — пенсионерами, 0 были неактивными по другим причинам[2].

Напишите отзыв о статье "Шазре"

Примечания

  1. Физические расстояния рассчитаны по географическим координатам
  2. [www.insee.fr/fr/themes/tableau_local.asp?ref_id=EMP&millesime=2010&nivgeo=COM&codgeo=10087 Résultats du recensement de la population] (фр.). INSEE. Проверено 20 июля 2013. [www.webcitation.org/6JOWt9XZA Архивировано из первоисточника 5 сентября 2013]. (приближённые данные, в 1999 году временная занятость учтена частично)

Ссылки

Отрывок, характеризующий Шазре



Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.