Шакотис

Шакотис
Торты
Входит в национальные кухни
Польская кухня Литовская кухня
Компоненты
Основные	яйца, мука
Аналоги
Баумкухен, Кюртёшкалач

Шакотис (лит. šakotis, польск. sękacz) — традиционный литовский и польский торт необычной формы из яичного теста, испеченный на открытом огне. Чаще свадебный. В переводе с литовского — «ветвистый». Занесен в Литовский национальный фонд кулинарного наследия.

Тесто для шакотиса готовится с добавлением большого количества яиц — от 30 до 50 штук на 1 килограмм муки. Выпекают торт на деревянном вертеле, который по мере запекания обмакивают в тесто или поливают им, поворачивая над открытым огнём. Стекая, тесто принимает форму многочисленных «веточек».

История

Рецепт появился во времена Речи Посполитой. Согласно легенде, молодой повар Йонас испек пирог для королевы Барбары и получил в награду украшение, которое преподнес своей возлюбленной. Торт получился у повара случайно, когда он пролил нежное тесто на крутящийся над огнём вертел.

Впервые рецепт приготовления шакотиса был опубликован в 1692 году в Германии в поваренной книге кондитера из города Киля. Существует и чисто германский вариант такого торта, известный как баумкухен, имеющий гладкую поверхность.

В 2008 году литовские кондитеры испекли шакотис высотой 2 метра 30 сантиметров, на него ушло 1200 яиц.

Источники

• [www.svobodanews.ru/content/transcript/481730.html Истории Запада и Востока. Литовский свадебный торт «Шакотис»] Радио Свобода, 22.01.2009
• [shkolazhizni.ru/archive/0/n-5860/ Почему Шакотис является обязательным украшением литовских свадеб?] ШколаЖизни.ру
• [www.1tv.lv/litovskoje_vremia/pbk_kultura/2263-shakotis-vyshe-chem-sabonis.html Шакотис выше чем Сабонис] Первый балтийский канал, 16 декабря 2008
• Klaus Klöppel: [books.google.de/books?id=q8vFZdZbaTEC&pg=PA75 Polnische Ostseeküste: Danzig, Masuren], Baedeker, ISBN 3-8297-1171-9

См. также

Отрывок, характеризующий Шакотис

Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.