Шакунтала
Шаку́нтала (санскр. शकुन्तला, Śakuntalā IAST) — персонаж индуистской мифологии, жена Душьянты и мать императора Бхараты. Её история описывается в древнеиндийском эпосе «Махабхарата» и в драме Калидасы «Абхиджняна-Шакунтала». Эта драма была первым индийским литературным произведением, переведенным на европейский (английский) язык, и привлекла всеобщее внимание и восхищение читающей публики, в том числе таких людей, как Гёте и Вильгельм Гумбольдт. Николай Карамзин, переведший несколько сцен драмы (с немецкого перевода Форстера, сделанного с английского перевода У. Джонса), писал («Московский журнал», 1792 год, часть VI): «Почти на каждой странице… находил я высочайшие красоты… Калидас для меня столь же велик, как и Гомер», и выражал надежду, «что сии благовонные цветы азиатской литературы будут приятны для многих читателей, имеющих тонкий вкус»[1].
Напишите отзыв о статье "Шакунтала"
Примечания
- ↑ Булич С. К., . Шакунтала // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Литература
- Figueira, Dorothy M. (1991), [books.google.com/books?id=aN_U4bJvrRMC Translating the Orient: The Reception of Śākuntala in Nineteenth Century Europe], New York: SUNY Press, ISBN 0791403270, <books.google.com/books?id=aN_U4bJvrRMC>
Отрывок, характеризующий Шакунтала
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
