Шалаш Ленина

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 60°04′56″ с. ш. 30°01′45″ в. д. / 60.08222° с. ш. 30.02917° в. д. / 60.08222; 30.02917 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=60.08222&mlon=30.02917&zoom=16 (O)] (Я)
памятник-музей «Шалаш»
Дата основания 1927
Местонахождение Сестрорецк, дорога к Шалашу Ленина, 3
К:Музеи, основанные в 1927 году

Шалаш Ленина — музейный комплекс в Сестрорецке (дорога к Шалашу Ленина, 3), посвящённый событиям лета 1917 года, когда В. И. Ленин был вынужден скрываться от преследований Временного правительства. Памятник «Шалаш» (архитектор А. И. Гегелло) открыт 15 июля 1928 года. [1]





История

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810302000 объект № 7810302000]
объект № 7810302000

После большевистской попытки захвата власти 3—4 июля 1917 года в Петрограде Временное правительство издало приказ об аресте более 40 видных деятелей большевистской партии. С 5 по 9 июля 1917 года В. И. Ленин скрывался в Петрограде, а в ночь с 9 на 10 июля перебрался в Разлив под видом косца. Он поселился у рабочего Сестрорецкого оружейного завода Н. А. Емельянова, жившего в то лето из-за ремонта дома в сарае, приспособленном для жилья. Также с ним жил Г. Е. Зиновьев. После нескольких дней проживания Ленина на чердаке сарая, в посёлке появились полицейские. Это послужило причиной сменить место на шалаш на другой стороне Разлива.

В августе в связи с окончанием сроков сенокоса и началом охоты в лесах у озера Разлив оставаться в шалаше стало опасно. К тому же участились дожди, стало холодно.

ЦК партии решил укрыть В. И. Ленина в Финляндии. Организовать переезд Владимира Ильича партия поручила питерским рабочим, опытным подпольщикам А. В. Шотману, Э. А. Рахье. Было решено вывезти В. И. Ленина под видом кочегара на паровозе H2-293 машиниста-большевика Г. Э. Ялавы.

8 августа 1917 года Ленин оставил шалаш и в сопровождении Н.Емельянова, А Шотмана и Э. Рахья ушёл в сторону железной дороги. По воспоминаниям А. Шотмана,

отправились в путь в половине девятого вечера. Уже смеркалось. Шли гуськом, молча, впереди Емельянов, которому поручено было заранее уточнить дорогу. Сначала шли просёлочной дорогой, потом свернули на тропинку, которая вскоре затерялась. В темноте сбились с пути. Неожиданно наткнулись на речку, пришлось перейти её вброд.

После долгих поисков дороги путники попали на болото, потом очутились среди торфяного пожарища. Окружённые тлеющими кустарником и едким дымом, рискуя ежеминутно провалиться в горящий под ногами торф, они набрели на тропу, которая вывела их из болота.

В полной темноте, ориентируясь по звуку паровозного гудка, с большими предосторожностями Ленин и его спутники вышел к станции Дибуны. Не без труда удалось выехать в Петербург. Это был последний поезд, уходивший в час тридцать ночи.

Добравшись до Петербурга, Ленин затем выехал на территорию Великого княжества Финляндского, где проживал в Ялкале, Гельсингфорсе и Выборге до начала октября 1917 года.

Памятник

В 1924 году на одном из траурных митингов, посвящённых памяти В. И. Ленина, рабочий Сестрорецкого оружейного завода Н. А. Емельянов рассказал, как В. И. Ленин и Г. Е. Зиновьев в июле-августе 1917 года скрывались под видом финнов-косцов в шалаше на берегу озера «Сестрорецкий Разлив». Собравшиеся рабочие высказали пожелание увековечить это место, вошедшее в историю как «Последнее подполье Ильича».

Решение о сооружении памятника было принято Президиумом Ленсовета 27 июня 1925 года. Первоначально составление проекта и руководство строительством было возложено на архитектора Сестрорецкого завода, инженера Борисова Н. Б., а скульптурные работы на ленинградского скульптора Синайского В. А. Предполагалось на площадке в центре установить макет шалаша, а у входа со стороны озера гранитные камни с бронзовыми барельефами эпизодов пребывания здесь Ленина и Зиновьева. Этот проект не был утверждён, и в конце 1926 года разработку поручили архитектору А. И. Гегелло. 13 февраля 1927 года проект был представлен на утверждение.

Работу по сооружению монумента начал первый А. Л. Ротач в январе 1927 года с бурения трёх десятиметровых изыскательских скважин: две на месте пристани-пирса и одну на месте шалаша из гранита. [2] Он же сделал разметку дорог от Тарховки и от пристани до шалаша. Январь и февраль ушли на заготовку и перевозку строительных материалов: гранит, цемент, металлопрокат, инструменты каменотёсов, нерудные материалы для фундаментов, лесоматериалы. Построили подсобные помещения. Транспорт был гужевой на санях. 350 м3 битого кирпича было перевезено от бывшего Левашовского завода в Дибунах. Гранит для памятника был заготовлен на Борисовой Гриве, близ западного побережья Ладожского озера. Смета 67707 рублей 60 копеек. Первоначальные сроки окончания работ планировали к 10 годовщине июльских 1917 года событий, но из-за большого объёма непредвиденных работ эти сроки постоянно переносились.

В феврале 1927 года проект был закончен и утверждён, а 3 июля 1927 года торжественно состоялась закладка памятника. В этот день на Сестрорецком Разливе был сильнейший шторм. Одновременно строился пирс на берегу, где приставала лодка Ильича, и пешеходная дорога от него. Работы выполнял дорожно-строительный отдел Ленинградского исполкома. Первоначально Гегелло вылепил из пластилина модель шалаша, уменьшенную в 25 раз. Затем на месте вылепили из глины шалаш в натуральную величину. Скульптор-модельщик — Громов, Александр Евстафьевич. И только после этого при общем руководстве строительством Блека Алексея Александровича, его брат Борис вырубал шалаш из гранита. Это два сына известного народовольца Блека А. О. Бригадиром гранитчиков в количестве 16 человек был Хрулёв Фёдор Георгиевич. Сводная группа отраслевых специалистов: бетонщики, плотники, арматурщики, кузнецы, дорожники, разнорабочие в количестве 30 человек, возглавлялась десятником Корнеевым Н. С. В тёплые периоды года на стройку приходили добровольные помощники от одиноких до целых коллективов, превратив стройку в народную[3]. Надписи на монументе выполнили гранитчики Сахаров Н. Т. и Решетов Н. Н. Фасад «Шалаша» вырубали Блек Б. А., Гусев И. О., Балакирев И. М. Рабочие жили в Сестрорецке, ездили на работу на лодках или на катере[4]. В одно из воскресений в июле на стройку приезжал С. М. Киров.

В начале августа 1927 года основные работы были закончены. 25 сентября памятник осмотрели секретарь ВЦИК СССР Енукидзе А. С. и руководители Ленинградского Губкома партии. В книге отзывов Енукидзе написал:

«Был, осмотрел памятник, остался очень доволен. Ленин любил простоту и прочность. Памятник как раз такой».

Из-за отсутствия грунтовой дороги осенью памятник открывать не стали; он был торжественно открыт следующим летом, 15 июля 1928 года. На гранитной стене памятника высечена надпись:

На месте, где в июле и августе 1917 года в шалаше из ветвей скрывался от преследования буржуазии вождь мирового Октября и писал свою книгу «Государство и революция», — на память об этом поставили мы шалаш из гранита. Рабочие города Ленина. 1927 год

До 1940 года памятник находился на территории укрепрайона и посетители допускались только организованными группами. Ближайшая железнодорожная станция в то время — Тарховка — находилась в 4,5 км от музея, а единственным транспортом до шалаша были лодки и катера. В тридцатые годы инженером архитектором А. А. Блеком была спроектирована и построена дорога улучшенная гравийная дорога от Тарховки по берегу озера.

Весной 1941 года в только что построенном близ памятника здании[5] Ленинградским филиалом музея Ленина была подготовлена новая экспозиция.

Во время Великой Отечественной войны недалеко от памятника проходила линия фронта; здесь проходило награждение солдат и офицеров Ленинградского фронта Родине, вручались гвардейские знамена войсковым частям[6].

Музейный комплекс

В 1964 году рядом с гранитным памятником был выстроен новый павильон-музей из гранита, мрамора и стекла по проекту В. Д. Кирхоглани. За 9 месяцев 1964 года музей посетили 250 тысяч человек. Снимался фильм «Синяя тетрадь».

В апреле 1968 года в Шалаш приезжал правнук Карла Маркса — Роберт Лонге.

В 1969 году Ленинская тропа из Дибунов к Шалашу была благоустроена. Строительство дороги к Шалашу Ленина вело СУ-4, УНР-309 по проекту Ленпроект и Ленинжпроект, расширяется дорожное полотно с 5 до 7 м, прокладывается пешеходная дорожка вдоль берега, с другой стороны шоссе дорожка для велосипедистов, асфальт вокруг памятника заменён на зелёное поле, при подходе стоянка для автомашин, кафе, киоски, жилой дом для сотрудников, вдоль дорог освещение ртутными светильниками, водопровод, канализация, теплосети, укрепление берега каменной отсыпкой, озеленение 10 га газонов, посадка высокоствольных деревьев дуба, клёна, лиственницы, у Тарховки площадка для машин.[7].

В 1970 году у переезда в Тарховке должны были установить буквы «Ленин» на 15 метровой высоты железобетонных пилонах, которые строились УНР-86 заканчивавших их отделку в феврале 1970 года. Рядом СУ-4 высаживали «берлинские тополя», взятые в Московском районе высотой 12 метров в возрасте более 20 лет. В апреле памятник был открыт (без тополей), с сосенками и ёлочками. Архитектор А. Левенков и П.Мельников, художник В.Петров. Буквы из 5 метровых каркасов. Гипсовая скульптура сидящего за пеньком Ленина была заменена на бронзовую. Цех граверных работ выпустил памятную модель этого памятника. Узкая дорога к Шалашу заменена широкой магистралью с пешеходной дорожкой по берегу Разлива вдоль которого 17 га новых газонов 11,5 тыс. высажено деревьев и кустов, на автостоянке Шалаша построена 160 метровая ротонда с киосками и кафе, построен жилой дом для сотрудников музея «Шалаш». В этом же году «Шалаш» посетили космонавты: Армстронг, Береговой и Феоктистов.[8]. До наших дней (1980-е годы) грандиозный высокий памятник из букв не сохранился, он стал опасным из-за падающей облицовки. К 1978 году он был заменён на блоки высотой 1,5 метра из красного гранита со словом «Ленин» по проекту архитекторов ЛенНИИпроекта.

В 1996 году комплекс посетили 19 тысяч человек, в 2006-м — 18 тысяч, в 2007-м — 22 тысяч, в 2009-м — 33 тысячи. Территория комплекса стала пользоваться спросом для проведения праздников. Организована экскурсионная программа.[9]

В 2012 году Музей городской скульптуры Санкт-Петербурга выделил 1,5 млн рублей на очередную реставрацию памятника и объявил конкурс на проведение работ[10].

Научная деятельность

Традиционно в апреле в музее проводится конференция, организуемая заместителем редактора газеты «Народное дело» Борисом Ганшиным и профессором университета СПб Михаилом Поповым. Конференцию посещают представители Украины, Белоруссии, Литвы, Латвии и других стран[11].

Напишите отзыв о статье "Шалаш Ленина"

Примечания

  1. Б. Ривкин. 80 лет памятнику «Шалаш». В газете «Вести Курортного района» август 2008, № 33, с. 3
  2. Ю. И. Сафронов Александр Лукич Ротач. Петербургский художник, архитектор, писатель // История Петербурга : Журнал. — СПб., 2003. — Вып. № 5 (15). — С. 43-47.
  3. Ленинградская здравница за 1978 год № 83, с.1-4
  4. Грачёв Михаил Иванович (житель Александровской). История Шалаша в газете Ленинградская здравница за 1977 год № 114,с.3.
  5. [terijoki.spb.ru/g2/main.php?g2_itemId=112843 lenzdrav05]
  6. Непокорённый рубеж. Т.2. Битва за Победу. Сестрорецк. 2005, стр. 340
  7. Газета Ленинградская Здравница № 127 за 1964 год, № 48-49 за 1969 год
  8. Ленинградская Здравница за 1969 г. № 151, 1969 г. № 101, 1970 г. № 19, 55, 67, за 1970 г. № 1.
  9. Газета Сестрорецкие берега № 14(219) 24.04-6.08.2010, с.4
  10. [ria.ru/culture/20120228/578821743.html Памятник «Шалаш Ленина» в Сестрорецке отреставрируют в 2012 году] РИА «Новости», 28.12.2012
  11. Газета СПб. Районы РФ. Курортный. № 7 29.04.2011 года, с.6

Ссылки

  • [www.razlivmuseum.spb.ru/ Официальный сайт музея]
  • [fotki.newsestroreck.ru/photo-44 Строительство шалаша В. И. Ленина в Сестрорецке]
  • [encspb.ru/object/2805475871?lc=ru Ленину В.И. («Шалаш»), памятник]. Энциклопедия Санкт-Петербурга. Проверено 13 марта 2012.
  • [terijoki.spb.ru/g2/main.php?g2_itemId=112843 Одна из ранних фотографий]
  • [www.youtube.com/watch?v=H5_2qcSpCzU Синяя тетрадь (Фильм о периоде пребывания Ленина в разливе)]
  • [www.sctv.ru/index.php/peredachi/nastoyashchee-proshloe/572-nastoyashchee-proshloe-leninskaya-konferentsiya Ленинская конференция]
  • [www.sctv.ru/index.php/peredachi/nastoyashchee-proshloe/501-nastoyashchee-proshloe-sestroretsk-lenin Сестрорецк: Ленин]

Экспонаты

Отрывок, характеризующий Шалаш Ленина

– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.