Шалонский дом

Шалон (фр. de Chalon) — французский дворянский род, представители которого были графами Бургундии, Осера, Тоннера, сеньорами Шалон-Арле, а позже — принцами Оранскими и графами Шалон-Осер.

Происхождение

Первоначально фамилию Шалон носили правители бургундского графства Шалон (или Шалон-сюр-Саон). Последний правитель графства, Жан I Мудрый (1190—1267) происходил из одной из ветвей Бургундского графского дома. Его отец, Этьен III (1165—1241), граф Осона, был правнуком Этьена I Храброго (1057—1102), графа Макона и Вьенна. А мать, Беатрис де Шалон (1174—1227), была дочерью графа Гильома II (ок.1120—1202), унаследовавшей графство Шалон после отречения отца в 1192 году.

Став графом после смерти матери в 1228 году, Жан Мудрый уже в 1237 году. для того, чтобы контролировать политику графа Бургундии Оттона II Меранского, обменял свои наследственные графства Шалон и Осон на сеньорию Сален и ряд других владений своему племяннику, герцогу Бургундии Гуго IV. Новые владения принесли ему большое богатство благодаря своим солончакам, а также позволили более активно вмешиваться в бургундские дела. Кроме того эти владения позволили ему взимать дорожные пошлины, поскольку именно через них проходила дорога из Италии во Францию. Кроме того Жан всячески старался увеличить свои владения, выкупая права на разные земли (их в Бургундии у него было больше пятидесяти). Кроме того он стал самым могущественным феодалом в регионе.

Жан оставил от трёх браков многочисленное потомство. От трех из сыновей Жана Мудрого пошли три ветви рода.

История рода

Бургундская ветвь

Родоначальником этой ветви стал старший из сыновей Жана Мудрого — Гуго (ум. 1267). В 1236 году отец женил его на Алисе Меранской, дочери графа Оттона II Меранского. После смерти в 1248 году графа Бургундии Оттона III графство Бургундия перешло к его сестре Алисе, жене Гуго. Правление Гуго было довольно беспокойным. С 1250 года у Гуго постоянно возникали конфликты с отцом, желавшим править Бургундией от имени своей невестки. В 1258 году восстало население Безансона против архиепископа Гильома. Восстание поддержали Жан и Гуго, в результате чего оно охватило все бургундское графство. В 1259 году восстание осудил папа Александр IV, призвавший вмешаться короля Франции Людовика IX и герцога Бургундии Гуго IV. Восстание прекратилось в 1260 году.

Гуго умер ещё при жизни отца. Жан Мудрый стал регентом графства Бургундия при малолетнем Оттоне IV (ум. 1303), но вскоре умер. Графство Бургундия до 1279 года находилось под управлением вдовы Гуго, Алисы Меранской, вышедшей в 1268 году вторично замуж — за Филиппа Савойского. Владения же Жана Мудрого разделили его живые на тот момент сыновья.

После смерти Алисы Меранской в 1279 году графство Бургундия перешло под управление Оттона IV. Начало его правления прошло в соперничестве с дядей, Жаном де Шалон-Арлей. Оттон был сторонником короля Франции, а Жан — Священной Римской империи, правителем которой в это время стал Рудольф I Габсбург. В 1289 году император воспользовался конфликтом между графом Базеля и графом Монбельяра Рено Бургундским (братом Оттона IV), решив подчинить графство своему влиянию. Поддерживаемая Жаном де Шалон-Арлей, двадцатитысячная армия Рудольфа вторглась в графство, захватив Монбельяр и осадив Безансон, где укрылись Оттон и Рено. Но город Рудольфу захватить так и не удалось, но он опустошил окрестности города. Но Оттон был вынужден подчиниться императору. Безансон при этом получил особый статус и свободу управления, при этом он был выведен из подчинения архиепископа. Жан де Шалон-Арлей, благодаря поддержке императора, стал в 1293 году мэром Безансона, а в следующем году стал виконтом Безансона.

В поисках защиты от притязаний Рудольфа, Оттон IV в 1291 году женился вторым браком на Маго (1268—1329), дочери Роберта II, графа Артуа. Благодаря этому он сблизился с французским королевским двором. Позже он подписал тайный договор с королём Франции Филиппом IV, по которому обязался выдать старшую дочь, Жанну, за второго сына короля — Филиппа, в качестве приданого он обязался передать графства Бургундия. Мужское потомство Маго и её мужа лишалось возможности наследовать Бургундию. В качестве компенсации, французское правительство подтвердило права Маго на графство Артуа, которое она в 1302 году наследовала после смерти своего отца. Это привело к её вражде с племянником, Робертом III д’Артуа, который также претендовал на графство. По тому же договору вторая дочь, Бланка, была обручена с младшим сыном короля — Карлом. Единственный же сын Оттона, Роберт, умер в 1315 году, не оставив потомства.

Другой сын Гуго де Шалона, Рено (ум. 1322), унаследовал Сален, а в 1282 году посредством брака унаследовал графство Монбельяр. Его сын, Отенин, был умственно отсталым и после его смерти графство Монбельяр унаследовала дочь Рено, Агнес.

Из остальных сыновей Гуго потомство оставил Жан (ум. ок. 1302/1303). После смерти его внука Жана, сеньора де Монтегю, в 1373 году ветвь угасла.

Ветвь Шалон-Осер

Родоначальником её стал Жан де Шалон (1243—1309), сеньор де Рофор, получивший земли на юге графства. Кроме того, после брака на Алисе, внучке герцога Гуго IV, он унаследовал графство Осер. Их сын Гильом после смерти матери в 1290 году унаследовал Осер. Кроме того, в 1293 году ему досталось ещё и графство Тоннер, которое завещала графиня Маргарита, не имевшая наследников. Их потомки владели Осером до 1370 года, когда Жан IV де Шалон-Осер, управлявший графством Осер от имени отца, Жана III, продал это графство королю Франции за 31 000 ливров. В результате графство Осер оказалось включено в состав королевского домена. В составе владений дома сохранилось только графство Тоннер, который в 1379 году унаследовал в итоге младший брат Жана IV, Людовик I. Но сын Людовика I, Людовик II (ум. до 1422) в 1410 году оказался замешан в скандале с похищением Жанны де Перелло, придворной дамы герцога Бургундии Жана Бесстрашного, который конфисковал Тоннер, передав его под управление Артуру де Ришмону.

Последним представителем ветви по мужской линии был Гуго, брат Людовика II, погибший в 1424 году в битве при Верней. В 1435 году Тоннер был возвращен сестре Людовика II и Гуго, перейдя в итоге посредством брака в дом Юссон.

Ветвь Шалон-Арле

Родоначальником её стал Жан де Шалон-Арле (1259—1315), который унаследовал отцовские владения на юге Юры, в центре Бургундии, а также Безансон. Один из его потомков, Жан (ум. 1418) посредством брака в 1393 году унаследовал Оранское княжество. Его потомки носили титул принцев Оранских.

Последним представителем дома был Филибер де Шалон (ум. 1530), после смерти которого княжество перешло к дилленбургской ветви династии Нассау, получившей название Оранской династии.

Ссылки

• [gilles.maillet.free.fr/histoire/recit_bourgogne/recit_comte_chalon.htm Histoire de Chalon sur Saône] (фр.). Проверено 26 января 2009. [www.webcitation.org/65qkv3noj Архивировано из первоисточника 2 марта 2012].
• [fmg.ac/Projects/MedLands/BURGUNDIAN%20NOBILITY.htm#_Toc240246635 COMTES de CHALON, SIRES de SALINS (BOURGOGNE-COMTE)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 18 января 2009. [www.webcitation.org/65qdsK8oj Архивировано из первоисточника 2 марта 2012].
• [www.genealogy.euweb.cz/ivrea/ivrea2.html Иврейская династия: Шалонская ветвь] (англ.). GENEALOGY.EU. Проверено 19 января 2010. [www.webcitation.org/65qkwaGZZ Архивировано из первоисточника 2 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Шалонский дом

Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.