Шамони, Петер

Петер Шамони
Peter Schamoni
Дата рождения:	27 марта 1934(1934-03-27)
Место рождения:	Берлин, Германия
Дата смерти:	14 июня 2011(2011-06-14) (77 лет)
Место смерти:	Мюнхен, Германия
Гражданство:	Германия Германия
Профессия:	кинорежиссёр, сценарист, кинопродюсер
Карьера:	1957-2007
Направление:	Новое немецкое кино
Награды:	Серебряный медведь Берлинале (1957)

Петер Шамони (нем.  Peter Schamoni, 27 марта 1934, Берлин — 14 июня 2011, Мюнхен) — немецкий кинорежиссёр, сценарист, продюсер, один из представителей нового немецкого кино. Брат Томаса Шамони и Ульриха Шамони.

Биография и творчество

Сын историка искусства и кинорежиссёра Виктора Шамони (1901—1942), погибшего на войне; один из братьев отца — католический теолог, другой — поэт и художник. Дебютировал документальными фильмами «Москва, год 1957» и «Джаз в Кремле» (оба — 1957), которые снял в СССР. Режиссёр 35 игровых и документальных лент, ряд из которых посвящён крупным художникам XIX-ХХ вв. (Каспар Давид Фридрих, Макс Эрнст, Доротея Таннинг, Ники де Сен-Фалль, Жан Тэнгли, Хундертвассер, Ботеро).

Избранная фильмография

• 1966: Охота на лисиц запрещена / Schonzeit für Füchse
• 1975: Просчёт лейтенанта Слейда / Potato Fritz
• 1983: Весенняя симфония / Frühlingssinfonie
• 2004: Волшебник Даниэль / Daniel — Der Zauberer

Признание

Номинант и лауреат многих престижных национальных и международных премий.

Литература

• Hoffmann H. Peter Schamoni: Filmstücke. Stuttgart: Arnoldsche Art Publishers, 2003

Ссылки

• [www.schamoni.de/ Официальный сайт]  (нем.)
• [www.dw-world.de/dw/article/0,,14989491,00.html Стриптиз и Ленин в большом кино: как свидание стало фильмом]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Шамони, Петер

Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.