Казикумухское шамхальство
| Казикумухское шамхальство | ||||
| кум. Къазикъумукъ шаухал | ||||
| Шаухальство | ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| Столица | Таргъу | |||
| Крупнейшие города | Таргъу, Анжи-кала, Бойнак, Кумух, Эндери, Семендер, Коюн-кала | |||
| Язык(и) | кумыкский | |||
| Религия | Суннизм | |||
| Население | кумыки, лакцы, даргинцы, аварцы, лезгины | |||
| Форма правления | Конституционная монархия | |||
| Династия | Шамхалы | |||
Казикумухское шамхальство — государственное образование, которое существовало на территории Дагестана в период VIII—XVII веков. Столицей шамхальства был Таргъу. Летней резиденцией был Кази-Кумух.
Содержание
Формирование шамхальства VIII—XII вв
Арабы в Кумухе
В середине VII в. Арабский халифат приступил к захвату Дагестана. В начале VIII в. арабы с боями захватили Кумух, что могло обязать лакцев быть в союзе с арабами против хазар. Известно, что арабы теряли власть в Дагестане при успешном нашествии хазар и дагестанские племена потом могли быть в союзе с хазарами. Арабам приходилось покорять дагестанцев вновь[1].
Поход Абу Муслима
В 734 г. военачальник арабской армии Абу Муслим ибн Абдул-Малик после одной из побед назначил в Дагестане несколько правителей, одним из которых был Шахбал Кумуха. Власть Шахбала могла быть не постоянной в Кумухе, если он был араб. Историки Бартольд и Полиевктов связывали Шахбала с Шамхалом, оба означающих правителя Кумуха[2]. Бакиханов А. К. писал, что 734 г. «Абу Муслим пошел на Кумук ... Главная мечеть и другие здания построенные им в городе Кумуке существуют ещё и поныне. Он оставил здесь правителем Шахбала ибн Абдаллаха»[3].
В составе халифата
Хроника Дербенд-наме так описывала формирование дагестанских владений Абу Муслимом: «Хамри, Кюре, Ахти, Рутул, Зейхур — они подвластны Кумуку ... А правителю Дербенда [он] приказал брать харадж с Кайтака, Табарсарана и Гюбечи». В Дагестане были такие владения как Дербентское, Кайтагское, Табасаранское, Кумухское и Хунзахское[4].
Поход Марвана
Позднее Кумух отошёл от власти арабов. Историк аль-Куфи сообщал, что в 738 году арабский военачальник Марван ибн Мухаммад «выступил из Касака, переправился через реку ал-Кур и направился к городу, называемому Шаки. Из Шаки он отправился в земли ас-Сарир»[5][6]. В 738 г., согласно Дербенд-наме, Марван обязал правителей горного Дагестана платить дань.
Историк Бейлис В. М. сообщал о походе Марвана в Дагестан: «Он [Марван] подошёл к крепости «дома Трона», убивал и захватывал пленных. […] Он вступил в Гумик — крепость, где находился «дом владения», и здесь местопребывание «владыки трона». Владыка ушёл, спасаясь бегством, и прибыл в крепость под названием Хумрадж, а в ней находится золотой трон. Марван находился возле неё зиму и лето, а затем заключил мир с [маликом] на условиях [дани] — тысячу голов скота и сто тысяч мудд — и ушёл оттуда, вступив в землю Туман»[7]
Джума-мечеть
В 778 году была построена Кумухская джума-мечеть, в которой есть старинная надпись: «В 162 г. хиджры священную мечеть построили они ради благочествия ко всевышнему Аллаху». Эту надпись читали ученые арабисты Д. Н. Анучин (1882 г.), Д. Б. Бушаев в (1894 г.), М. Алиханов-Аварский, Е. И. Казубский (1902 г.) и Л. И. Лавров (1950-е г.)[8].
Распад халифата
В IX веке антиарабское восстание Бабека привело к распаду халифата. Власть мусульман в горном Дагестане пришла в упадок. В IX—XI вв. некоторые территории Южного Дагестана, как Табасаран, Кюра, Ахты, Рутул и Цахур, были под влиянием более сильного Ширвана. Образовался Дербентский эмират.
Восточные авторы
Ибн Русте писал в X в., что «у царя Серира есть крепость называемая "Алал и Гумик"»[9]. Аль-Масуди писал в X в., что жители Гумика «христиане, не подчиняются никакому царю, но имеют начальников (руаса) и живут в мире с царством алан»[10]. Минорский писал, что в 1064 г. «гумикские неверные напали на селения ал-Баба, убили много мусульман и разграбили их имущество. Затем, наложив харадж на оставшихся в живых, они вернулись домой»[11].
Восточные авторы сообщали о таких наименованиях дагестанских владений как Дербент, Табасаран, Гумик, Сарир, Лакз, Хайдак, Зирихгеран, Филан, Шандан, Джидан, Хамзин, Туман, Самандар и Баланджар[10]. Восточные авторы не были в Кумухе и не упоминали шамхала (или уцмия, нуцала, майсума) и их описания дагестанских владений имели искаженный характер.
Источники
Сообщение аль-Масуди о христианском населении Гумика в X в. не может быть достоверным, так как аль-Масуди не посещал Гумик и в своих работах он мог пользоваться только сообщениями ранних веков. Сообщения восточных авторов о Гумике следует относить не к периоду их жизни, а ко времени пребывания арабов в Дагестане в VIII в.
Али Каяев предположил нашествие сельджуков на Дагестан в начале XII в., после чего в Кумухе утвердилась власть шамхалов. Али Каяев вероятно имел один из тюркских переводов Дербент-наме. Упомянутый в нём Гази-Каландар, что значит исламский военачальник, должен быть арабский полководец Абу Муслим, который в VIII в. захватил Табасаран, Кайтаг, Кумух и Аварию[12].
История показывает, что никакого арабского или сельджукского завоевания горного Дагестана в период IX-XII вв. не было. В этот период происходила длительная междоусобица, которая охватила Южный Дагестан, Дербент и Ширван. В начале XII в. сельджуки не смогли укрепится в Ширване. В 1123 году объединённое войско грузин и ширванцев разбило сельджуков в битве под Шемахой. В 1173 году ширваншах Ахситан I в союзе с Грузией и Византией, вел войну с горцыами, кипчаками и русскими.
Не существует каких либо сообщений из источников, что правители Кумуха приняли ислам до нашествия монголо-татар в XIII веке. Мусульманские имена правителей Кумуха появляются с конца XIII в. Исламский «Гази-Кумух» упоминался впервые в XIV веке.
Исследователи считают хронику Дербент-наме наиболее правдоподобной, написанной в XVII в. Эта хроника не противоречит истории и описывает арабское нашествие на Дагестан. Существуют многие подтверждающие эту хронику факты, как например Кумухская джума-мечеть конца VIII в., а также известность Кумуха как старой резиденции влиятельного шамхала.
Нашествие монголо-татар XIII—XIV вв
Захват Кумуха
В 1240 году монголо-татары, после Дербента и Рича, пошли на захват Кумуха, высокогорной столицы шамхалата[13]. Осада крепости Кумуха с использованием осадных машин и катапульт продолжалась несколько месяцев. В этом же году 8 апреля, Кумух был захвачен и разрушен[14]. Исмей-Гаджи Гусейнов писал: «Весной 1240 года один из полководцев Батыя, Бугдай, подходит к Кумуху и после ожесточенного сопротивления защитников крепости захватывает столицу шамхальства. Однако джучиды не сумели тогда утвердиться в Кумухе как и в других районах горного Дагестана»[15].
Союзные отношения
В конце XIII в. правители Кумуха приняли ислам и шамхальство стало влиятельным исламским государством. В 1302 году правитель Ирана сделавший подарки Бадр-шамхалу Кумухскому был не кто иной как потомок Чингис-хана — Газан-хан (1295—1304). Лавров сообщал, что Бадр-шамхал совершил газийский поход на Зирихгеран и построил там мечеть[16]. Согласно Али Каяеву, в начале ХIV в. в одном Кумухе было несколько мечетей.
Междоусобицы
В 1318 году после смерти кайтагского уцмия Мухамеда, между его сыновьями началась борьба за престол уцмия. Один из них, Алибек, стал уцмием с помощью своего дяди по матери, шамхала Кумуха. Сводные братья Алибека, потерпевшие поражение, бежали в Ширван и Авар. Так образовалась антишамхальская коалиция Ширвана, Кайтага и Авара[17]. Впоследствии этого конфликта к власти в Кумухе пришла новая династия шамхалов.
Поход Тамерлана
В 1395 году Тамерлан совершил набег на «неверных» Кайтага. Шамхал Гази-Кумуха с войском 3000 человек напал на Тамерлана в окрестности Ушкуджи[18]. Историк Низамеддин Шами упоминал «Гази-Кумук» союзником Золотой Орды и что «шамхал Гази-Кумука имел обычай вести войну с неверными», чем хотел воспользоваться Тамерлан. В 1396 году после победы над Тохтамышем, Тамерлан предпринял поход против шамхала Гази-Кумуха и захватил крепости Кули и Таус. Историк Шарафаддина Иезди сообщал: «Упорное сопротивление преодолено, крепости взяты, жители перебиты, из убитых устроен холм, убит сам шамхал». Тамерлан позднее способствовал шамхальской власти в Дагестане[19][20].
Усиление шамхальства XV—XVI вв
Власть
В XV веке Гази-Кумух стал крупнейшим исламским и политическим центром Дагестана, причем шамхал Гази-Кумуха взял на себя функции правителя всего Дагестана и именовался как «падишах», «вали» и «царь». Академик М. Р. Гасанов писал: «Шамхальство достигло своего наивысшего расцвета в XV в. Источники называют шамхалов «валиями», т.е. правителями всего Дагестана. Титул не соответствовал действительности. Шамхалу никогда не удавалось быть правителем всего Дагестана. Появление термина говорит об усилении шамхальства»[21].
Правительство
Газикумухское шамхальство управлялось верховным советом или диваном, в заседаниях которого присутствовали визири (советники), кадии (исламисты), амиры (военачальники) и шамхал (правитель)[15].
Федерализм
Дагестанские владения были склонны к политической независимости и заключали союзные отношения с правителями в личных интересах, как например необходимость защищаться объединёнными силами против завоевателей. В XV веке шамхал Гази-Кумуха был в союзных отношениях с такими владениями как Тарки, Буйнак, Эндирей, Тюмень, Мичикич, Агул, Курах, Ахты, Рутул, Цахур, Андалал, Анди, Гидатль, Гоцатль, Чамалал, Тиндал, Карах, Кусрахи, Цудахар, Губден, Акуша и Кубачи, которые управлялись джамаатами, кадиями, или же беками[22].
Армия
Согласно Андуник-нуцалу, войско шамхала в этот период насчитывало до 100 тыс. воинов[23]. Тюркский летописец Мехмет Эфенди писал о дагестанцах, что «когда их безопасность оказывается под угрозой, под знамя шамхала собирается армия из ста тысяч всадников и пеших. Это известный факт».
Агрессия Ирана
В это время персы собрав армию решили завладеть Ширваном и Дагестаном, и «создать большую шиитскую державу». В 1456 году шиитский правитель Ирана шах Джунейд (1447—1456) на берегу реки Самур потерпел поражение и был убит суннитами как вероотступник. В 1488 году шах Гейдар (1456—1488), сын Джунейда, был убит на территории Табасарана. В 1500 году Табасаран был захвачен шахом Исмаилом I, сыном Гейдара[21].
Экспансия территории
В XVI веке походы шамхалов Гази-Кумуха на «неверных» Грузии и Черкесии стали регулярными. Историк Гаджиев В. писал: «В период подъема шамхальство превратилось в крупное по масштабам средневекового Кавказа государство»[24]. Между шамхалом и правителем Ширвана началось соперничество за гегемонию в Северном Азербайджане. С Ширваном также враждовал союзник и родственник шамхала царь Кахетии Леван[25].
Эпоха процветания
В рамках Дагестана сформировалось единое экономическое пространство, с чем была связана крайняя специализация по селам. Вторым названием Гази-Кумуха, где каждый четверг проводилась ярмарка, у горских народов было «Большой рынок». Город Тарки стал торговым пунктом прикаспийского прохода приносивший большой доход в казну[26][27]. Исмей-Гаджи Гусейнов писал: «Между сефевидским Ираном и Казикумухским шамхалом установились союзнические отношения, которые были скреплены браком между шахом и дочерью шамхала»[15]. Дом шамхалов роднился с правителями Кабарды, Ирана, Кахетии и Крыма[28].
Правители
Переселение на равнину
Али Каяев писал о шамхалах что «сильная их ветвь переселилась из Гази-Кумуха на равнину». В дагестанской историографии принято считать, что шамхалы переселились на плоскость из Гази-Кумуха в Тарки не позже ХVI века[29][30]. Однако утверждение это в корне неверное по причине того, что институт шамхальской власти «пришёл» в Кумух вместе с тюркскими хазарыами. Кумух же до XIV в. состоял всего из четырёх дворов [31].
Кладбище в Кумухе
Лавров писал, что «наша находка шамхальского кладбища в Кумухе доказала что до XVII века резиденцией этого крупнейшего в Дагестане феодального государства были не Тарки, а Кумух, расположенный сравнительно близко от цахурцев»[32].
Надписи на тюркском шамхальского кладбища Гази-Кумуха сообщали, что в 1556 году князь Мухаммад, сын Умал Мухаммада, был убит зимой «в сражении с неверными Черкессии»; «Это могила Будай-шамхала, сына Умал Мухаммад-шамхала». Надпись одной из могил в Гази-Кумухе именовала Алибека сыном Будай-шамхала. Из сыновей Будай-шамхала, Алибек I унаследовал Гази-Кумух, а Сурхай стал правителем Тарков. Потомки Сурхая (Ильдар, Гирей) жили в Тарках, а потомки Алибека I (Чопан, Тучелав, Алибек II) в Гази-Кумухе. Могильная плита Ильдар-шамхала в Гази-Кумухе относилась к 1635 году[33][34][35].
Избрание шамхала
Титул шамхала в первой половины ХVI века передавался на собрании представителей шамхальского рода в Гази-Кумухе[36]. Также избирался вице-шамхал, именовавшийся дагестанцами как «крым-шамхал», от кумыкского «къырым-шамхал» (наследник шамхала). Утверждение Али Каяева о том, что фамилия «Крымшамхаловы» не означала происхождение носителей этой фамилии из Крыма неверно с той позиции, что согласно ему, эта фамилия происходила от якобы лакского титула «къирив» [37]. Тот же Али Каяев считал, что правители Гази-Кумуха шамхалы происходили из династии правителей Улуса Джучи или были в родстве с ними. Такие вероятные фамилии у лакцев как «Саидовы», «Хамзатовы» и «Аббасовы» могли возникнуть от арабских имен правителей Гази-Кумуха, а не от самих арабов. Так, имена правителей использовались их семействами как родословные фамилии. Популярность арабских имен и фамилий у дагестанцев означала их принадлежность к исламу, а не к арабскому этносу. Правители Гази-Кумуха были кумыкской национальности, однако часто входили в межнациональные браки.
Правители Гази-Кумуха в истории именовались на тюркском как «къазикъумукълар», а на иранском как «лезгины». В иранских исторических сочинениях «История персидских тазкере» и «Сафине-йе хошгу», шамхалы Гази-Кумуха, а также их потомки при шахском дворе, упоминались как «лезгины»[38]. Иранское «лезгины» соответствовало современному "дагестанцы". Наименование шамхальства «Газикумухским» является тюркским и относится ко временам дотамерлановского нашествия в конце XIV в.
Внешняя политика
Отношения с Россией
В 1556 году были установлены дипломатические связи с Русским царством. Мирное посольство шамхала привезло Ивану IV Грозному, в числе богатых подарков, невиданного в Москве живого слона[39]. В 1557 году кабардинский князь Темрюк Идаров обратился к царю Ивану IV с просьбой помочь защититься от нападений шевкальского царя, крымского хана и османов. В 1560 году Иван Грозный организовал поход Черемисинова в Дагестан. Иван Черемисинов захватил Тарки, но не решился там остаться[40].
Сунженская крепость
В 1566 году кабардинский князь Матлов обратился к русскому царю с просьбой поставить крепость у слияния Сунжи и Терека. В 1567 году пытаясь помешать русским установить свою крепость у устья Сунжи, Будай-шамхал и его сын Сурхай были убиты на поле битвы, как об этом свидетельствуют их могильные плиты на шамхальском кладбище в Кази-Кумухе[41].
В 1569 году в Кази-Кумухе шамхалом короновался князь Чопан, сын Алибека I. Территория Чопан-шамхала на севере простиралась за Тереком и граничила с Астраханским ханством. На западе эта территория включала часть Чечни до Кабарды. Согласно И. Герберу: «Шамхалово владение простирается не только над князьями и землями в Дагестане, но и над частию народов тавлинского, и до самой почти Шемахи»[42].
В 1570 году Чопан-шамхал со своими войсками пошёл на захват Астрахани, предпринятом совместно с турками и крымцами. Город взять не удалось и войска отступили к Азову, но затем вторглись в Кабарду. Несмотря на снос Сунженской крепости, продвижение русских на Кавказ к концу 1580-х годов возобновилось[43].
Союз с Ираном
В Иране при шахском дворе, шамхал Гази-Кумуха имел почётное место рядом с шахом. Сестра Чопан-шамхала была замужем за шахом Тахмаспом I (1524—1576). «По обе стороны от шахского трона было сделано по два почётных места. Первое для хана Кандагарского, как защитника против Индии; второе для шамхала, как защитника против России; третье для царя Грузинского, как защитника государства против турок и четвёртое для хана, который живет на границах арапских»[44]. Согласно А. Каяеву, влияние Чопан-шамхала было большим, так что он «вмешиваться в дела престолонаследия в Иране».
Союз с Турцией
В 1577 г. Чопан-шамхал совместно со своим братом Тучелавом Бурханудин-беком, табасаранским беком Гази-Салихом и в союзе с османской армией предпринял военный поход против иранской армии тюрков кызылбашией, которые были разгромлены[45][46]. После выдворения кызылбашей из Ширвана, Чопан-шамхал совершил визит в Турцию и был встречен в Восточной Анатолии с большими почестями. За заслуги в войне с персами шамхалу в качестве удела был выделен санджак Шабуран, а его брату Тучелаву санджаки Ахты и Ихыр. Ибрагим Печеви сообщал, что наместник Ширвана Осман-паша женился на дочери Тучелава. Чопан-шамхал обязался защищать Ширван[47][48].
Распад шамхальства XVI—XVII вв
Агрессия Турции, России и Ирана
В 1578 году с захватническими планами на Кавказ вторглась 200-тысячная армия Мустафа-паши. Шамхал вначале оказывал поддержку туркам в борьбе против Ирана, но в дальнейшем отказался от участия в войне с персами. Турецкие войска утвердившись в Шемахе стали продвигаться к столице шамхальства. В 1582 году «Кумух был подвергнут турками страшному разорению». Эти грабительские походы подняли население дагестанских аулов с оружием против турецких янычар[15].
В 1588 году царские власти в устье Терека заложили город Терки, известный также как Терская крепость. Терки стал главным оплотом русской армии в северном Дагестане. Наряду с этим усилилось значение Тарков как военно-политического центра шамхальства на севере.
В конце XVI века шамхал враждовал с крым-шамхалом, которого поддерживала часть «Кумыцкой земли». Кахетинскому царю Александру в это время сообщали, что «шевкальское дело плохо стало от того, что они (шамхал и крымшамхал — Е. К.) промеж собою бранятца». В 1588 году грузинские послы Каплан и Хуршит сообщали о смутах в шамхальстве и просили русского царя послать войска, как меру военных действий против набегов шамхала на Грузию[49]. Россия захватила Тюменское владение на севере Кумыкии[50].
В 1594 году состоялся поход Хворостинина в Дагестан, который после боев отступил. В 1599 году послы Сараван и Арам сообщали царю Кахетии Александру, что «ни самому ходить, ни людей своих посылать на шевкала нельзя, шевкал живёт за горами, дорога к нему тесна». Грузинский посол Кирилл в 1603 году сообщал в Москве, что «шевкал и дети его живут больше в Кази-Кумуках в горах, потому что то место крепкое»[51].
В 1604 году состоялся поход Бутурлина в Дагестан. Занявшая равнинный и предгорный Дагестан русская армия (ок. 8 000 чел.) была окружена и разбита на Караманском поле, 20 км к северу от Махачкалы под предводительством кумыкского князя Султан-Мута [[Эндирей]евского][52].
Союз с Россией
Правители шамхальства ввиду междоусобиц и агрессии персов, заключили союз с Россией, который носил вассальный характер. В 1614 году Гирей Тарковский и Тучелав Газикумухский (Андий-шамхал), сын Алибека I, в своих письмах терским воеводам присягали на верность русскому царю.
В 1623 году Ильдар Тарковский, брат Гирея, был избран шамхалом. В 1635 году Айдемир Эндирейский, сын Султан-Мута, стал шамхалом
Феодальная раздробленность
Али Каяев писал, что в середине XVII века борьба за власть между сыновьями Чопан-шамхала «продолжалась около 30 лет ... В ней погибло очень много людей». Феодальные междоусобицы привели к образованию независимых владений. В 1642 году Сурхай-шамхал (1641—1667) окончательно возвратил столицу в Таргъу[53]. В тоже время в Гази-Кумухе правителем становится Алибек II, который отпочковавшись от Шамхалата создал независимое Газикумухское ханство[54].
Известные шамхалы
Шахбал ибн Абдулла (734), Бадр-шамхал I (1295—1304), Ахсувар-шамхал I (1320), Сурхай-шамхал I (1510), Умал Мухаммад-шамхал I (1551), Будай-шамхал (1566—1567), Сурхай-шамхал I (1567—1569), Чопан-шамхал (1569—1578), Сурхай-шамхал II (1605—1614), Андий-шамхал (1614—1623), Ильдар-шамхал (1623—1635), Айдемир-шамхал (1635—1641).
См. также
Напишите отзыв о статье "Казикумухское шамхальство"
Примечания
- ↑ Очерки истории Дагестана. — Махачкала: Даггиз. 1957. Т. 1. С. 51.
- ↑ Полиевктов М. А. Из истории северокавказских феодалов ХVII века. «Сб. статей академика Н. Я. Марра». — М. — Л. 1935. С. 746
- ↑ А. К. Бакиханов. Гюлистан и Ирам. Период второй 644—1258 г.
- ↑ Дербенд-наме. — М. Наука. 1993, с. 90, 91, 101, 103.
- ↑ Абу Мухаммад ибн А'сам аль-Куфи. [www.vostlit.info/Texts/rus/Kufi/framepred.htm Книга завоеваний]. Баку, 1981.
- ↑ Ибн аль-Асир, т. IV, стр. 245.
- ↑ Бейлис В. М. Сообщения Халифы ибн Хаййата ал-'усфури об арабо-хазарских войнах в VII - первой половине VIII в. // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998. М.,2000. С.43.
- ↑ Л. И. Лавров. Этнография Кавказа. Ленинград, 1982, с. 101.
- ↑ Абу Али ибн-Русте. Дорогие ценности.
- ↑ 1 2 Ал-Масуди. Луга золота и рудники драгоценных камней. (Пер. Караулова Н. А.) — Тифлис. 1908.
- ↑ В. Ф. Минорский. История Ширвана и Дербента X—XI веков. — М., 1963.
- ↑ И. Ш. Гусейнов. Образование казикумухского шамхальства: Автореф. дисс. канд. ист. наук. Махачкала, 1998, с. 15.
- ↑ М. Магомедов. Походы монголо-татар в горный Дагестан. — Махачкала, 2005.
- ↑ М. Курбиев. Монголы в Лакии. РИА Дагеста, 04.01.2009.
- ↑ 1 2 3 4 См. Исмей-Гаджи Гусейнов. Указ. соч.
- ↑ Л. И. Лавров . Новое о Зирих-Геране и Казикумухских шамхалах // Из истории дореволюционного Дагестана. Махачкала, 1976. С. 216, 217.
- ↑ Мухаммад-Рафи. Тарих Дагестан (Х-ХIV вв.) // Дагестанские исторические сочинения. М. Наука. 1993.
- ↑ В. Г. Тизенгаузен. Сборник. Т. 1. СПб., 1884. С. 233.
- ↑ Шами Низамеддин. Зафер-наме. Баку, Елм. 1992, с. 16-18.
- ↑ С. К. Каммаев. Легендарная Лакия: Краткий энциклопедический справочник о Лакии и лакцах. Т.1 — Махачкала: Тип. ДНЦ РАН, 2007.
- ↑ 1 2 М. Р. Гасанов. История Дагестана / Учебное пособие. Махачкала, 2000. С. 81, 108, 120, 121, 134, 135.
- ↑ См. Мухаммеда Рафи «Тарих Дагестан»
- ↑ В своём «Завещании» Андуник-нуцал (1485 год) оценивая военную мощь феодальных владетелей Дагестана, отмечал что «100 тысяч мужей в войске падишаха ал-Гумуки». А. Р. Шихсаидов. Завещание Андуник-нуцала. — Махачкала, 1998.
- ↑ Ильяс Каяев. Казикумухское Шамхальство XV—XVI вв. Настоящее Время. № 38. 26 сен. 2008.
- ↑ А. К. Бакиханов. Указ. раб. С. 80.
- ↑ См. Сб. докум. Русско-дагестанские отношения в ХVII перв. четв. ХVIII вв. // Махачкала, 1957. Составитель Маршаев Р. Г.
- ↑ Пахомов Е. А. Монетные клады Азербайджана и других республик Кавказа. Труды ИЯЛ АН Азерб. ССР, Вып. II. — Баку, 1944.
- ↑ См. Б. Г. Алиев, М. С. Умаханов. Указ. соч.
- ↑ Али Каяев. Материалы по истории лаков. Рук. фонд. ИИЯЛ, д. 1642. С. 256.
- ↑ См. Али Каяев. Настоящее Время. № 47. Указ. соч.
- ↑ Айтберов Т.М. Древний Хунзах и хунзахцы. Махачкала, 1991. С. 98.
- ↑ Л. И. Лавров. Из эпиграфических находок Дагестанской экспедиции // Сборник музея антропологии и этнографии. Л., 1957. Т. XVIII.
- ↑ Л. И. Лавров. Некоторые вопросы истории лаков // РФ ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф. З. Оп. З. Д.2.
- ↑ Л. И. Лавров. Эмиры Дербента. Шамхалы Казикумухские и Тарковские // Источниковедение истории досоветского Дагестана. С. 126—131.
- ↑ P. M. Маршаев. О термине «шамхал» и резиденции шамхалов // УЗ ИИЯЛ. Махачкала, 1958. Т.6. С. 167—173.
- ↑ К. М. Алиев. Таргу-наме. — Махачкала, 2001.
- ↑ Али Каяев. Настоящее Время. № 47, 4 декабря. 2009.
- ↑ М. А. Патимат. Валех Дагестани. «Ёлдаш/Времена», 01-03-2013.
- ↑ С. А. Белокуров. Сношения России с Кавказом — М., 1888. 4.1. С. 578.
- ↑ ПСРЛ. Т. ХIII. 2-я пол. С. 324, 330.
- ↑ См. Лаки в истории Дагестана (VI—XX века).
- ↑ В. Г. Гаджиев. Сочинение И. Г. Гербера «Описание стран и народов между Астраханью и рекою Курою находящихся» как исторический источник по истории народов Кавказа. — М., Наука, 1979.
- ↑ Н. А. Смирнов. Россия и Турция в 16.-17 вв. М., 1946. С. 127
- ↑ И. Г. Гербер. Известия о находящихся на западной стороне Каспийского моря между Астраханью и рекою Курою народах и землях и о их состоянии в 1728г. // "Сочинения и переводы, к пользе и увеселению служащие". СПб. 1760, с.36-37.
- ↑ Нусрет-наме Кирзиоглу Ф. Указ. соч. С.279
- ↑ Эфендиев О. Азербайджанское государство сефевидов в XVI веке. Баку. 1981. С. 15. 156.
- ↑ Алиев К.М. В начале было письмо Газета Ёлдаш. Времена 13.04.2012.
- ↑ Всеобщее историко-топографическое описание Кавказа (XVIII в.). 1784 г.
- ↑ С. А. Белокуров. Указ. соч. С. 58-59.
- ↑ Л. И. Лавров. Кавказская Тюмень // Из истории дореволюционного Дагестана. М. 1976, с. 163—165.
- ↑ Белокуров С. Указ. раб. С. 302, 405.
- ↑ Н. М. Карамзин. История государства Российского. Т.XI. Кн. III.
- ↑ Казикумухские и кюринские ханы. ССКГ. 1869. Вып. II. С. 6.
- ↑ Шамхалы тарковские, ССКГ. 1868. Вып. 1. С. 58.
Отрывок, характеризующий Казикумухское шамхальство
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.
Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.
Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.
В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.
Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
