Шамхорская резня

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Шамхорская резня
Место

Шамхор

Мотив

Штурм азербайджанскими вооружёнными формированиями поезда с русскими военнослужащими, с целью захвата оружия

Дата

1918

Убитые

по разным данным, начиная от 1000 до свыше 2000 русских

Шамхорская резня[1] — нападение в январе 1918 года близ города Шамкир (Шамхор) азербайджанских вооруженных групп на возвращающихся домой с Кавказского фронта русских солдат с целью завладения их оружием. В результате нападения погибло, по разным данным, свыше 2000 русских солдат[2].



История

С развалом Российской империи армия, находившаяся на Кавказском фронте, осталась брошенной на произвол судьбы, потеряв при этом былую организацию. Началось массовое отступление. Сотни вагонов, наполненных русскими войсками, оставляя фронт, по железной дороге возвращались домой. Министр внутренних дел ЗДФР Ной Рамишвили приказал задержать русских солдат на станции Шамхор[3]. Помимо этого, существовало письмо Ноя Жордания от 6 января 1918 года, предписывающее разоружить возвращающихся с фронта русских солдат. Операцией по разоружению на железнодорожных станциях руководил грузинский князь, полковник Л. Магалов[3], военными действиями же непосредственно руководили стоящие во главе мусульманских масс азербайджанские политические деятели А. Сафикюрдский (англ.) и доктор Худадат-бек Рустамбеков[4]. Как сообщала в те дни газета «Бакинский рабочий», «Ной Жордания и его всегда не по разуму усердный помощник Н. Рамишвили послали бронированный поезд во главе с Абхазовым, который раздавал оружие мусульманам и помогал им расстреливать тысячи солдат и разоружать эшелоны»[5]. Сам Жордания отрицал, что подписывал эту телеграмму[5].

В январе 1918 года близ села Шамхор один из таких поездов был остановлен вооруженной группой азербайджанцев. Остановившие поезд азербайджанцы потребовали разоружения русских солдат, на что последние ответили им отказом. После этого началась бойня, которая спустя какое-то время завершилась взятием поезда. В результате столкновения, согласно разным источникам, погибло свыше 2000 русских[2][6]. В ходе предпринятого штурма азербайджанцы получили в качестве трофеев вооружение русских солдат (около 15 тысяч винтовок, 70 пулеметов, два десятка пушек и другое оружие[7]). Важную роль в прекращении столкновений сыграли отец и сын Рафибековы, Ш. Рустамбеков и А. Сафикюрдский (англ.), которые провели 11 января переговоры с командованием русских войск. Врач Рафибеков оказал раненым русским солдатам посильную медицинскую помощь[3]. На переговорах Сафикюрдский сообшил, что есть телеграмма Ноя Жордания о разоружении армии[3].

Этот трагический инцидент азербайджанцы рассматривали как своё боевое «крещение», в результате которого они получили большое количество оружия, и одновременно с этим вызвали шок и ярость бакинских большевиков[8][9]. На состоявшейся позднее в Тифлисе сессии местных советов в произошедшем в Шамхоре обвинили Ноя Рамишвили[3]. Газета «Бакинский рабочий» возложила ответственность не только на Жордания и Рамишвили, но и на Мусульманский национальный комитет в Елизаветполе[5]. Известие о шамхорской резне вызвало возмущение в народных массах. По призыву большевиков на многих предприятиях Тифлиса была проведена политическая забастовка протеста, кроме того, более месяца бастовали рабочие Тквибульских каменноугольных копей[10]. За шамхорской резней последовали организованные нападения на русских в Азербайджане[11].

Напишите отзыв о статье "Шамхорская резня"

Примечания

  1. Firuz Kazemzadeh // The struggle for Transcaucasia, 1917—1921 // Изд-во «Hyperion Press», 1981 г. — стр. 83 Всего страниц: 356 ISBN 0-8305-0076-6, 9780830500765
  2. 1 2 История пролетариата СССР. - Выпуски 17-20. Институт истории 1934 г. стр 18
  3. 1 2 3 4 5 Гасанлы Дж. П. История дипломатии Азербайджанской Республики: Внешняя политика Азербайджанской Демократической Республики (1918—1920). — Флинта: Наука, 2010. — Vol. I. — P. 34-35. — ISBN 978-5-9765-0899-6, 978-5-9765-0900-9, 978-5-02-037267-2, 978-5-02-037268-9.
  4. С. Д. Беридзе. Борьба за победу советской власти в Грузии: документы и материалы (1917-1921 гг.). — Sabchota Sakartvelo, 1958. — P. 198 (784).
  5. 1 2 3 М. П Лобанов. Сталин в воспоминаниях современников и документах эпохи. — Алгоритм, 2008. — P. 145 (669).
  6. П. Н. Соболев / История Великой Октябрьской социалистической революции / Наука, 1967 — стр. 390(670)
  7. Ц. П. Агаян / Победа Советской власти и возрождение армянского народа / «Мысль», 1981 — стр. 49 (222)
  8. Alex Marshall. The Caucasus Under Soviet Rule // Routledge Studies in the History of Russia and Eastern Europe. — иллюстрированное. — Taylor & Francis, 2009. — Vol. 12. — P. 87. — 387 p. — ISBN 0415410126, 9780415410120.
  9. Tadeusz Swietochowski. Russian Azerbaijan, 1905-1920: The Shaping of a National Identity in a Muslim Community // Soviet and East European Studies Cambridge Russian, Soviet and Post-Soviet Studies. — иллюстрированное. — Cambridge University Press, 2004. — Vol. 42. — P. 113. — 272 p. — ISBN 0521522455, 9780521522458.
  10. А. Н. Хейфец / Советская Россия и сопредельные страны Востока в годы гражданской войны, 1918—1920 / Наука, 1964; — стр. 31 (470)
  11. Glenn Roberts. The Baku Soviet // Commissar and Mullah: Soviet-Muslim Policy from 1917 To 1924. — иллюстрированное. — Universal-Publishers, 2007. — P. 20. — 208 p. — ISBN 1581123493, 9781581123494.

Отрывок, характеризующий Шамхорская резня

Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.