Шамшин, Александр Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Александрович Шамшин
Дата рождения

25 августа 1908(1908-08-25)

Место рождения

село Борисово-Покровское, ныне Дальнеконстантиновский район, Нижегородская область

Дата смерти

23 сентября 1972(1972-09-23) (64 года)

Место смерти

Москва

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

Пехота
Танковые войска

Годы службы

19281957 годы

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

34-я мотострелковая бригада
22-й танковый корпус
9-й танковый корпус
3-й танковый корпус

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Александр Александрович Шамшин (25 августа 1908 года, село Борисово-Покровское, ныне Дальнеконстантиновский район, Нижегородская область — 23 сентября 1972 года, Москва) — советский военный деятель, Генерал-майор танковых войск (1942 год).





Начальная биография

Александр Александрович Шамшин родился 25 августа 1908 года в селе Борисово-Покровское ныне Дальнеконстантиновского района Нижегородской области.

Военная служба

Межвоенное время

В сентябре 1928 года был призван в ряды РККА и направлен на учёбу в Нижегородское пехотное училище, после окончания которого в марте 1931 года был назначен на должность командира взвода в 12-м стрелковом полку (4-я стрелковая дивизия, Белорусский военный округ).

В мае 1932 года был направлен на учёбу на Московские курсы усовершенствования командного состава, после окончания которых в октябре того же года был направлен в 3-ю учебную танковую бригаду (Белорусский военный округ), где служил на должностях командира танкового взвода, командира танкового роты и помощника начальника оперативного отдела штаба бригады.

В мае 1935 года был направлен на учёбу в Военную академию имени М. В. Фрунзе, после окончания которой в сентябре 1938 года был назначен на должность начальника штаба 42-й танковой бригады, в июне 1939 года — на должность преподавателя в Военной академии механизации и моторизации РККА, в октябре 1940 года — на должность начальника штаба 39-й танковой бригады, а в марте 1941 года — на должность начальника штаба 39-й танковой дивизии (16-й механизированный корпус, 12-я армия, Киевский военный округ).

Великая Отечественная война

С началом войны дивизия в составе 18-й армии (Южный фронт) вела тяжёлые оборонительные бои на территории Правобережной Украины в междуречье рек Прут, Днестр и Днепр.

В сентябре 1941 года Шамшин был назначен на должность командира 34-й мотострелковой бригады, которая в декабре того же года в составе оперативной группы генерала Ф. Я. Костенко в ходе контрнаступления под Москвой отличилась при разгроме елецко-ливенской группировки противника. Бригада в ходе наступления прошла до 8 км, создав условия для освобождения городов Ефремов и Елец.

С февраля по март 1942 года бригада в составе 21-й и 38-й армий принимала участие в ходе частных наступательных операций в районах городов Волчанск и Балаклея.

В апреле 1942 года Шамшин был назначен на должность командира 22-го танкового корпуса, который в составе Южного фронта принимал участие в ходе Донбасской оборонительной операции, а в июле был передан в состав Сталинградского фронта.

В октябре был назначен на должность командира 9-го танкового корпуса (Юго-Западный фронт), который участвовал в боевых действиях на жиздринском направлении. За проявленные инициативу и смелость Александр Александрович Шамшин был награждён орденом Красной Звезды.

В апреле 1943 года был назначен на должность начальника Управления боевой подготовки бронетанковых и механизированных войск Красной Армии, а в декабре — на должность командира 3-го танкового корпуса (2-я танковая армия), который отличился при отражении контрудара противника на винницком направлении и в боях юго-западнее города Корсунь-Шевченковский.

В сентябре 1944 года был назначен на должность командующего бронетанковыми и механизированными войсками Приволжского военного округа.

Послевоенная карьера

После окончания войны Шамшин находился на прежней должности.

В июле 1946 года был назначен на должность заместителя командира 27-й механизированной дивизии, а в ноябре 1948 года — на должность преподавателя кафедры тактики Военной академии бронетанковых войск.

Генерал-майор танковых войск Александр Александрович Шамшин в мае 1957 года вышел в запас. Умер в 23 сентября 1972 года в Москве.

Награды

Память

Напишите отзыв о статье "Шамшин, Александр Александрович"

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 2. — С. 198—199. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Шамшин, Александр Александрович

– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.