Радо, Шандор

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Шандор Радо»)
Перейти к: навигация, поиск
Шандор Радо
Radó Sándor
Дата рождения:

5 ноября 1899(1899-11-05)

Место рождения:

Уйпешт, ныне в составе Будапешта

Дата смерти:

20 августа 1981(1981-08-20) (81 год)

Место смерти:

Будапешт

Научная сфера:

география Венгрии, экономика

Известен как:

советский разведчик-антифашист, резидент «Красной капеллы» в Швейцарии

Награды и премии:

Ша́ндор Ра́до (венг. Radó Sándor; 5 ноября 1899, Уйпешт, ныне в составе Будапешта, Австро-Венгрия — 20 августа 1981, Будапешт, Венгерская Народная Республика) — советский разведчик, венгерский картограф и географ, доктор географических и экономических наук (1958), революционер.





Биография

Ранние годы

Родился в состоятельной еврейской семье: его отец был управляющим торговой фирмы и впоследствии стал предпринимателем. Во время Первой мировой войны в 1917 году призван в австро-венгерскую армию, окончил офицерскую школу крепостной артиллерии. Изучал право в Будапештском университете и вступил в Венгерскую коммунистическую партию вскоре после «революции астр» 1918 года. Участвовал в революционном движении 1919 года в Венгрии, установлении советской власти в Будапеште, был политическим комиссаром в 6 артиллерийской дивизии армии венгерской Красной Армии. После ликвидации Венгерской советской республики в ходе иностранной интервенции, как и многие другие венгерские революционеры, бежал в Вену. Там он продолжил обучение в университете, но уже специализировался на географии. Сотрудничал в журнале «Коммунизм», в 1920 году возглавил отделение РОСТА в Вене, а затем — интернациональное телеграфное агентство «Интел». Делегат Третьего Конгресса Коммунистического Интернационала в Москве (1921).

В 1922—1924 годах изучал географию в Йенском университете, во время революционной ситуации 1923 года в Лейпциге принимал активное участие в подпольной деятельности Коммунистической партии Германии и командовал военизированными пролетарскими сотнями в Саксонии. После подавления Гамбургского восстания, вместе со значительным количеством товарищей по партии, эмигрировал в Москву.

Находясь в 1924—1926 годах в Москве, работал картографом, секретарём Института мирового хозяйства и мировой политики АН СССР и старшим сотрудником Коммунистической академии. Затем жил в Германии, работал в коммунистических организациях. После гитлеровского переворота эмигрировал в Париж, где возглавлял агентство печати Инпресс.

Разведывательная деятельность

В годы Второй мировой войны 1939—1945 был руководителем одной из групп антифашистского Сопротивления, руководя разведывательной группой «Дора» (перестановка слогов фамилии Радо) в Швейцарии (позже о своём участии в антигитлеровской борьбе вспоминал в книге «Дора сообщает», впервые изданной в Венгрии в 1971 году).

Разведывательная группа Шандора Радо в годы Второй мировой войны работала в Швейцарии под вывеской агентства «Геопресс». Её основные информаторы находились в Германии. Особенно эффективной была группа Рудольфа Рёсслера (псевдоним «Люци»). По своим убеждениям Рёсслер не был коммунистом, но был активным антинацистом, эмигрировал из Германии в Швейцарию после прихода Гитлера к власти. Его друзья, оставшиеся в рейхе, занимали видные посты в штабе вермахта, в штабе ВВС и в МИДе в Германии. Они поставляли ему важную информацию, которую он передавал швейцарским секретным службам, а те пересылали её в Лондон. По одной из версий, когда Рёсслер узнал, что англичане не передают в СССР важнейшую информацию, касающуюся Восточного фронта, где решалась судьба войны в Европе (1941—1943 годы), он стал работать с советским резидентом в Швейцарии Шандором Радо. По другой, выход Рёслера на контакт с Радо был согласован с английской разведкой (или даже инспирирован ею) с целью снабжения советского командования дозированными разведывательными данными о планах германского командования на Восточном фронте.

В немецкой контрразведке группа Радо проходила под кодовым названием «Красная тройка» (по числу радиостанций группы Радо, две в Женеве — радистки Рут Вернер и Маргарита Болли, одна в Лозанне). Группа Радо сообщила советскому командованию важнейшие сведения о планах вермахта и дислокации войск германской армии на Восточном фронте, которые особенно полезными оказались в битве под Москвой (1941 год), под Сталинградом и в битве на Курской дуге (1942—1943 годы). Благодаря ей были известны и подробности немецкой ядерной программы — впоследствии, в письме 1978 года, Радо писал, что Вернер Гейзенберг намеренно тормозил её развитие.

Вскоре после Курской битвы немцы убедили швейцарские власти в необходимости активных действий против группы Радо. Швейцарская полиция, выйдя на их след, арестовала практически всех её членов. Сам Радо в конце 1944 года, спасаясь от ареста в Швейцарии, перебрался во Францию, где вступил в контакт с представителем советской разведки.

Выезд в СССР и арест

В начале 1945 года он был отправлен в СССР на самолёте. Опасаясь ареста по необоснованному обвинению, он при остановке в Египте попросил под вымышленным именем политическое убежище в посольстве Великобритании, однако оно ему предоставлено не было. Тогда он попытался покончить с собой и был госпитализирован. Советское посольство в Каире предъявило египетским властям сфабрикованное НКВД обвинение Радо в совершении уголовного преступления и добилось его выдачи. 2 августа 1945 года он был доставлен в Москву и арестован органами СМЕРШ. В декабре 1946 Особым совещанием при МГБ СССР Шандор Радо был осужден на 15 лет лишения свободы по обвинению в шпионаже.

Переезд в Венгрию

После смерти И. В. Сталина в ноябре 1954 года он был освобождён из заключения и выехал в Будапешт. 27 июня 1956 года Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла определение об отмене постановления Особого совещания и закрыла уголовное дело на Шандора Радо.

В 1958—1966 годах был профессором, заведующим кафедрой картографии Университета экономических наук имени Карла Маркса в Будапеште. С 1955 года руководил картографической службой ВНР, а с 1965 года — периодическим информационным изданием «Картактуаль», посвящённым вопросам картографии и геодезии. Под руководством Радо был издан полнейший атлас Венгрии (1967). В 1972 году избран председателем Комиссии по тематическому картографированию Международной картографической ассоциации, возглавил редакционную коллегию по изданию первой карты мира масштабом 1 : 2 500 000 (в 1 см 25 км.), состоящую из 234 частей.

Автор множества трудов по экономической географии Венгрии и мира, географическому разделению труда.

Награды

Память

Труды

  • Politische und Verkehrskarte der Sowjetrepubliken Radó, Sándor. — Braunschweig : G. Westermann, 1924, Abgeschlossen nach d. Stande vom 1. Januar 1924, 1:4000000
  • Führer durch die Sowjetunion Radó, Sándor. — Berlin : Neuer deutscher Verlag, 1928 [Ausg. 1927], Gesamtausg., 1 Aufl.
  • Atlas für Politik, Wirtschaft, Arbeiterbewegung: Atlas für Politik, Wirtschaft, Arbeiterbewegung
  • Guide à travers l’Union soviétique Berlin : Neuer Deutscher Verlag Willi Münzenberg, 1928
  • Guide-Book to the Soviet Union Berlin : Neuer deutscher Verlag Willi Münzenberg, 1928
  • Gross-Hamburg Radó, Sándor. — Berlin : Neuer Deutscher Verlag, 1929
  • Europäisches Russland und die Randstaaten Braunschweig : Westermann, [1933], 12. Aufl., 1:4500000
  • Deckname Dora Radó, Sándor. — Stuttgart : Deutsche Verlags-Anstalt, [1972], [1. — 5. Tsd.]
  • [militera.lib.ru/memo/other/rado_s/index.html Под псевдонимом Дора.] — М.: Воениздат, 1973.
  • Dora meldet Radó, Sándor. — Berlin : Militärverlag der Dt. Demokrat. Republik, 1974, 1. Aufl., 1. — 40. Tsd.
  • Magyarország autóatlasza Budapest : Kartográfiai Vállalat, 1974
  • Dora meldet Radó, Sándor. — Berlin : Militärverlag der Dt. Demokrat. Republik, VEB, 1977, 2. Aufl., 41. — 60. Tsd.
  • Reiseführer und Atlas Donauknie und Umgebung Budapest : Cartographia, 1979
  • Dora meldet … Radó, Sándor. — Berlin : Militärverlag der Dt. Demokrat. Republik, 1980, 3. Aufl., 61. — 90. Tsd.
  • Radó, Sándor (Spion) 1899—1981 / Spion

Напишите отзыв о статье "Радо, Шандор"

Примечания

  1. Юлиан Семёнов. [www.lib.ru/RUSS_DETEKTIW/SEMENOW_YU/otchayanie.txt Отчаяние]

Литература

Ссылки

  • [www.hrono.ru/biograf/bio_r/rado_shandor.html сайт «Хронос»]
  • [www.sem40.ru/ourpeople/destiny/13595/ Шандор Радо]

Отрывок, характеризующий Радо, Шандор

– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.