Шанкара

Статья из раздела Философия индуизма

Школы Санкхья · Йога · Ньяя · Вайшешика · Миманса · Веданта (Адвайта · Вишишта-адвайта · Двайта · Ачинтья-бхеда-абхеда)

Философы и мыслители Древние Вальмики · Капила · Патанджали · Гаутама · Канада · Джаймини · Вьяса · Маркандея · Яджнавалкья Средневековые Шанкара · Рамануджа · Мадхва · Нимбарка · Вишнусвами · Валлабха · Анандавардхана · Абхинавагупта · Мадхусудана · Намдев · Тукарам · Тулсидас · Кабир · Васугупта · Чайтанья Современные Ганди · Радхакришнан · Вивекананда · Рамана Махарши · Ауробиндо · Шивананда · Кумарасвами · Прабхупада · Анандамурти

Портал «Индуизм»

Ша́нкара (А́ди Шанкара санскр. आदि शंकर [aːd̪i ɕəŋkərə], Шанкарача́рья; 788—820) — индийский мыслитель, ведущий представитель Веданты, религиозный реформатор и полемист, мистик и поэт. На основе Упанишад создал последовательную монистическую систему — адвайта-веданту.

Биография

Традиционные описания жизни Шанкары в основном описывают чудесные и легендарные события. Его родители (брахманы) были бездетны много лет. Они молили Шиву в шиваитском храме Вришадринатха в горах Тричурa даровать им ребёнка. Шива явился во сне супругам и предложил выбор: множество посредственных сыновей, которые жили бы длинной жизнью во внешнем богатстве и удаче, или одного сына, который не будет жить долго, но станет великим мудрецом. Родители выбрали последнего, которого назвали в честь бога Шанкарой (один из эпитетов Шивы). Его отец умер, когда Шанкаре исполнилось пять лет. В этом возрасте он приступил к изучению четырёх Вед, показав поразительные способности и вскоре превзошёл в учёности своих учителей. В возрасте восьми лет, когда истёк срок отпущенный изначально Шанкаре для земной жизни, на глазах матери его в реке схватил крокодил и отпустил только тогда, когда женщина согласилась, чтобы её сын стал санньясином. Шанкара отправился в поисках гуру на север Индии, где на берегах реки Нармады он встретил Говинду, ученика Гаудапады. Здесь Шанкара постиг основы адвайты, написал большинство шиваитских и вишнуитских гимнов, создал ряд философских трактатов и комментарий к «Брихадараньяка-упанишаде». Существовало пророчество Бадараяны, согласно которому лучшее толкование его текста суждено написать усмирителю вод. Говинда вспомнил о нём, когда Шанкара, исполнив специальную мантру на «привлечение вод», усмирил вышедшую из берегов Нармаду. Шанкара, получив благословение своего учителя, за четыре года написал комментарии ко всем произведениям «тройного канона»: к «Брахма-сутрам» Бадараяны, «Бхагавад-гите» и основным Упанишадам. Шанкара совершил паломничество на священную гору Кайлас, где ему явился Шива в ипостаси подателя высшего знания (Дакшинамурти), и в Бенарес. После смерти Говинды, которого погребли на одном из островов Нармады и впоследствии возвели храм, Шанкара в сопровождении учеников, часть из которых была учениками Говинды, отправился в Праягу, гдё провёл немало диспутов и приобрёл новых приверженцев. Затем Шанкара вновь отправился в «город двух тысяч храмов» и поселился в гхате (святилище для совершения погребальных обрядов) на берегу Ганга. Однажды он встретил на улице чандалу (сына шудры и женщины-брахманки, наиболее презираемая часть индийского общества) и приказал тому уступить дорогу, опасаясь ритуальной нечистоты, но чандала, ссылаясь на учение адвайты о единстве Атмана, сказал о изначальном единстве всех живых существ, после чего Шанкара припал к его ногам и просил прощения.

В последние годы перед смертью Шанкара странствовал по Индии и организовал ряд монастырей (Дварака, Джошиматх в 45 км от Бадринатха, Пури, Шрингери, Канчи), некоторые из которых действуют и поныне. Умер он на 33 году жизни в окружении многочисленных учеников и приверженцев. Ряд мест претендуют на место его захоронения (Канчи, Кедарнатх), но есть предание о его божественном преображении (дематериализации в радужное тело) на горе Кайлас.

Версии датировки жизни

Существует несколько версий датировки жизни Шанкары:

• 788—820 н. э.: Эта версия является общепризнанной в науке. Она основывается на сведениях, задокументированных Шрингери Шарада Питхой, единственной матхой, которая почти полностью сохранила историю передачи учения через ачарьев, начиная с VIII века н. э.. Макс Мюллер, Макдонелл, Патхак, Дойссен и Радхакришнан придерживались именно этой версии.
• 509—477 до н. э.: эта датировка, относящая годы жизни Шанкары более чем на тысячу лет ранее по сравнению с другими версиями, основана на записях Дварака Питхи и Говардхана матхи. Однако такая ранняя датировка не согласуется с тем фактом, что Шанкара цитировал буддистского логика Дхармакирти.
• 44—12 гг. до н. э.: По мнению Анандагири, Шанкара родился в Чидамбарам в 44 г. до н. э. и скончался в 12 г. до н. э.
• VI век н. э.: Эта версия выдвинута К. Т. Телангом. Р. Г. Бхандаркар полагал, что Шанкара родился в 680 г. н. э.
• 805—897 гг. н. э.: А. Д. Венкитешвара не только относит время жизни Адишанкары к более позднему периоду, чем большинство исследователей, но и придерживается мнения, что Шанкара прожил 92 года, поскольку иначе не смог бы создать все приписываемые ему труды.

Адвайта Шанкары

Адвайта является монистической системой, которая утверждает Брахмана началом и единством сущего, а многообразие мира объясняет проявлением творческой энергии Брахмана (майя), которую «среднее» сознание, в силу омрачённости и незнания (авидья), воспринимает как разрозненные объекты, хотя между ними и Брахманом нет никакого отличия. Учение Шанкары исходит из традиционных для индуизма текстов: Веды, Упанишады, Бхагавад-гита и Веданта-сутры. Предшественники: Пурва-миманса, санкхья, йога, джайнизм, буддизм. «Мандукья-карики» Гаудапады написаны под влиянием буддийских идей. В религиозно-социальном отношении, Шанкара выступал как консерватор. Изучение ведической литературы традиционно запрещалось шудрам: этот «запрет и соответствующие наказания (вплоть до заливания ушей расплавленным оловом) Шанкара и поддерживает самым решительным образом (БСБ 1.3. 34-38)» По поводу обвинений адвайты Шанкары в «замаскированном буддизме» В. С. Костюченко отмечает, что «в современной Индии это тема ряда философских симпозиумов и конференций. Дискуссии эти показали, что, во всяком случае, утверждения о „замаскированном буддизме“ адвайты являются упрощением и огрублением реального взаимоотношения обоих учений. Уже начиная с Шанкары (яростно критикующего буддизм во всех его вариантах) пути вновь начинают расходиться». По мнению Сарвепалли Радхакришнана «не подлежит сомнению, что Шанкара развивает всю свою систему из упанишад, а „Веданта-сутру“ разрабатывает безотносительно к буддизму» Ф. М. Мюллер аналогично отрицает влияние буддизма на Шанкару.

Ряд индологов считает адвайта-веданту Шанкары естественной, логичной и наиболее точной трактовкой Упанишад.

Рудольф Отто указал на сходство в словаре и формулировках между Мейстером Экхартом и Шанкарой.

Шанкара отождествлял неведение-авидью и творческую силу Абсолюта, майю. Авидья-майя в его философии не определяется ни как реальная сила (в отличие от шакти кашмирского шиваизма), ни как голая иллюзия, не имеющая к Абсолюту никакого отношения: майя для Шанкары сила sad-asad-anirvacaniya, ни-реальная ни-иллюзорная. Майя, проявляясь как вселенная, скрывает за собой неизменную сущность: лишённый свойств, самотождественный, единый — ниргуна (непроявленный) — Брахман. Майя оказывается наложением (adhyasa) на неизменный Брахман. Будучи подверженной развёртыванию, трансформации (parinama) Майя является и оборотной стороной Брахмана, его творческой силой, шакти, которая включает в себя омрачение, неведение (авидью) — основу индивидуального характера опыта. Духовная реализация понимается Шанкарой как растворение в Брахмане субъекта, объекта и самого процесса познания. Ниргуна-Брахман, основа всего, лишён любых качеств. «Нельзя помыслить то, что пронизывает собою мысль», — говорит о ниргуна-Брахмане Шанкара.На самом деле, в мире нет никаких изменений, все новые названия являются обозначением для уже существующего: для Брахмана. Утверждая всеобщую причину, Брахман, Шанкара отрицает следствие, сводя его только к обозначению: «Следствие — только словесная форма, оборот речи». При этом, Брахман как основа мира, то есть наделённый качествами, является сагуна-Брахманом (что объяснение более низкого уровня, нежели учение о бескачественном ниргуна-Брахмане).

Произведения и переводы

Комментарии:

• «Брахмасутра-бхашья» — комментарий к «Брахма-сутре» («Веданта-сутре») Бадараяны.

• Шанкара. Избранные комментарии на Брахма-Сутры Бадараяны / пер. с санскр., вступл. и комм. Н. В. Исаевой. М., 1993.
• Шанкара. «Брахма-сутры». Комментарий Шанкары. Глава II, раздел III / пер. Н. В. Исаевой // Степанянц М. Т. Восточная философия. Вводный курс. Избр. тексты. М., 1997.
• Комментарий Шанкары к Брахмасутрам (публикация 1 сутры) // Народы Азии и Африки. 1983. № 4.

• Комментарии к Брихадараньяка-, Чхандогья-, Айтарея-, Тайттирия-, Кена-, Иша-, Катха-, Мундака-, Шветашватара- и Прашна-упанишадам.
  • Таиттирийа упанишад с комментариями Шри Шанкарачарии. Изд-во «Общество ведической культуры», 1994. 148 с. ISBN 5-87383-068-9 (ошибоч.)
  • Катха Упанишад с комментариями Шри Шанкарачарии / переводчик Д. Рагоза. Изд-во «Общество ведической культуры», 1994. 120 с. ISBN 5-87383-064-9
• Комментарий к «Бхагавад-гите».
• Комментарий к «Мандукья-карике» Гаудапады.

Трактаты:

• «Упадешасахасри» («Тысяча наставлений»)
• Шанкара. [psylib.org.ua/books/zilbd01/000/con11.htm Незаочное постижение] ["Апарокша анубхути"] / вступ. статья и пер. с санскрита Д. Б. Зильбермана // Вопросы философии. 1972. № 5. С. 109—116.
• Шанкара. Атма-бодха; Вивека-чудамани; Таттва-бодха. М.: Майя, 1992. — (Воспроизведение трёх брошюр, изданных в 1912 году.)

• Шанкара. Атмабодха / Пер. А. Я. Сыркина // Антология мировой философии. Т. 1, ч. 1. М., 1969.

• Шри Шанкарачарья. Пятиричность; Путь к совершенному самопознанию; Разъяснение изречения / Пер. с санскрита. СПб.: Об-во Рамакришны, 1994. 143 с.
• Шанкарачарья. Семь трактатов / Пер. с санскрита А. Адамковой. СПб.: Об-во «Адити»; Об-во Рамакришны, 1999. 213 с.

Поэзия:

• Шри Шанкарачарья. Волна красоты. Изд-во «Велигор»: 2006. 160 с. ISBN 5-88875-057-3
• Ади Шанкарачарья. Шиванандалахари / переводчик: Динанатха Бодхисвами. Изд-во «Старклайт», 2006. 120 с. ISBN 5-9633-0013-4

См. также

• Бхаджа-говиндам — гимн, приписываемый Шанкаре

Литература

• Шанкара // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Шанкарачарья // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Зильберман Д. Б. [www.bindu.ru/shankara_nezochnoe_postizhenie Адвайта-Веданте как опыт семантической деструкции языка]//«Вопросы философии», № 5, 1972, с.117-129
• Исаева Н. В. Концепция индивидуальной души в комментариях Шанкары на «Брахма-сутры» // Древняя Индия. Язык, культура, текст. М., 1985.
• Исаева Н. В. Полемика Шанкары с сарвастивадой // Рационалистическая традиция и современность. Индия. М., 1988.
• Мезенцева O.B. Концепция «иллюзорности мира» Шанкары и неоведантизм // Рационалистическая традиция и современность. Индия. М., 1988.
• Исаева Н. В. Шанкара и буддисты в «Комментарии на „Брахма-сутру“» // Буддизм: История и культура. М., 1989.
• Исаева Н. В. Шанкара и индийская философия. М., 1991.
• Исаева Н. В. Учение Шанкары как взгляд и хвост (на материале комментария Шанкары к «Брахма-сутрам» Бадараяны I.I.12-19 // История философия № 7. М., 2000. С. 39—69.
• Шохин В. К. Шанкара и категориальная система вайшешиков («диалог» несовместимых онтологий) // Историко-философский ежегодник 2005. М., 2005. C. 386—405.
• Bernhard Barzel. Mystique de l’ineffable dans l’hindouisme et le christianisme, Çankara et Eckhart. 1982.
• John A. Taber. Transformative philosophy. A study of Sankara, Fichte and Heidegger. 1983.
• Thomas Puttanil. A comparative study on the theological methodology of Irenaeus of Lyon and Sankaracharya. 1990.
• Bosco Correya: Heidegger and Sankara. A comparative study of «Thinking of being» and «Advaita». Kalamassery, Kerala, India. 2003.

Ссылки

• [www.shrikavalemath.org.in/ Официальный сайт Гаудападачарья Матха]
• [www.kamakoti.org/ Официальный сайт Канчи Камакоти Питам]
• [www.hariharapura.org/ Официальный сайт Лакшми Нарасимха Питам]
• [govardhanpeeth.org/ Официальный сайт Говардхан Питам]
• [www.sringeri.net/ Официальный сайт Шрингери Схарда Питам]
• [svbf.org/home_page.php Американский фонд Шрингери Видья Бхарати]
• [www.svbfcanada.com/ Канадский фонд Шрингери Видья Бхарати]
• [www.advaita-vedanta.org Адвайта-веданта Домашняя страница]
• [www.sankaracharya.org Ади Шанкарачарья и Адвайта-веданта библиотека]

Индуизм   Персоналии

Отрывок, характеризующий Шанкара

Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.


Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.