Шанхайская французская концессия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Шанхайская французская концессия (фр. La concession française de Shanghai, кит. упр. 上海法租界, пиньинь: Shànghǎi Fǎ Zūjiè) — территория Шанхая, находившаяся под управлением Франции с 1849 по 1946 годы.





История

Шанхайская французская концессия была учреждена 6 апреля 1849 года, когда французский консул в Шанхае Шарль де Мантиньи (Charles de Montigny) получил от шанхайского даотая документ, согласно которому часть территории выделялась под французский сеттльмент. Этот участок земли, где расположены современные шанхайские районы Сюйхуэй и Лувань, занимал центр, юг и запад городской части Шанхая. К юго-востоку от французской концессии находился обнесённый стеной Китайский город, а к северу — Британская концессия (впоследствии вошедшая в Шанхайский международный сеттльмент). Граница между британскими и французскими кварталами проходила по ручью Янцзинбан, впадавшему в реку Хуанпу; впоследствии ручей был засыпан, и по его бывшему руслу прошёл Проспект Эдуарда VII (современная Яньаньская улица).

Главой французской концессии был генеральный консул Франции в Шанхае. Сначала французы принимали участие в работе Муниципального совета Шанхайского международного сеттльмента, но в 1862 году приняли решение о прекращении этой практики, дабы сохранить независимость французской территории. С той поры повседневные вопросы решал Муниципальный административный совет (conseil d’administration municipale).

Для поддержания порядка на территории концессии была учреждена garde municipale. Подобно тому, как англичане использовали для службы в полиции Международного сеттльмента индийцев, французы использовали для поддержания порядка вьетнамцев. В 1850-х годах, во время тайпинского восстания, было создано ополчение — corps voluntaires. В это время, спасаясь от занявших китайскую часть города тайпинов, на территории, находившиеся под иностранной юрисдикцией, перебралось большое количество китайцев.

В 1902 году в концессии начали высаживать вдоль улиц платаны. Так как это было первым появлением данного растения в Китае, то китайцы стали называть эту разновидность платанов «французским платаном».

После Октябрьской революции в России в Шанхай хлынул поток русских эмигрантов, и русское население французской концессии выросло с 41 человека в 1915 году до 7 тысяч в 1920-х. Численность русской диаспоры в Шанхае ещё больше увеличилась после того, как японцы оккупировали Маньчжурию; в 1934 году на территории Французской концессии проживало уже 8260 русских. Концентрация русского населения на территории французской концессии привела к тому, что там имеются и православные церкви.

После начала японо-китайской войны японские войска первоначально не стали занимать территорию французской концессии, и туда, как и за 90 лет до этого, хлынули китайские беженцы из китайских районов Шанхая. Однако в 1943 году вишистское правительство Франции объявило о передаче французских концессий в Китае прояпонскому марионеточному китайскому правительству. 5 июня были переданы концессии в Тяньцзине, Ханькоу и Гуанчжоу, а 30 июля — концессия в Шанхае.

По окончании Второй мировой войны потеряли легитимность правовые акты как режима Виши, так и режима Ван Цзинвэя, однако новое французское правительство признало свершившийся факт во французско-китайском соглашении, подписанном в феврале 1946 года. В соответствии с этим соглашением гоминьдановские войска выводились из северной части Французского Индокитая, а Франция отказывалась от прав на концессии и колонии на территории Китая.

Интересные факты

Французская концессия в Шанхае описана в романе Жюля Верна «Треволнения одного китайца в Китае».

См. также

Иллюстрации

Напишите отзыв о статье "Шанхайская французская концессия"

Отрывок, характеризующий Шанхайская французская концессия

– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.