Правительство Большого пути

Правительство «Большого пути» города Шанхай
上海市大道政府
марионеточное государство Японской империи
← 1937 — 1938 →
Флаг
Столица	Пудун (восточный Шанхай)
Язык(и)	китайский, японский
Форма правления	Республика
мэр
- 1937-1938	Су Сивэнь

К:Появились в 1937 годуК:Исчезли в 1938 году

Правительство «Большого пути» города Шанхай (кит. 上海市大道政府, Shanghai Shi Dadao Zhèngfǔ) — марионеточное прояпонское правительство, небольшое время существовавшее в городе Шанхай во время Японо-китайской войны.

После Второго Шанхайского сражения японское правительство Коноэ стало искать способы дипломатического разрешения «китайского инцидента», так как длительная затяжная война была не в интересах Японии: у Японии не было сил для поддержания оккупационного режима на территории Китая. Японский Имперский генеральный штаб не желал повторения эксперимента, устроенного Квантунской армией, создавшей в Маньчжурии Маньчжоу-го, и потребовал от командования японскими армиями в Центральном Китае создания коллаборационистского правительства из китайцев, которое бы взяло на себя ответственность за ситуацию в районе Шанхая.

С ноября 1937 года начались переговоры с видными жителями Шанхая о создании временного городского правительства. В итоге японцы остановились на кандидатуре Фу Сяояня — директора Китайского коммерческого банка и главы Шанхайской генеральной торговой палаты. Фу был личным врагом Чан Кайши, и в 1927 году даже попал в тюрьму за отказ снабдить того деньгами. После освобождения из тюрьмы Фу бежал в контролируемую японцами Маньчжурию и прожил несколько лет под японской защитой. Однако Фу не пожелал сам возглавить новое правительство, и предложил кандидатуру Су Сивэня — профессора политических наук и религиозной философии из Университета Чичжи, находившегося в Цзянване. Су заканчивал токийский Университет Васэда, и был известен своими консервативными политическими взглядами. Су также был сторонником буддийско-даосского синкретизма, что повлияло как на выбранное им название правительства («Большой путь» 大道 Дада́о, см. «Дао»), так и на флаг (символ инь-ян на жёлтом фоне).

Новое правительство быстро приложило усилия для восстановления функционирования городских служб и организации полиции, которую возглавил Чжан Сунлинь — бывший глава полиции провинции Цзянсу. Средства были получены за счёт сбора налогов со всех товаров, ввозимых в город и вывозимых из города через линию фронта, а в качестве специалистов Су взял в правительство ряд бывших работников Южно-Маньчжурской железной дороги. Су пообещал очистить Шанхай как от коммунистов, так и от гоминьдановцев. Однако японские власти не очень серьёзно относились к правительству Су, и с недоверием относились к бандитам, религиозным фанатикам и наркоторговцам, получившим в нём посты. После того, как Су не смог организовать обещанные общественные работы (ибо финансовые средства оказались разворованными его протеже), пропагандистская ценность правительств резко снизилась. В качестве временной меры японцы привлекли в качестве надзирателя коллаборациониста Ван Чжихуэя из северного Китая.

После того, как в марте 1938 года Лян Хунчжи создал в Нанкине Реформированное правительство Китайской республики, японцы устроили ряд акций в его поддержку на территории центрального Китая, контролировавшейся японскими войсками. Менее чем через месяц Реформированное правительство продемонстрировало свою власть над Шанхаем, создав Надзирательный ямэнь для наздора за деятельностью городских властей Шанхая. Су Сивэнь формально признал власть Реформированного правительства 3 мая 1938 года.

Под властью Реформированного правительства Су Сивэнь продолжал работу в качестве главы Надзирательного ямэня, пока 19 октября 1938 года его не сменил новый мэр Шанхая — Фу Сяоянь.

Литература

• Wakeman Jr Frederic. The Shanghai Badlands: Wartime Terrorism and Urban Crime, 1937-1941. — Cambridge University Press, 2002. — ISBN 0-521-52871-2.

• Henriot Christian. In the Shadow of the Rising Sun: Shanghai under Japanese Occupation. — Cambridge University Press, 2004. — ISBN 0-521-82221-1.

Отрывок, характеризующий Правительство Большого пути

Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.