Шапка бумажная

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ша́пка бума́жная — головной убор, выполняющий защитные функции.

Это были стёганные шапки, из сукна, шёлковых или бумажных (хлопок) материй, с толстой хлопчатобумажной или пеньковой подкладкой. В подкладку иногда помещались куски от панцирей или кольчуг. Также они имели металлический наносник.[3] Представляла собой наиболее дешёвый военный головной убор в России до XVII века, поэтому встречалась довольно редко, используясь, в основном, беднейшей частью военного сословия. Использовались они в качестве шлема и у некоторых кочевников, в частности — калмыков.[4]

По защитным свойствам «шапка» была схожа с тегиляем — надёжной защиты не давала, но всё же, по свидетельствам современников, могла задержать стрелу.[5]

Также известны внешне очень похожие на «шапки бумажные» так называемые «куячные» или «куяшные шапки», которые представляли собой пластинчато-нашивной доспех бригантинного типа, аналогичный куяку. Как и сами куяки, как правило, они имели восточное происхождение. В «Древностях Российского государства» даётся такое описание куячной шапки[6][7]:

Во введении к описанию предметов III Отделения, мы [дали разъяснение относительно] существовавших в Оружейной казне куяков, или монгольских ватных панцирей, состоящих из железных пластинок, укреплённых гвоздиками в вате между шёлковой или суконной покрышкой и подкладкой. Собственно куяков не сохранилось ни одного; но сохранились три стёганые на вате шапки, азиатской работы, заключающие внутри куячные железные пластинки.

Судя по всему, куячная шапка и «шапка бумажная» — разные виды одного и того же защитного оголовья, просто первая была усилена стальными пластинками, а вторая была облегчённым и более дешёвым вариантом.

Напишите отзыв о статье "Шапка бумажная"



Примечания

  1. Илл. 52. Шапки бумажные // Историческое описание одежды и вооружения российских войск, с рисунками, составленное по высочайшему повелению: в 30 т., в 60 кн. / Под ред. А. В. Висковатова.
  2. Илл. 95. Русское вооружение с XIV до второй половины XVII столетия. Ратник в колонтаре с бармицей и шапке бумажной // Историческое описание одежды и вооружения российских войск, с рисунками, составленное по высочайшему повелению: в 30 т., в 60 кн. / Под ред. А. В. Висковатова.
  3. Висковатов А. В., «Историческое описание одежды и вооружения российских войск», ч.1.
  4. Издание «Древности Российского государства» — «Шелковая шапка»
  5. Герберштейн, «Записки о Московитских делах».
  6. [www.tforum.info/forum/index.php?app=core&module=attach&section=attach&attach_rel_module=post&attach_id=22018 Описание куячной шапки.]
  7. [www.tforum.info/forum/index.php?app=core&module=attach&section=attach&attach_rel_module=post&attach_id=22017 Изображение куячной шапки.]

См. также

Отрывок, характеризующий Шапка бумажная

Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.