Шапошников, Иван Иванович (архитектор)
Иван Иванович Шапошников | |||||||
Архитектор | |||||||
Основные сведения | |||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|
Работы и достижения | |||||||
Работал в городах | |||||||
Архитектурный стиль | |||||||
Важнейшие постройки |
Санкт-Петербургская Большая Хоральная Синагога (вместе с Л. И. Бахманом) | ||||||
Награды |
|
Ива́н Ива́нович Ша́пошников (2 июня 1833 — 31 марта 1898) — архитектор, академик архитектуры. Отец религиозного философа Елены Ивановны Рерих.
Содержание
Родословная и биография
По рассказам Е. И. Рерих, дед Ивана Шапошникова приехал в Россию при Петре I из Риги, где был бургомистром. При посещении Петром I Прибалтийского края он преподнёс царю шапку Мономаха. Пётр остался доволен приёмом и предложил бургомистру переехать в Россию. По принятии дедом русского подданства Пётр дал ему новую фамилию — Шапошников. У деда был один сын Иван, который женился на Воронцовой и у них было четыре сына и шесть дочерей. Один из сыновей — Иван Иванович Шапошников.[1]
В 1844—1847 годах И. И. Шапошников учился в Санкт-Петербургском Коммерческом училище, а с 1855 по 1864 годы в Императорской Академии художеств. С 1865 года был преподавателем в Строительном училище (в 1882 году переименовано в Институт Гражданских инженеров); с 1872 года — преподавателем в Технологическом институте, а с 1882 года — архитектором Главного Инженерного управления военного ведомства. В 1870-м стал членом-учредителем Санкт-Петербургского Императорского Общества архитекторов.[2]
Перестроил церковь Уланского полка в Петергофе, строил дачи в окрестностях Санкт-Петербурга, временную церковь св. Екатерины в Санкт-Петербурге, дом для омовения и отпевания на Преображенском еврейском кладибище, работал на строительстве зданий Александровского сталелитейного завода. Самая яркая и грандиозная постройка — Большая хоральная синагога. Проект, занявший первое место в отборочном конкурсе, осуществлен в 1880 году совместно с Л. И. Бахманом. Построена синагога в 1883—1893 годах под наблюдением архитектора А. В. Малова.
Был женат на Екатерине Голенищевой-Кутузовой. Двое их детей — сын Илларион и дочь Анна, умерли в пятилетнем возрасте, а дочь Елена, выйдя замуж за художника, путешественника и общественного деятеля Николая Рериха, приобрела известность в России как религиозный философ.
Награды
- Орден Святого Станислава 2-й и 3-й степени
- Орден Святой Анны 2-й и 3-й степени
- Орден Святого Владимира 3-й и 4-й степени
- В 1897 году возведен (по ордену) в потомственное дворянство вместе с женою и дочерью с правом на внесение в третью часть дворянской родословной книги.[2]
Проекты
- Проспект Римского-Корсакова, д. № 55 / Лермонтовский проспект, д. № 9 — доходный дом. 1871, 1885. Включено существовавшее здание.
- Щербаков переулок, д. № 1, левая часть — доходный дом. 1872.
- Улица Чайковского, д. № 31 — доходный дом. Перестройка и расширение. 1873.
- Улица Чайковского, д. № 18 — доходный дом. 1876—1877.
- Боровая улица, д. № 23 / улица Константина Заслонова, д. № 21 — доходный дом. Перестройка. 1877.
- Рижский проспект, д. № 25 — доходный дом. Перестройка. 1880.
- 19-я линия, д. № 12 — особняк и магазин скульптурных изделий Р. Гинкельдейна. 1881. (Надстроен и расширен).
- Набережная канала Грибоедова, д. № 138 — доходный дом. 1882—1883. Включен существовавший дом.
- Лермонтовский проспект, д.№ 2 — хоральная синагога. Проект совместно с Л. И. Бахманом. Осуществлен в 1883—1893 А. В. Маловым.
- Английский проспект, д. № 18 — особняк С. К. Римской-Корсаковой. Перестройка. 1887.
- Греческий проспект, д. № 1 — здание сыпной больницы. 1891. Совместно с Н. Ф. Беккером.
- Улица Оскаленко, д.№ 18, левый корпус — здание лазарета Санкт-Петербургского губернского земства. 1891—1899. Совместно с Н. Ф. Беккером.
- Набережная реи Пряжки, д.№ 5 / улица Александра Блока, д.№ 2-4, левая часть — дом и картографическое заведение А. А. Ильина. 1896—1897.
- Проспект Обуховской Обороны, д.№ 116 — корпуса Александровского сталелитейного завода. 1890-е.
- Улица Комсомола, д. № 22 / улица Академика Лебедева, д. № 1-3 — комплекс зданий Михайловского артиллерийского училища и академии. Расширение. 1890-е. (Частично перестроены).
См. также
- Рерих, Елена Ивановна — дочь Ивана Ивановича Шапошникова
Напишите отзыв о статье "Шапошников, Иван Иванович (архитектор)"
Примечания
Литература
- Зодчие Санкт-Петербурга. XIX — начало XX века / сост. В. Г. Исаченко; ред. Ю. Артемьева, С. Прохватилова. — СПб.: Лениздат, 1998. — 1070 с. — ISBN 5-289-01586-8.
Ссылки
- [www.orbis.spb.ru/topohron/personal/1012323.htm Санкт-Петербургские ассамблеи]
Отрывок, характеризующий Шапошников, Иван Иванович (архитектор)
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
- Кавалеры ордена Святого Станислава 2 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 3 степени
- Кавалеры ордена Святой Анны 2 степени
- Кавалеры ордена Святой Анны 3 степени
- Кавалеры ордена Святого Владимира 3 степени
- Кавалеры ордена Святого Владимира 4 степени
- Персоналии по алфавиту
- Архитекторы по алфавиту
- Архитекторы Санкт-Петербурга
- Выпускники Императорской Академии художеств
- Преподаватели Санкт-Петербургского архитектурно-строительного университета
- Члены Петербургского общества архитекторов