Шапп, Жан д’Отрош

Жан Шапп д’Отрош
Jean Chappe d'Auteroche
Дата рождения:	2 марта 1722(1722-03-02)
Место рождения:	Мориак (департамент Канталь)
Дата смерти:	1 августа 1769(1769-08-01) (47 лет)
Место смерти:	Сан-Хосе-дель-Кабо, Мексика
Страна:	Франция
Научная сфера:	астроном

Жан Шапп д’Отрош (фр. Jean Chappe d'Auteroche, 2 марта 1722, Мориак, Овернь, Франция — 1 августа 1769, Сан-Хосе-дель-Кабо, Мексика, Новая Испания) — французский астроном и путешественник.

Биография

Жан Шапп д’Отрош родился в 1722 г. в Мориаке в знатной семье. Первый этап его жизни был посвящён религии, и лишь позднее он увлёкся астрономией. Помимо духовного сана он получил звание члена Академии наук (назначен «адъюнкт-астрономом»). Аббат получил разностороннее образование, имел не только философские, но и широкие естественно-научные и технические познания.

В 1761 г. Шапп прибыл в Россию для наблюдения в Тобольске по поручению Парижской академии наук прохождения Венеры через диск Солнца. Особый интерес русских и иностранных астрономов к этому явлению, имевшему место 6 июня (26 мая) 1761 г., был связан с новым методом определения солнечного параллакса (расстояния от Земли до Солнца), предложенным в 1716 г. астрономом Э. Галлеем.

В 1769 г. Шапп предпринял для той же научной цели (наблюдение прохождения Венеры по диску Солнца) путешествие в Нижнюю Калифорнию, где и скончался. Его [books.google.com/books?id=vpEBAAAAYAAJ «Voyage en Californie»] издано Кассини в 1772 г.

В честь Шаппа назван кратер на Луне.

Работы

Знаковое произведение автора

После возвращения на родину аббат 6 лет писал произведение, которое вышло в свет в 1768 г.: «Путешествие в Сибирь по приказу короля в 1761 г.; содержащее отчёт об обычаях и традициях русских, состоянии государственных дел этой державы; географическое описание и нивелирование дороги от Парижа до Тобольска, астрономические наблюдения и опыты с природным электричеством». В процессе её написания Шапп д’Отрош обрабатывал путевые дневники, дополнял уже имеющуюся информацию, сверял свои наблюдения с другими источниками, составлял статистические таблицы. Издание получилось объёмным и содержательным, состоящим из двух томов, где первый разделён на две части, а во втором даётся перевод на французском сочинения С. П. Крашенинникова «Описание земли Камчатки…».

Шапп д’Отрош побывал (не считая мелких насёленных пунктов и деревень) в Риге, Петербурге, Твери, Клину, Москве, Нижнем Новгороде, Казани, Козмодемьянске, Вятке, Соликамске, Верхотурье, Екатеринбурге, Тюмени.

В Тобольске Шапп находился с 10 апреля по 28 августа 1761 г. Аббат не знал русского языка, поэтому встречаются неточности в географических названиях и фамилиях (Пушкин — Pouskin, Арцыбашев — Artibacher, Ермак Тимофеевич — Termak Timofeiwitz, Хан Кучум — Kan Zutchuin; церковь Преображения — Probrasenia, церковь Параскевы Пятницы — Patnis Proscovica и т. д.).

В своей книге он описал крестьянскую одежду и избы, сани и бани, праздники и богослужения, застолья и посты, нравы и обычаи, приметы и суеверия, наказания дыбой и кнутом. Труд изобилует рассуждениями о климате России, её истории, флоре и фауне, образовании, науке и искусствах, православии и церкви, армии и флоте, торговле, системе правосудия, роли женщины в обществе, язычестве и т. п. Описания сопровождаются великолепными гравюрами, выполненными Лепренсом. Подробная, насыщенная неизвестными европейскому читателю фактами, книга имела во Франции огромный успех. В течение нескольких лет появились переводы и на другие европейские языки, например [books.google.com/books?id=IBwPAAAAYAAJ на английский] (1770) и [books.google.com/books?id=JTEPAAAAYAAJ голландский] (1771).

Судьба книги

Именно Шапп д’Отрош становится первооткрывателем нового литературного жанра — путевых заметок, который в XIX в. будет пользоваться невероятной популярностью. Однако, несмотря на шумный успех, книга аббата была встречена во Франции неоднозначно. Философы и, прежде всего, члены Академии наук, разошлись во мнениях.

Антирусская направленность и враждебность вызвали раздражение таких деятелей французского Просвещения, как Дидро и Гримм.

В России на книгу Шапп д’Отроша была опубликована обстоятельная критика. Так М.В. Ломоносов, ещё за четыре года до публикации «Путешествия в Сибирь», называл аббата «недоброхотом России», как бы предвосхищая содержание. В книге Шаппа неоднократно подчёркивается отсталость России, превосходство Европы, несправедливые осуждения русского народного характера, нравов, критика государственного строя.

Болезненнее всех отреагировала на публикацию «Путешествия в Сибирь» императрица Екатерина II. В 1768 г., когда «Путешествие в Сибирь» было опубликовано, Екатерина уже шесть лет как была на троне и она сделала резонный вывод: книга будет расценена как сочинение о современной России. Екатерине казалось, что все усилия, годами прилагавшиеся ею для того, чтобы завоевать уважение философов, переманить их не только на свою сторону, но и на сторону России, её усилия по укреплению позиций Российского государства в Европе и стремление реформировать страну в согласии с философией Просвещения, были перечёркнуты д’Отрошем. Ведь на страницах «Путешествия» Россия была представлена варварской страной, не заслуживающей права участвовать в жизни Европы, а также подчёркивалась неспособность русских занять какое-то место в европейском цивилизованном мире.

С таким положением вещей Екатерина смириться не могла. В 1770 г. в Амстердаме (по другим сведениям, в Петербурге) вышла объёмистая, состоящая из двух частей, книга под названием «Антидот» («Противоядие»), имевшая подзаголовок «Разбор дурной, но великолепно напечатанной книги под заглавием „Путешествие в Сибирь по приказу короля в 1761…“». Книга вышла без имени сочинителя, но её авторство сразу было приписано Екатерине II (по другой информации, соавтором императрицы была княгиня Дашкова). В «Антидоте» шаг за шагом опровергаются слова Шаппа.

Перевод на русский язык

Возможно, из-за не слишком благосклонного отношения к России и отрицательного отношения императрицы, книга «Путешествие в Сибирь» в России никогда не издавалась и на русский язык переведена не была. Только в 2005 г. вышел русский перевод Э. Каррер д’Анкос «Императрица и аббат», состоящий из облегчённой версии первой части «Путешествия», непосредственно относящейся к России, и полной версии «Антидота».

Наличие в фондах

В июле 2005 г. уникальное издание было передано отделу редкой книги Государственной публичной научно-технической Библиотеки Сибирского отделения Российской Академии наук (ГПНТБ). Ранее в мае 2004 г. это произведение было представлено в выставочном комплексе «Сибирская ярмарка» в день открытия выставки «Книги Сибири — 2004» в Новосибирске. По словам С. Савченко, книга, скорее всего, попала в Новосибирск в 1934 г. — когда после смерти Кирова из Ленинграда в Новосибирск были высланы многие потомки дворянских фамилий, или в период эвакуации ленинградцев в Сибирь во время войны.

В российских библиотеках находятся всего три экземпляра этой редкого издания, различающихся полнотой и сохранностью — в Российской национальной библиотеке, библиотеке Эрмитажа в Санкт-Петербурге, а также в библиотеке УрГУ, переданные Луначарским из Царскосельского лицея.

Книга оцифрована проектом Google Books, см. ссылки ниже.

Переиздание

Шапп д’Отрош Ж. Атлас к путешествию в Сибирь = Chappe d’Auteroche Jean. Atlas au Voyage en Siberie, fait par ordre du Roi en 1761. — Факсимильное издание 1769 г. — СПб.: Альфарет, 2008.

Ссылки и источники

• Шапп д'Отерош // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [library.ikz.ru/georg-steller/aus-sibirien-2013-2006/masalova-s.v.-abbat-zhan-shapp-d2019otrosh-i-ego Электронная библиотека «Путь в Сибирь»]

Отрывок, характеризующий Шапп, Жан д’Отрош

Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.