Шапрашты
Поделись знанием:
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.
В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Шапрашты — Один из уйсунских родов Старшего жуза в системе генеалогии казахов. Основными местами расселения были предгорья Заилийский Алатау в районе города Алматы на юго-востоке Казахстана. Боевой клич (Уран) — «Карасай!», родовые знаки (Тамга) — ай и тумар.
Содержание
История
Шапырашты уйсунское племя тюркского происхождения, прямыми предками которых являются Уйсуны и Саки-Тиграхауда. В списке племён, приводимом Махмудом Кашгари, упоминаются Чигил и Чимул, которые отождествляются с родом Чыбыл или Емил племени Шапырашты, а также род Кай, сопоставляемый с родом Екей этого же племени. О древности и исконности Шапырашты в составе Старшего жуза убедительно свидетельствуют устные родословные предания, записанные в ХIХ в и подтвержденные древними китайскими письменными источниками. Так согласно Ч. Валиханова родоначальником Шапырашты является, сын Бактияра ("Бактияр!"-боевой кличь-Уран всех Уйсун Старшего жуза казахов), внук легендарного Тобейулы Майкы бия, уйсунский хан Елсау Кун би (Гуньмо)- мальчик оставшийся без родных, поддержки и опоры, выкормленный кок (серой или голубой) волчицей, после поражения Уйсун в войне с Гуннами в 170 году до н.э. и выросший и воспитанный каганом Гуннов Моде. Родными братьями Шапырашты являются Ысты и Ошакты. По легенде Дикамбая-батыра, приводимой Н. Аристовым, Шапырашты (Досымбек) жил в 9 веке н.э., является внуком Байдибека и старшим братом тех же Ысты и Ошакты. Все это указывает на то, что Шапырашты наряду с другими десятью основными племенами Старшего жуза входили в конфедерацию племен Он ок (десять стрел), образованную древними уйсунями (II в. до н. э.).
Первые достоверные данные
Первые достоверные данные о составе Шапырашты мы имеем с начала ХIХ в. (архивные материалы), в которых перечисляются родовые подразделения племени, такие как Теке, Толемыс, Чыбыл, Екей, Есхожа, Ажике и Кеней. Н. Аристов в конце ХIХ в. насчитывает 5 родов Шапырашты: Екей, Емил, Асыл, Чыбыл и Айкым. По результатам современных исследований племя Шапырашты делилось на 3 основных подразделения: Малдыыстык, Желдіыстык, Кылдыыстык, которые в свою очередь имели следующие ответвления: Малдыыстык: Екей, Емил (Ескожа и Жайык); Желдыыстык: Шыбыл, Асыл и Ажеке; Кылдыыстык: Айкым (Кайдауыл и Калкаман).
По данным конца ХIХ в. племя Шапырашты, основная масса которых проживала в предгорье Верненского уезда, состояло из 7000 домов, по подсчётам М. Тынышпаева их в 1917 г. насчитывалось 70 тыс. человек. По свидетельству Н. Аристова, Екеи проживали в основном в Узун-Агачской и Чемолганской волости, Емил-Ескожа в районе рек Тургень, Иссык, Талгар, рек Малая Алматинка и Большая Алматинка, Каскеленки, Узын-Агаш, Кастек и Самсы, Шыбылы — в Куртинской волости, Асылы в районе рек Малой и Большой Алматинки и Каскеленки, Айкымы — в Каргалинской волости. Ч.Ч. Валиханов. Собрание сочинений в 5 томах:"К западу от албанов, т.е. от Тургена, кочуют дулаты и чапрашты (смежно) до истоков р. Чу и далее за ней через р. Талас до ташкентских городов и укреплений".
Мухамеджан Тынышбаев «Материалы по истории казахского народа», Ташкент 1925 год.
По истории киргиз-казакского народа написано довольно много: но только исследования Вельяминова-Зернова и Левшина нужно считать самыми обстоятельными. Остальные авторы обычно заимствовали у них и почти ничего нового не внесли. Особняком стоит Аристов со своим подробным и интересным исследованием племенного состава, как киргиз, так и других тюркских народностей. Авторы о киргизах искали в разных источниках только слово «казак», и обычно полагали, что это основное племя к которому в разные времена присоединялись различные тюрко-монгольские племена; но в то же время никто не выяснил и никто даже не занимался вопросом о том, какие из современных нам киргизских родов являются потомками прежних «казаков». Аристов, разбирая современный племенной состав киргиз только вскользь упоминает о прошлом отдельных родов. Между тем без предварительного изучения генеалогии каждого отдельного рода киргизского народа, а также без выяснения того, с кем и в какие времена он сталкивался, невозможно представить себе общую картину исторических судеб киргизского народа. Исходя из этого, мы задались целью вкратце, в хронологическом порядке изложить генеалогии отдельных родов.
Современность
На сегодняшний день в современной истории Казахстана выходцы из этого рода ярко представлены среди деловой, политической и культурной общественности.
Представители Шапрашты
- Назарбаев, Нурсултан Абишевич — президент Республики Казахстан, носитель титула «Лидер нации».
- Абыкаев, Нуртай Абыкаевич — государственный политический деятель Казахстана, дипломат, Председатель Сената Парламента Республики в разные годы, Председатель Комитета национальной безопасности Республики в разные годы, генерал-майор, доктор экономических наук.
- Мусабаев, Талгат Амангельдиевич — космонавт, генерал-лейтенант авиации Республики Казахстан (2007). Председатель Национального космического агентства Республики Казахстан.
- Тлендиев, Нургиса Атабаевич (1 апреля 1925 — 15 октября 1998) — казахский композитор, дирижёр, домбрист.
- Есимов, Ахметжан Смагулович — бывший аким (мэр) города Алма-Аты министр сельского хозяйства Республики Казахстан в разные годы, доктор экономических наук.
- Шаяхметов, Адиль Шаяхметович — государственный политический деятель Казахстана, генерал-лейтенант, бывший председатель Комитета национальной безопасности Республики Казахстан.
- Джандосов, Ураз Алиевич — бывший вице-премьер правительства.
- Умбетов, Серик Абикенович — управляющий делами президента.
- Султанов Бахыт Турлыханович — министр финансов РК в разные годы, министр экономики и бюджетного планирования РК в прошлом.
- Тургумбаев Ерлан Заманбекович — заместитель министра внутренних дел.
- Кайрат Сатыбалды — племянник Н. А. Назарбаева, заместитель акима города Астаны (1998—2000), вице-президент национальной компании «Казах-Ойл» (2000—2003), первый вице-президент национальной компании «Казахстан Темир-жолы» (2005—2006)
- Нукетаева, Динар Жусупалиевна- государственный политический деятель Казахстана, Председатель комитета по социально-культурному развитию Мажилиса Парламента Республики Казахстан.
- Нурдаулетов, Кайрат Жумабекович — казахстанский футболист, защитник клуба «Кайсар» и экс- капитан сборной Казахстана.
- Саурық батыр (1798—1854), [www.tarih.spring.kz/ru/history/modern/figures/stambekuly/] казахский батыр, руководил казахскими войсками и вместе со своим племянником Сураншы батыром в 1840 г.одержал победу над 3-х тысячным китайским войском в урочище Терен-Озек, в битвах против кокандских феодалов и кыргызского Ормон хана. Саурык-батыр погиб в сражении с кыргызами в Кастекском логу.
- Сұраншы батыр Акынбекулы (1815–1864) –казахский батыр, выбрал и выделил из родовых земель в местности Алматы, участок для строительства крепости Верный. 1853 г. во главе 300 войнов организовал разгром 20-ти тысячного кокандского войска, в районе современной станции Копа. Сураншы батыр погиб при взятии крепости Сайрам.
- Медеу Пусурманов (1850—1908)-один из основателей города Алматы (его именем назван знаменитый высокогорный каток Медео)
- Джабаев, Джамбул (1846—1945), казахский и советский поэт-акын, лауреат Сталинской премии второй степени (1941).
- Суюнбай Аронулы (1815—1898) — казахский акын. Его произведения впервые были изданы в 1935 году, сборник стихов «Акиык» вышел лишь в 1976 году. Такие акыны, как Джамбул Джабаев, Майкот, Кенен Азербаев, Умбетали, Бармак и другие считали себя учениками Суюнбая и продолжали традиции его школы.
- Болек Караулы (1700-1785) — казахский батыр, тысячник при Наурызбай батыре, внук Сатай батыра. В 1729 г. в поединке убил джунгарского полководца Анрак батыра, после чего место битвы было названо Анракайской долиной, а сама битва Анракайской
- [www.7su.kz/articles/108/ Наурызбай-батыр](1706—1781) — казахский полководец, батыр войны против джунгар, бас батыр-предводитель объединенных казахских войск на Анракайской битве.
- [shapyrashty.kz/shapyrashty/starshij-zhuz-shapyrashty/istoriya-roda/2-karasaj-batyr.html Карасай-батыр] (1589—1671) — казахский батыр времен войны против джунгар. Был батыром и полководцем в войнах при Есим хане и Жангир хане. В 17 лет в бою, выкрикивая свое имя, взял в плен двух джунгарских контайшы, за что Есим хан назвал его "Казахским батыром". После этой победы у племени Шапырашты боевым кличем стал «Карасай!», прежде был общеуйсунский "Бактияр!".
- Турар Рыскулов (1894—1938) — советский государственный деятель в Средней Азии, председатель Мусульманского бюро Туркестанской Коммунистической партии (1919), ЦИКа и СНК Туркестанской АССР, Полпред Коминтерна в Монголии. Родился 26 декабря 1894 года в Восточно-Талгарской волости Верненского уезда Семиреченской области в урочище Бесагаш (ныне — Талгарский район Алматинской области)(внесен ошибочно, он из племени Дулат)
- Сейдахмет Бердіқұлов (1933 – 1994) – писатель, журналист.
- Ахметжан Салимбаев — министр геологии Казахской ССР.
- Токаш Бокин (1890 — 1918) — участник борьбы за установление Советской власти в Семиречье и Верном (ныне - город Алматы), национально-освободительного восстания 1916 года в Семиречье.(внесен ошибочно, он из племени Сары-уйсин)
- Джандосов, Ураз Кикимович(1899—1938) — советский партийный и государственный деятель Казахстана и Средней Азии. Член Коммунистической партии с 1918 года.
- Джандосов, Санджар Уразович — политический деятель.
- Даркенбай Шокпаров — известный деятель культуры, народный мастер, кузнец, скульптор, поэт.
- Кикимов Максат Сакенович — известный городской служащий, руководитель управления экономики и бюджетного планирования города Алматы.
- Жапек батыр - мынбасы известный батыр есть одноименный посёлок в Алматинской области чуть ниже вокзала Алматы -1
Напишите отзыв о статье "Шапрашты"
Отрывок, характеризующий Шапрашты
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.
В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
