Шаранович, Милован

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Милован Шаранович
серб. Милован Шарановић / Milovan Šaranović
Дата рождения

20 ноября 1913(1913-11-20)

Место рождения

Поткрай, Королевство Черногория

Дата смерти

31 июля 1943(1943-07-31) (29 лет)

Место смерти

Жужемберк, Третий Рейх

Принадлежность

Королевство Югославия Королевство Югославия / Югославия Югославия

Род войск

пехота

Годы службы

1933—1943

Звание

полковник

Часть

Командовал

Сражения/войны

Награды и премии

Милован Шаранович (серб. Милован Шарановић / Milovan Šaranović; 20 ноября 1913, Поткрай31 июля 1943, Зайзенберг, ныне Жужемберк) — югославский черногорский партизан, полковник Народно-освободительной армии Югославии, Народный герой Югославии.



Биография

Родился 20 ноября 1913 в деревне Поткрай близ города Даниловград в бедной крестьянской семье. Черногорец по происхождению. Окончил начальную школу в родном селе и гимназию в Даниловграде (пятый и шестой класс гимназии окончил в Подгорице). По причине бедственного положения семьи ушёл из гимназии в 1930 году и поступил в Военную академию Белграда, которую успешно окончил в 1933 году. Произведён в младшие лейтенанты (подпоручики) пехоты и отправлен на службу в 29-й пехотный полк, город Требине. Позднее проходил службу в Билече в Школе офицеров запаса, а затем перебрался в Марибор. В 1939 году безуспешно пытался поступить в Высшую военную академию.

Незадолго до войны школа резервных офицеров из Марибора была переведена в Травник. Когда началась Апрельская война, батальон Милована участвовал в обороне Яйце. Поскольку командиры не оказывали сопротивления немцам, Милован с небольшой группой интеллигентов, студентов и коммунистов был единственным, кто сражался за город. После того, как положение стало безнадёжным, в течение 20 дней он двигался в родную деревню. В июне 1941 года он вступил в партизанское движение и, командуя ротой, вступил в схватку за Даниловград, приняв боевое крещение. Также он сражался за Веле-Брдо и Подгорицу, 1 декабря 1941 участвовал в битве за Плевлю. В начале 1942 года был назначен командиром Косоволужского батальона, который в районе Оря-Лука — Богетичи разгромил итальянскую колонну, которая пыталась прорвать осаду Никшича; за это батальон был удостоен благодарности от Верховного штаба НОАЮ. Командуя батальоном в Зетском отряде, Милован вёл бои в Черногории против врагов в Студенце, Кабленой-Главице, Жупе, Коньске и других местечках. В апреле 1942 года принят в КПЮ.

После образования 5-й пролетарской черногорской ударной бригады 12 июня 1942 Шаранович был назначен командиром 4-го батальона, с которым участвовал в марше пролетарских бригад в Боснию. Осенью 1942 года назначен заместителем командира 5-й пролетарской бригады. В конце 1942 года по приказу Верховного штаба НОАЮ командирован в Словению и там назначен командиром Штирийской оперативной зоны. В мае 1943 года произведён в полковники НОАЮ и назначен начальником Главного штаба НОАЮ в Словении. Под его руководством успешно действовали словенские 5-я ударная, 5-я пролетарская ударная и 4-я ударная бригады совместно с хорватскими частями. Под руководством Шарановича эти бригады отличились в боях при Метлике, наступлении в Сувой-Крайне, битве за Кочевье, победном сражении на Еленовом-Жлебе и так далее.

31 июля 1943 во время штурма Ново-Места Милован Шаранович погиб близ города Жужемберк.

25 октября 1943 Антифашистское вече народного освобождения Югославии посмертно наградило Шарановича орденом и званием Народного героя Югославии. После войны он был похоронен на Кладбище народных героев в Любляне.

Напишите отзыв о статье "Шаранович, Милован"

Литература

Отрывок, характеризующий Шаранович, Милован

Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.