Шарик (Простоквашино)

Шарик
Информация
Первое появление	«Дядя Фёдор, пёс и кот» (1973 год)
Вид	собака, пёс
Интересы	фотоохота, охота
Создатель	Эдуард Успенский
Оригинальная озвучка	Лев Дуров

Ша́рик — вымышленный пёс, популярный персонаж произведений детского писателя Эдуарда Успенского и, на их основе, серии советских мультфильмов («Трое из Простоквашино», «Каникулы в Простоквашино», «Зима в Простоквашино» (хотя первый мультфильм, где он появился в 1975 году, назывался «Дядя Фёдор, пёс и кот: Матроскин и Шарик»). В мультфильмах серии «Трое из Простоквашино» Шарика озвучивал Лев Дуров.

Описание

Бездомный добродушный деревенский пёс, обретший хозяина — Дядю Фёдора, друзей и крышу над головой.

Ранее охранял дачу у профессора Семина Ивана Трофимовича, который составлял «Охотничье-собачий» словарь. Тогда он и научился разговаривать.

На вопрос недовольного Матроскина о полезных способностях, Шарик ответил: «Я могу картошку окучивать задними лапами. И посуду мыть — языком облизывать. И места мне не надо, я могу на улице спать».

Шарик был хороший пёс, воспитанный, только запущенный: не мог сам помыться.

Дядя Фёдор решил привести его в порядок и повёз в парикмахерскую. Однако, там отказались стричь Шарика, под предлогом отсутствия «зала для собак». На что вмешался сообразительный Матроскин: «Эх вы! Вы бы сказали, что это не просто собака, а какого-нибудь артиста или директора стадиона. Вас бы вмиг и постригли, и завили, и одеколоном побрызгали». После чего парикмахер постриг Шарика, завил, помыл ему голову, и так проодеколонил, что от Шарика пахло «Полётом» за километр. Пудель из Шарика получился — хоть на выставку! Он даже сам себя в зеркале не узнал.

В произведениях культуры

Существуют анекдоты с участием Шарика из Простоквашино.

В ноябре 2008 года в городе Луховицы Московской области состоялось торжественное открытие памятника почтальону Печкину. Среди персонажей скульптурной композиции присутствуют Матроскин и Шарик. Бронзовая композиция высотой почти в два метра установлена напротив здания местной почты. Автор памятника — Полина Горбунова.

В обучающей литературе и играх

В 1995 году вышла книга «Russian Faces and Voices», в которой зарубежным читателям на примере повествования о приключениях Шарика, Матроскина, Дяди Фёдора и Почтальона Печкина в Простоквашино, предлагается ознакомиться с Россией и русской культурой.

В книге «Экономика для малышей» разбирается ситуация с купленной героями коровой и полученными надоями.

На примере письма Шарика родителям Дяди Фёдора изучается употребление прилагательных в русском языке, в журнале «Русский язык в школе»

В 2001 году, в журнале «Народное образование» (№ 7) был опубликован сборник задач в форме беседы Шарика, Матроскина и Почтальона Печкина, где те, общаясь между собой, ищут ответы на простейшие математические задачи.

В 2006 году вышла обучающая игра «Трое из простоквашино: Шарик учит азбуку. Для детей 4—6 лет».

В 2010 году в издательстве «Академия Развития» вышла книга «Учимся считать вместе с Дядей Федором, Матроскиным и Шариком».

В другой литературе

В юридическом справочнике по оформлению дарственных и завещаний противопоставляются персонажи Матроскина и Шарика, где Шарик описывается как добропорядочный гражданин, который паспорт поменял вовремя, соблюдает все правила и оформил разрешение на своё фоторужьё, в противоположность Матроскину, который в качестве документов везде предъявляет свои лапы и хвост, и является по сути дворовым котом, без определённого места жительства.

В пособии по менеджменту «Ценностное управление для бизнеса» Константина Харского, Шарик и Матроскин противопоставляются как Эмоционал и Материалист. По мнению автора, Матроскин относится к Шарику как к существу никчемному, бесполезному в хозяйстве, и потому очень глупому….

В задачнике «Познаём бухучёт с бухгалтером Ивановым» на примере ситуации, когда Шарик с Матроскиным решают продать «что-нибудь ненужное», рассматриваются счета бухгалтерского баланса.

Отзывы и рецензии

По мнению заместителя директора государственного института искусствознания, доктора философских наук, профессора Николая Андреевича Хренова, отношения Шарика, Матроскина и Печкина лишены терпимости. Каждый проявляет недовольство тем, как живёт ближний или сосед. Каждый считает, что его представления о должном укладе бытия самые верные. У всех троих сильны патриархальные психологические установки, внутреннее требование «общинности» и, соответственно, предрасположенность к склокам. В первой серии Матроскин, Шарик и Печкин просто недолюбливают друг друга. Во второй серии они постоянно переругиваются и ссорятся. В третьей серии кот и пёс поначалу вообще не разговаривают. И даже хозяйство у них приходит в упадок — печка не топлена, утварь покрыта паутиной. У постоянных обитателей Простоквашино нет того, чем так дорожит семья Дяди Федора — альтернативного препровождения времени и двухчастной организации жизненного пространства. Обреченность на постоянное совместное житьё-бытьё по-своему развращает. Никто уже не дорожит обществом друг друга, видя в близком существе только негативные качества. Гармония приходит к ним в виде расширения семейного круга за счет мальчика и его родителей — Матроскин и Шарик мирятся, пока вытаскивают из сугробов машину с Дядей Фёдором.

См. также

• Простоквашино
• Матроскин
• Почтальон Печкин
• Дядя Фёдор

Отрывок, характеризующий Шарик (Простоквашино)

Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.