Шарипов, Фатых Зарипович
Поделись знанием:
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
| Фатых Зарипович Шарипов | |||||||||||
| тат. Шәрипов Фатыйх Зариф улы | |||||||||||
 | |||||||||||
| Дата рождения | |||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Место рождения |
дер. Байряки-Тамак, ныне Ютазинский район, Татарстан | ||||||||||
| Дата смерти | |||||||||||
| Место смерти | |||||||||||
| Принадлежность | |||||||||||
| Род войск | |||||||||||
| Годы службы | |||||||||||
| Звание | |||||||||||
| Сражения/войны | |||||||||||
| Награды и премии |
| ||||||||||
Фатых Зарипович Шарипов ( 20 января 1921 — 29 июня 1995)— участник Великой Отечественной войны, старший лейтенант[1], Герой Советского Союза.
Биография
Родился в крестьянской семье. По национальности татарин.
Окончив Бугульминское педагогическое училище, несколько лет работал учителем математики в сельской школе, однако в 1940 году поступил в Казанское танковое училище, которое успешно окончил в мае 1942 года. В том же году вступил в КПСС. В мае 1942 года офицером попал на фронт. Прошёл боевое крещение 25 июля 1942 года в качестве командира танковой роты 183-й танковой бригады 10-го танкового корпуса 40-й армии Воронежского фронта. Участвовал в Курской битве.
Подвиг
В ночь на 23 сентября 1943 года Шарипов Ф. З. с вверенной ему моторизированной ротой переправился через Днепр в районе села Балык Кагарлыкского района Киевской области и с боем заняли плацдарм. Ожидая подхода основных сил, в течение трех суток рота под командованием Шарипова Ф. З. мужественно отражала контратаки немецких войск, неся значительные потери в технике и личном составе. В ходе боя рота под командованием Шарипова Ф. З. овладела важной высотой и удержала её до прихода основных сил.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 января 1944 года за умелые действия при переправе через Днепр, захват плацдарма, за мужество, смелость и героизм старшему лейтенанту Шарипову Фатыху Зариповичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 2360)[2]
После войны
По окончании войны, в 1946 году окончил Ленинградскую высшую школу бронетанковых и механизированных войск, после чего вернулся к преподавательской деятельности и стал преподавать военное дело в высших военных учебных заведениях. В 1951 году вышел в отставку в звании подполковник. В дальнейшем Фатых Шарипов жил в городе Ленинграде, где долгое время работал в Ленинградском мореходном училище на различных должностях. Умер в июне 1995 года в Санкт-Петербурге, похоронен на Южном кладбище.
Награды
Награждён орденами Ленина (10 января 1944), Отечественной войны I степени (11 марта 1985), двумя орденами Красной Звезды (16 июля 1943, 30 августа 1943), медалями.
Память
 Внешние изображения
| |
|---|---|
|
[www.bavly-cbs.ru/files/s_20060211204951.jpg Памятник героям Советского Союза — ветеранам Великой Отечественной войны, уроженцам Бавлинского района Татарской АССР]. |
- В посёлке Бавлы Республики Татарстан на площади Победы в 1985 году возведён мемориальный комплекс в честь павших солдат с вечным огнём и бюстами Героев Советского Союза — уроженцев Бавлинского и Ютазинского районов — Г. П. Евсеева, И. Д. Зиновьева, М. П. Панарина, Ф. З. Шарипова[3].
- В мемориальном комплексе, расположенном в Парке Победы города Казани, установлены мраморные таблички с фамилиями, именами и отчествами Героев Советского Союза — уроженцев ТАССР, получивших данную награду за доблесть и мужество во время Великой Отечественной войны. Среди них, возле Вечного огня установлена мраморная табличка с именем Шарипова Фатыха Зариповича.
- Мемориальная доска в память о Шарипове установлена Российским военно-историческим обществом на здании Байряка-Тамакской начальной школы Ютазинского района, где он учился.
- Именем Шарипова Ф. З. были названы пионерские дружины в городах Альметьевске и Старобельске (Украина)[4].
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Мемориальный комплекс в Парке Победы города Казани
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Мраморная табличка, посвящённая Шарипову Ф. З.
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Вечный огонь в мемориальном комплексе Парка Победы г. Казани и Вахта Памяти
Напишите отзыв о статье "Шарипов, Фатых Зарипович"
Примечания
- ↑ На момент присвоения звания Героя Советского Союза.
- ↑ [www.mirnagrad.ru/cgi-bin/exinform.cgi?basket=470633805&page=1&opage=&mpage=&npage=&un_code=mgss&ppage=113 медаль «Золотая Звезда» № 2360 — Фатых Зарипович Шарипов].
- ↑ [www.bavly-cbs.ru/index.php?id_artpage=19 Памятники истории и культуры Бавлинского района и города Бавлы].
- ↑ www.gma.ru/data/docs/museum/sharipovfz.pdf
Литература
- Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
Ссылки
[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=19161 Шарипов, Фатых Зарипович]. Сайт «Герои Страны».
- [www.tatar.ru/?node_id=1175&DNSID=832e12b6cdb1f14fdf738560cb41f82d&id=3051 Персоналии Республики Татарстан (оф.портал Республики Татарстан)].
- [bavly.tatar.ru/rus/info.php?id=125705 Портал муниципальных образований Республики Татарстан: Бавлинский район — Герои Советского Союза].
- [www.tankfront.ru/ussr/hsu/tk10hsu.html Герои Советского Союза 10-го танкового корпуса].
- [www.kvtkku.ru/heroes_ussr.shtml Наша гордость — Герои СССР].
- [www.kremnik.ru/node/422496 Мемориал Великой Отечественной войны. Герои Советского Союза из ТАССР].
- [www.bavly-cbs.ru/index.php?id_article=36 Бавлинская централизованная библиотечная система, Шарипов Ф. З.]
Отрывок, характеризующий Шарипов, Фатых Зарипович
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Категории:
- Родившиеся 20 января
- Родившиеся в 1921 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Ютазинском районе
- Умершие 29 июня
- Умершие в 1995 году
- Умершие в Санкт-Петербурге
- Герои Советского Союза
- Кавалеры ордена Ленина
- Кавалеры ордена Отечественной войны I степени
- Кавалеры ордена Красной Звезды
- Награждённые медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Награждённые медалью «50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Участники Курской битвы
- Участники битвы за Днепр
- Танкисты Великой Отечественной войны
- Похороненные на Южном кладбище (Санкт-Петербург)
