Шаришские говоры

Эта статья о шаришских говорах; о шаришском языке см.: Восточнословацкий литературный язык.

Ша́ришские го́воры (шаришский диалект) (словацк. šarišské nárečia, šariština) — говоры восточнословацкого диалекта, распространённые в северной и центральной частях восточнословацкого языкового ареала (на территории исторической области Шариш). Входят вместе с абовскими и спишскими в число западных восточнословацких говоров согласно классификациям таких диалектологов, как Ф. Буффа (F. Buffa), К. Палкович (K. Palkovič), Р. Крайчович (R. Krajčovič) и других; в классификации Й. Штольца (J. Štolc), а также в классификации, опубликованной в «Атласе словацкого языка» (Atlas slovenského jazyka), шаришские (без говоров юго-западного Шариша) вместе с земплинскими относятся к центральным восточнословацким говорам.

Ряд диалектных черт шаришских говоров в числе других восточнословацких черт характерен для югославо-русинского языка, распространённого в Сербии (Воеводина) и отчасти в Хорватии (Славония).

На базе шаришских говоров в середине XIX века был создан так называемый светский, или «мирской», вариант восточнословацкого литературного языка — «шаришский» язык (šariština). Этот вариант языка был в употреблении на территории восточной Словакии до второй мировой войны, кроме того на нём издавалась пресса словацкими эмигрантскими общинами в США с 1880-х годов (Amerikanszko-szlovenszke novini, Szlovjak v Amerike и некоторые другие газеты), в 1919 году недолгое время «шаришский язык» был официальным в Словацкой Советской Республике.

Классификация

Традиционно шаришские говоры отождествлялись с говорами Шаришского комитата (Шаришской жупы) — административно-территориальной единицы Венгерского королевства — и противопоставлялись говорам остальных трёх комитатов восточной Словакии — Спишского, Земплинского и Абовского. В современной словацкой диалектологии место шаришской группы говоров в восточнословацком ареале определяется по-разному. Согласно классификациям Ф. Буффы (F. Buffa), 1962; И. Котулича (I. Kotulič), 1962; Р. Крайчовича (R. Krajčovič), 1988, шаришские говоры вместе со спишскими и абовскими относятся к западным говорам и противопоставляются восточным — земплинским, а также сотацким и ужским. Подобное членение представлено на диалектологической карте Ивора Рипки (Ivor Ripka), 2001, из «Атласа населения Словакии» (Atlas obyvatel’stva Slovenska). К западным говорам относил шаришские также К. Палкович (K. Palkovič), 1981, отмечая наряду со спишскими и абовскими в числе западных также спишско-шаришские говоры (spišsko-šarišské nárečia). М. Семянова (M. Semjanová), 1976, в рамках западных говоров выделяла юго-западные (спишские и абовские) и северо-восточные (северные шаришские (severošarišské nárečia) и центральные шаришские (stredošarišské nárečia)). В классификации, представленной в «Атласе словацкого языка» (Atlas slovenského jazyka), 1968, шаришские (северные и центральные без юго-западных) вместе с земплинскими отнесены к центральным восточнословацким говорам и противопоставлены юго-западным — спишским, абовским и юго-западным шаришским (uhozápadošarišské nárečia), а также восточным — сотацким и ужским. Также к центральным говорам относил шаришские Й. Штольц (J. Štolc), 1994.

В одних классификациях шаришские рассматриваются как единая группа говоров, в других их разделяют на северные и центральные говоры («Атлас словацкого языка», М. Семянова, Р. Крайчович) и вычленяют спишско-шаришские (К. Палкович) или юго-западные говоры, которые сближаются со спишскими и абовскими говорами, на границе с которыми они размещены («Атлас словацкого языка»).

Область распространения

Шаришские говоры распространены в горных районах восточной Словакии в верхнем течении рек Ториса и Топля, главным образом на территории исторической области Шариш — в районах Прешов, Сабинов, Бардеёв, отчасти в районе Свидник (в окрестностях города Гиралтовце) в центральной части Прешовского края.

С запада к ареалу шаришских говоров примыкает ареал спишских говоров (включая область переходных шаришско-спишских говоров на юго-западе), на севере и востоке шаришские говоры граничат с русинскими говорами лемковского диалекта, на юго-востоке — с земплинскими говорами, на юге — с абовскими говорами.

Особенности говоров

Шаришские говоры разделяют все диалектные особенности, характерные для восточнословацкого диалекта в целом, в числе которых отмечаются:

1. Сочетания roT-, loT- на месте праславянских сочетаний *orT-, *olT- не под акутовым ударением: lokec «локоть», rokita «ракита», loňi «в прошлом году» и т. п.
2. Наличие на месте праславянского носового ę после губных согласных /e/ (в кратком слоге): meso «мясо», hovedo «скотина», dzevec «девять» и т. п. и /ɪ̯a/ (в долгом слоге): pamɪ̯atka «память», «памятник», dzevɪ̯ati «девятый» и т. п.
3. Отсутствие долгих гласных: mam «(я) имею», davam «(я) даю», luka «луг», dobri «добрый», «хороший» и т. п.
4. Сочетания плавных с гласным на месте слоговых [r̥] и [l̥]: /ar/ (tvardi «твёрдый»); /er/ (śerco «сердце»); /ir/ (virba наряду с vɪ̯erba/verba «верба»); /ri/; /al/ (halboki «глубокий»); /el/ (vil’k/vel’k «волк»); /ol/, /ul/ (polno/pulno «полно»), /lu/ (slunko «солнце»), /li/ (hl’iboko «глубоко»).
5. Изменение мягких /t’/ и /d’/ в [c], [dz]: dzeci «дети», dzedzina «деревня», cixo «тихо», volac «звать» и т. п.
6. Парокситоническое ударение (всегда падающее на предпоследний слог).
7. Окончание существительных -och, общее для форм родительного и местного падежа множественного числа всех трёх родов: bratox «братьев», «о братьях», ženox «женщин», «о женщинах», mestox «городов», «о городах», и окончание -om, общее для форм дательного падежа множественного числа всех трёх родов: bratom «братьям», ženom «женщинам», mestom «городам»;
8. Окончание -ima в творительном падеже множественного числа прилагательных и местоимений: s tima dobrima «с этими добрыми», z mojima «с моими», ś n’ima «с ними» и т. п.
9. Наличиие таких форм прошедшего времени глагола byt’ «быть» как bul «он был», bula «она была», bulo «оно было», bul’i «они были» и другие диалектные черты.

Также в языковую систему шаришских говоров включаются ряд собственных местных диалектных черт, основные из них:

1. Гласная /e/ в словах типа pisek, statečni и т. п. Наличие данной гласной известно также спишским говорам. В земплинских и западных абовских говорах ей соответствуют гласная /o/: pisok (pjesok — в западных абовских говорах), statočni и т. п.
2. Оглушение согласной /v/ в конце слога перед согласной и в конце слова, как и в спишских говорах: staf, ofca и т. п. Для земплинских и восточных абовских говоров характерно произношение билабиального [u̯]: stau̯, ou̯ca и т. п.
3. Наличие звука [s] в группе /str/, как и в спишских говорах: streda, striblo и т. п. В земплинских говорах в данной группе отмечается произношение [ś].
4. Сочетание /sc/, перед которым отсутствует /j/, как и в спишских говорах: bol’esc, ňesc и т. п. В земплинских говорах отмечается /j/ перед /sc/: bol’ejsc, ňejsc и т. п.
5. В большинстве шаришских говорах произносится /u/ (на месте древней долгой ó) в словах типа vul, stuj, ňebuj śe и т. п. Подобное произношение встречается в земплинских говорах, в абовских и большинстве спишских говоров в словах этого типа произносится /o/: vol, stoj и т. п.
6. Распространение в большинстве шаришских говоров форм с гласной /i/ типа hňiv, ch’lib, śvička, l’iska, hvizda, hňizdo, śmich, dzifka, viter, bili и т. п. Произношение гласной /i/ встречается в земплинских говорах: hňiu̯, ch’liu̯, hňizdo , hvizda, dziu̯ka, bili и т. п. В большей части спишских говоров и в абовских говорах отмечается произношение /e/: hňev, ch’leb, śvečka, l’eska, hňezdo, śmich и т. п. или /je/ в таких словах, как mješac, bjeli, dzjefka, śmjech и т. п.
7. Произношение следующих отдельных слов, схожее с произношением в спишских говорах: krasta, kolera, ku, ked, medzi, ten moro, on. Противопоставлено произношению в земплинских говорах: chrasta, kol’era, gu, kedz, medźi, tot, morjo, vun, в абовских говорах отмечается форма gu.
8. Наличие окончания -ovi у одушевлённых существительных мужского рода единственного числа в дательном и местном падежах: sinovi, chlapcovi, majstrovi и т. п. Такое же окончание у существительных употребляется в спишских говорах, в восточных абовских и земплинских говорах распространены формы существительных с окончанием -oj: sinoj, chlapcoj,majstroj и т. п.
9. Формы существительных женского рода единственного числа в дательном и местном падежах типа na luce, na ruce, na noźe, pri macoše и т. п. Противопоставлены формам типа na luke, na ruke, na nohe, pri macoche и т. п. в спишских говорах и формам na lukoj, na rukoj, na nohoj или na noźe, pri macochoj и т. п. в земплинских говорах.
10. Форма причастия прошедшего времени типа pik, ňis, как и в большинстве земплинских говорах, противопоставленная форме pekol, ňesol, распространённой в спишских говорах, в абовских говорах встречается форма типа robel, robela.

Кроме вышеперечисленных диалектных черт, характерных для всех или для большинства шаришских говоров, в той или иной области шаришского диалектного ареала, главным образом периферийной, встречаются местные языковые черты. Прежде всего это черты окраинных ареалов соседних групп говоров, заходящих на территорию области распространения шаришских говоров.
Так, например, для южных говоров шаришского ареала (к югу от Прешова) характерны такие черты, как произношение гласной /o/ в словах типа sol’, stol, vol, nož, koň, stoj и т. п. и произношение /e/ в словах типа hňev, ch’lev, śňeh и т. п, распространённые в соседних с шаришскими спишских говорах, а также распространение форм типа cerpic, rozumic, l’ežic и т. п., наличие форм типа zhinol, minol и т. п. — на остальной территории Шариша в основном распространены формы cerpec и zhinul. В меньшей области к юго-западу от Прешова распространены формы типа śpjevac, bjeli, śvječka, pjesok, zdravje, robjel, śmjech и т. п. Для северных говоров шаришского ареала (к северу от Бардеёва) характерны такие черты, как наличие гласной /e/ в вокализованных предлогах и окончаниях существительных мужского рода единственного числа в форме творительного падежа: ze (źemi), ze (mnu), ve (vodze), pode (mnu), z bratem (в остальных шаришских говорах — zo, vo, podo, z bratom); наличие форм глаголов 1-го лица единственного числа настоящего времени: muśu, pujdu и т. п. наряду с volam (в остальных шаришских говорах формы с окончанием -m — musím и т. п.); форм глаголов 3-го лица множественного числа настоящего времени на -a: pujda, kupuja и т. п. (в остальных шаришских говорах формы с окончанием -u, -ju); наличие форм типа slamjani и т. п..

Примечания

Источники

Литература

1. Karpinský P. [www.unipo.sk/public/media/11314/Slovo%20o%20slove%2015%20-%202009.pdf Východoslovenská nárečia (výsledky výskumu v období 1960—2000)] // Slovo o slove. Zborník Katedry komunikačnej a literárnej výchovy Pedagogickej fakulty Prešovskej univerzity, ročník 15. — Prešov, 2009. — С. 20—35. — ISBN 978-80-8068-972-8. (Проверено 8 мая 2013)
2. Semjanová M. [ilonas.net/valal/pdf/Semjanova1976_Zemplin_izoglosy.pdf Pokus o vnútornú diferenciáciu zemplínskych nárečí] // Nové Obzory. — Prešov, 1976. — № 18. — С. 371—378. (Проверено 8 мая 2013)
3. Short D. Slovak // The Slavonic Languages / Edited by Comrie B., Corbett G. — London, New York: Routledge, 1993. — P. 533—592. — ISBN 0-415-04755-2.
4. Смирнов Л. Н. Словацкий язык // Языки мира: Славянские языки. — М., 2005. — С. 274—309. — ISBN 5-87444-216-2.

Ссылки

• [www.pitt.edu/~armata/dialects.htm Pitt.edu] (англ.). — Map of Slovak Dialects. [www.webcitation.org/6GY04TJf2 Архивировано из первоисточника 12 мая 2013]. (Проверено 8 мая 2013)

Отрывок, характеризующий Шаришские говоры

Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.